Вор черной масти
Шрифт:
Я вперил в него тяжелый взгляд:
– Когда с мое на свете поживешь, не будешь спрашивать лишнего! Сделайте, что сходка требует.
– Но я никак взять в толк не могу, что мы можем?
– Много можем, - с горячностью и каким-то внутренним подъемом произнес я.
– Увидишь сам! Все увидите! Матерью клянусь! Век воли не видать! Сукой буду!
Это была страшная клятва пахана, авторитета зоны, и молодой бродяга сразу отступился.
– Теперь скажу, что придумал, - продолжал я, как ни в чем не бывало.
– Устроим маленький фокус. И попугая с барабанщиком враз уберем! За друга спросим и ссучеными не станем. Да так, что никто моргнуть не успеет. По-хитрому.
Я
– Завтра все выходим на работу, - сказал я. Хотя я прекрасно понимал, что произнося эти слова, можно получить по ушам. Вор не только не должен делать недозволенного, но и даже думать об этом вслух.
– Фокусник, да ты что несешь?
– накинулся на меня Ахмет.
– Ты что, укусить[23] нас хочешь?
Я поднял руку, давая понять, что не закончил говорить. Буря негодования также быстро стихла, как и началась. Я говорил очень долго и по мере того, как мой план становился достоянием всех, лица начали светлеть.
– Вот такой фокус будет, если правильно все провернем!
– сказал я последнюю фразу.
Я закончил говорить и посмотрел на Ахмета:
– Маз[24], слово за тобой!
Тот покачал головой, развел руки и ответил:
– Театр чистой воды! А давайте попробуем!
Для людей, сидящих в лагере годами это развлечение. А если выгорит, - то быть участником такого спектакля это просто фартово! Все согласились, и мы начали самое трудное, а именно: обговаривать все, даже мельчайшие детали моей забавной хохмочки.
21 августа 1949 года. 08 часов 15 минут по местному времени.
Индигирский лагерь Усть-Нера.
***
На следующий день все воры, которые только и делали, что давили нары в бараке и никуда из него кроме крайней нужды не выходили, объявили нарядчику из придурков, что выходят на работу. Нарядчик к этому отнесся довольно скептически.
Подошел к нему и я и попросился на работу в кочегарку. Нарядчик просто не поверил моим словам, решил, что ослышался. Он хорошо знал, что я в авторитете и злостный отрицала, и старался держаться от меня подальше.
– Как это?
– не понял он.
– Хочу трудиться на благо страны Советов!
– отрапортовал я.
– Не могу больше филонить, когда вся страна в ритме коммунизма втыкает!
Нарядчик смущенно почесал затылок, ожидая от меня какого-нибудь подвоха, нерешительно сказал:
– Михаил, это самая грязная работа. Есть работа почище, полегче…
Но он напрасно уговаривал меня. Я уперся рогом:
– Только в кочегарку! И со мной моих друзей по разнарядке обязательно.
Так вместе со мной в наряд попал Котька Ростов и Вадим Белка. Четвертым там был Богдан. Именно из-за него я и напросился туда.
Утром мы вышли на работу.
В кочегарке работа никогда не была легкой. Тяжелыми совковыми лопатами мы бросали уголь в прожорливое нутро печи. Во время работы я искоса поглядывал на Богдана, который казалось, весь сосредоточился на своей работе. Стукач работал прилежно. Первые два-три часа он опасливо следил за нами, ожидая от нас какой-нибудь гадости. Но мы ничем не проявляли своего предвзятого отношения к нему.
Зато в перерывах работы, когда печь была заполнена угольком по завязку, я с горячностью трибунного оратора, разглагольствовал о пользе ударного труда, сокрушался, что раньше не стал стахановцем и не понял из-за темноты и политической неграмотности о нужности социалистического соревнования.
Белка, который был не особо силен
в политике, поддакивал мне и монотонно твердил как по заученному, что он больше не хочет воровать, пора завязывать и вообще, кровь из носа, надо заслужить звание передовика в этой кочегарке.Котька Ростов, с серьезной миной, вдруг заявил, что всю жизнь мечтал вступить в ВКП(б) и только трудное детство и плохие знакомые сбили его с истинного пути Ленинца и заставили жить нечестным промыслом. Но теперь его мечты скоро осуществятся.
Целый день мы переговаривались на политические темы и к концу дня я начал чувствовать, что скоро сойду с ума от стахановских рекордов, пятилеток и коммунистических строек. Говорить приходилось больше мне. А что бы не выглядеть полным остолопом мне пришлось в быстром темпе изучить три колымские газетенки: “Красный Горняк”, “Сталинская Искра” и “Большевистский Путь”. Все статьи там звучали примерно одинаково, как будто писались под копирку. Такое-то предприятие… выдало сверх плана… Ура, товарищи! Или что-то в этом духе.
Вечером мы закончили смену, и нарядчик с удивлением отметил, что наш план перевыполнен на 50 процентов.
К восьми вечера мы уставшие вернулись в лагерь. Наша хохмочка продолжалась.
Мы узнали, что в лагерь для зэка привезли две посылки. Пока мы вкалывали в промзоне, Ахмет пошел на известный риск, выкрал одну из посылок и подменил ее другой. Для профессионального вора какая-то серьга[25] не препятствие, а кража - главное занятие всей жизни. И чем более дерзкая кража и выше риск, тем более удалым и значимым выглядит вор в глазах своих корешей. А документы подделать было совсем не сложно. Почтовый бланк не являлся документом строгой отчетности. Чернушник[26] Вася припотел за полчаса умудрился состряпать липовый бланк, с подписями и печатью. Его Ахмет тоже подменил. Сработал чисто, грамотно. Даже замок обратно навесил. Не Багдадский вор, но далеко не последний!
После ужина к Богдану-барабанщику подошел один из шнырей и шепнул ему, что его ждут в столовой для получения посылки из дома. Богдан быстро слинял за посылкой, а деловые тихо сидели в своем углу и терпеливо ждали его возвращения. Даже в стиры никто не играл.
Опер, присутствующий при вскрытии посылки, посмотрел внутрь и вперил взгляд в Богдана:
– Что это?
– спросил он, показывая в посылку пальцем.
Богдан набросился на свою посылку и выгреб наружу ее содержимое. Это были … миски, обычные миски для раздачи баланды.
– Не знаю, гражданин начальник, - Богдан был в состоянии легкого шока.
– Тебе что, балбес, в лагере миски не нашлось, если их тебе из дома высылают?
Богдан молчал. Опер заподозрил подвох и напал на активиста-придурка:
– Что это значит?
Они проверили вдвоем формуляры, сравнили с записями, просмотрели карточки и почтовую открытку. Никакой ошибки найдено не было. Опер успокоился.
– Забирай свою посылку, счастливчик!
– хохотнул он.
Богдан забрал ящик и вышел из столовой. Подумал.
Но Богдан не потащил бесполезную посылку в барак, а снова отнес в столовую, в обеденный зал и оставил там. Когда он вернулся в барак, несколько голосов спросили его о передачи с воли.
Богдан недовольно отозвался, что ничего съестного в посылке не было, но он ничего больше рассказать не успел. Перед ним нарисовался Вася припотел и потребовал:
– Ты - Богдан? Тебя Ахмет кличет!
Ахмет, сидевший на нарах в окружении блатных выглядел как татарский хан со своей свитой. Только вместо цветастых нарядов татарской знати, его окружали испещренные набойками посиневшие тела. Картина достойная кисти художника!