Ворон(переводы)

головой клонясь все ниже… Вдруг сквозь сон – все ближе, ближе

то ли скрип в оконной нише, то ли скрежет за стеной.

"Кто, – пробормотал я, – бродит там в потемках за стеной,

в этот поздний час ночной?"

Помню, в полночь это было: за окном декабрь унылый,

на ковре узор чертило углей тлеющих пятно.

Я не мог уснуть и в чтеньи от любви искал забвенья,

от тоски по той, чье имя света горнего полно,

по Лино, по той, чье имя в небесах наречено,

той, что нет давным-давно.

А шелков чуть слышный шорох, шепоток в багровых шторах

обволакивал мне душу смутных страхов пеленой!

И, глуша сердцебиенье, я решил без промедленья

дверь открыть в свои владенья тем, кто в поздний час ночной

ищут крова и спасенья в этот поздний час ночной

от стихии ледяной.

Быстро подойдя к порогу, вслух сказал я: "Ради Бога,

сэр или мадам, простите – сам не знаю, что со мной!

Я давно оставлен всеми… вы пришли в такое время…

стука в дверь не ждал совсем я – слишком свыкся с тишиной".

Так сказав, я дверь наружу распахнул – передо мной

мрак, один лишь мрак ночной.

В дом с крыльца скользнул я тенью, от себя гоня в смятеньи

то, что даже в сновиденьи смертным видеть не дано.

А когда замкнулся снова круг безмолвия ночного,

в тишине возникло слово, тихий вздох: "Лино… Лино…".

Но услышал лишь себя я – эхо, мне шепнув "Лино…",

смолкло, вдаль унесено.

Только дверь за мной закрылась (о, как гулко сердце билось!),

вновь усиленный молчаньем, оттененный тишиной

тот же звук раздался где-то. "Что ж, – подумал я, – раз нету

никого там, значит, это ветер воет за стеной.

Просто ветер, налетая из зимы, из тьмы ночной

бьется в ставни за стеной".

Настежь тут окно раскрыл я. Вдруг зашелестели крылья

и угрюмый черный ворон, вестник древности земной,

без поклона шагом твердым в дом вошел походкой лорда,

взмах крылом – и замер гордо он на притолоке дверной,

сел на белый бюст Паллады – там, на притолоке дверной,

сел – и замер надо мной.

От испуга я очнулся и невольно улыбнулся:

так был чопорен и важен, так вздымал он гордо грудь!

"Хоть хохол твой и приглажен, – я заметил, – но отважен

должен быть ты, ибо страшен из Страны Забвенья путь.

Как же звать тебя, о Ворон, через Стикс державший путь?"

Каркнул ворон: "неверррнуть!".

Что ж, не мог не подивиться я руладе глупой птицы:

хоть ответ и не был связным, к месту не был он ничуть,

никогда б я не поверил, чтобы в комнате над дверью

видел этакого зверя кто-нибудь когда-нибудь -

чтоб на мраморной Палладе обнаружил кто-нибудь

тварь по кличке "Неверррнуть".

Но издав свой хрип бредовый, ворон вдаль глядел сурово,

как певец, когда сорвется с вещих струн последний звук.

Так сидел он, тень немая, черных крыл не подымая,

и вздохнул я: "Понимаю: ты пришел ко мне как друг,

но тому, чей дом – могила, ни друзей уж, ни подруг…"

"Не вернуть!" – он каркнул вдруг.

Вздрогнул я слегка: ведь тут-то в точку он попал как будто!

Но решил: "Припев унылый – все, что слышать ты привык

в чьем-то доме, на который Фатум, на расправу скорый,

натравил несчастий свору, и убогий твой язык

в этой скорбной партитуре лишь один мотив постиг:

не вернуть! – тоскливый крик".

Усмехнулся я украдкой, так легко найдя разгадку

этой тайны, и уселся в кресло, чтоб слегка вздремнуть…

Но взвилась фантазмов стая вкруг меня! И в хриплом грае,

в дерзком, мерзком этом грае все искал я смысл и суть.

В том зловещем кличе птичьем все хотел постичь я суть

приговора "не вернуть!".

Так сидел я без движенья, погруженный в размышленья

перед птицей, что горящим взором мне сверлила грудь.

Передумал я немало, головой склонясь устало

на подушек бархат алый, алый бархат, лампой чуть

освещенный – на который ту, к кому заказан путь,

никогда уж не вернуть.

Вдруг пролился в воздух спальни аромат курильниц дальних,