Воронцов. Перезагрузка. Книга 3
Шрифт:
Наш маленький обоз двинулся по утренним улицам Тулы. Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем оживлённее становилось вокруг. Народу прибывало с каждой минутой — все спешили на ярмарку, кто с товаром, кто за покупками, кто просто поглазеть на торжище.
Машка, сидя рядом со мной, вертела головой во все стороны, боясь пропустить хоть что-нибудь интересное. А посмотреть было на что: дома становились всё наряднее, вывески лавок — всё затейливее, публика — всё разношёрстнее.
— Гляди-ка, Егорушка, — дёргала она меня за рукав, — а это что за люди такие в странных
— Цыгане, — отвечал я, хоть и сам не ожидал их тут увидеть. — Кочевой народ такой. По ярмаркам ездят, торгуют, гадают, лошадьми меняются.
— А вон там что за музыка играет? — не унималась Машка.
— Шарманка, — пояснил я важно, словно каждый день слышал такую музыку. — Инструмент такой заморский.
Когда мы выехали на главную площадь, где располагалась ярмарка, даже я не смог сдержать возгласа изумления. Такого скопления народа, товаров, звуков и красок я ещё не видывал даже на Садоводе. Площадь, казалось, вмещала весь город и окрестные деревни разом.
Палатки и лавки выстроились рядами, образуя настоящий лабиринт, в котором легко можно было заблудиться. Между ними сновали покупатели, зеваки, разносчики, зазывалы — пёстрая, шумная, бурлящая толпа.
— Держись за меня крепче, — сказал я Машке, помогая ей спуститься с телеги. — А то потеряешься в этой толчее, потом не сыщешь.
Она кивнула и вцепилась в мою руку так крепко, словно боялась, что её унесёт волной этого человеческого моря. Впрочем, в глазах её не было страха, а восторг и любопытство.
— Фома, — окликнул я купца, — куда нам с досками податься? Где тут строительный ряд?
— Идёмте, Егор Андреич, — махнул рукой Фома. — Я покажу. Там самое бойкое место для такого товара.
И мы двинулись сквозь толпу, ведя телеги за собой. Продвигаться было непросто — приходилось то и дело останавливаться, пропуская встречных, объезжать особо плотные скопления народа, отвечать на приветствия знакомых Фомы.
А вокруг кипела ярмарочная жизнь. Крики разносчиков сливались в единый гул:
— Пряники тульские! Медовые, печатные!
— Платки шёлковые, расписные!
— Самовары! Лучшие самовары в Туле!
— Горячие пирожки! С капустой, с луком, с яйцом!
Запахи обволакивали со всех сторон: сладкий аромат пряников и мёда, терпкий дух дёгтя и кожи, острый запах дыма от жаровен, на которых готовились всевозможные яства, пряный дух специй и трав.
А музыка! Откуда-то доносились звуки гармони, где-то бренчала балалайка, а в стороне плакала скрипка, выводя заунывную мелодию. И повсюду — песни, смех, выкрики торговцев, звон монет, скрип телег, ржание лошадей.
Машка не знала, куда смотреть — столько вокруг было всего яркого, необычного, диковинного. То и дело она дёргала меня за рукав:
— Егорушка, гляди, какие ленты! А вон платки какие цветастые! А пряники-то, пряники! Так и горят золотом!
Я улыбался её восторгу, хотя и сам был поражён размахом ярмарки. Но старался держаться с достоинством, как и подобает барину, не выказывая излишнего удивления.
— Всё успеем посмотреть, — обещал я Машке. — Сначала дело сделаем, а потом уж и погуляем вволю.
— Вот мы
и пришли, — объявил Фома, останавливаясь у края площади, где располагался строительный ряд. — Тут и лес, и доски, и всякий прочий материал для строительства продают. Самое место для нашего товара.Наши телеги встали в ряд с другими, и мужики принялись разгружать доски, выкладывая их так, чтобы товар выглядел заманчивее. Захар, уже оклемавшийся от вчерашнего гулянья, командовал процессом:
— Вот так, ровнее клади! Да смотри, чтоб в ряд все были! Вот, теперь хорошо!
Машка же, стоя рядом со мной и не выпуская моей руки, с восхищением оглядывалась по сторонам, впитывая яркие краски и звуки тульской ярмарки, этого пёстрого, шумного, удивительного мира, в который мы окунулись с головой.
Тут, как из ниоткуда появился знакомый нам купец:
— Егор Андреевич, Фома! Давненько не видались, — прогудел он, пожимая руку мне, а потом и Фоме. — С товаром, стало быть в этот раз?
— С ним самым, Игорь Савелич, — кивнул Фома. — Доски отменные, из Уваровки.
К нам подошли ещё двое — помоложе, но столь же основательные на вид. Все вместе мы отправились к нашим доскам, где купцы принялись внимательно их осматривать, постукивая костяшками пальцев, принюхиваясь к древесине, оценивая качество.
— Добрый товар, — наконец вынес вердикт Игорь Савелич. — Как всегда у вас. По рублю как обычно за доску возьмём, всю партию.
Я переглянулся с Фомой. Тот едва заметно кивнул — мол, цена обычная.
— Маловато будет, Игорь Савелич, — решил я всё же поторговаться. — Доски первый сорт, сухие, без сучков.
— Оно конечно, — развёл руками купец. — Да ведь везде такая цена.
— Конечно везде. Так и вы же пришли не к кому-то другому, а к нам. Значит чем-то именно наши доски вас заинтересовали.
Тот хмыкнул, но видно было, что не находится чем ответить.
А тут неожиданно рядом с нами возникли ещё двое мужчин. Один — высокий, в картузе и с аккуратно подстриженной бородкой, другой — пониже ростом, но шире в плечах, с умными, цепкими глазами.
— Позвольте полюбопытствовать товаром, — обратился ко мне высокий. — Наслышаны о качестве уваровских досок, да всё случая не было приглядеться.
Игорь Савелич нахмурился, но возразить не посмел. Новоприбывшие столь же тщательно осмотрели доски, пошептались между собой, и тот, что пониже, обратился ко мне:
— Рубль двадцать за доску. Всю партию возьмём. И на будущее договориться можем — будем к вам в Уваровку наведываться, по рублю за доску прямо там выкупать.
Я заметил, как у Игоря Савельича и его товарищей вытянулись лица. Они явно не ожидали такого поворота.
— Вы бы шли своей дорогой, — недовольно буркнул Игорь. — Мы тут уже сговариваемся, без вас.
— А я не вижу, чтоб руки пожали, — возразил высокий. — Стало быть, сделки ещё нет. А мы цену лучше предлагаем.
И тут начался настоящий торг. Игорь Савелич, видя, что может упустить выгодную сделку, повысил цену до рубля пяти копеек. Новые покупатели тут же набавили до рубля двадцати пяти. Наши скупщики напирали на давние связи: