Воронцов. Перезагрузка

Я задумчиво посмотрел в сторону реки, туда, где махнул Илья рукой, указывая её направление. Что-то в его рассказе зацепило моё внимание, особенно про перепады и сильные течения. В голове крутились идеи, но пока ещё слишком туманные, чтобы их озвучить даже самому себе. Нужно всё хорошенько обдумать, а еще лучше сходить посмотреть.

Глава 7

Вскопав достаточно земли, я объяснил ему, что нужно делать дальше. Пока супруга Ильи аккуратно сажала семена огурцов и редиски, разравнивая землю мозолистыми руками, мы с ним отправились к развалившейся избе, которая уже служила как неиссякаемый источник стройматериалов.

Набрали там пусть не самых крепких, но на вид вполне целых и, что немаловажно, широких досок. Некоторые пришлось выдирать с немалым усилием — глина стала каменной и держала доски крепко. Справившись, принесли их к вскопанной земле, установили по периметру, создавая подобие большого ящика без дна.

Вспомнив, что нам необходим будет перегной, я окликнул Митяя, который неподалёку орудовал лопатой, разбивая особо упрямые комья земли.

— Митяй! — крикнул я, не отрываясь от работы. — Оставь пока это дело! — Парень тут же воткнул лопату в землю и подбежал, вытирая грязные руки о штаны. — Слушаю, барин!

— Пойди к коровнику Ильи, — я кивнул на Илью и тот, пожимая плечами, указал рукой в сторону своего дома. — Нужно набрать четыре корыта перегноя и принести сюда, к вскопанной земле. Только смотри — бери самый чёрный, самый перепревший. Тот, что сверху лежит, ещё свежий, нам не подойдёт.

Митяй кивнул как будто с пониманием дела, но по глазам было видно, что исполняет по принципу — барина сказал, я — сделал. В общем, поспешил выполнять моё поручение. На полпути вернулся и, прихватив лопату, снова пошел к дому Ильи.

Мы с Ильёй тем временем, сделали четыре поперечины, таким образом разделив участок на четыре равные части — как шахматную доску, только прямоугольную. В каждую часть я поставил корыто с перегноем.

— Зачем это всё? — спросил Илья, вытирая пот рукавом рубахи и оглядывая наше сооружение с явным недоумением.

— Смотри, — объяснял я, показывая рукой на корыто с перегноем, — днём нагреется перегной, начнёт преть, тепло давать, огурцы же любят тепло.

Илья покивал головой, старательно изображая понимание, но было видно, что ничего не понял. Глаза его блуждали по нашей конструкции, словно пытаясь найти в ней хоть какой-то смысл. Тем не менее работал он добросовестно, не задавая лишних вопросов. В итоге в каждой части нашей теплички стояло по небольшому корыту с перегноем, источающему специфический запах.

И всё это дело мы затянули тонкой кожей — получилось что-то вроде плёнки, не очень прозрачной, но свет пропускала достаточно. Илья старательно натягивал её, морща лоб от усердия, а я следил, чтобы не было складок и провисаний. Работа шла споро — руки у мужика были золотые, что ни скажи.

Те, кто наблюдал, как барин занимается с Ильёй непонятно чем, только головами покачивали, глядя на наши труды. Но были явно заинтригованы — такого раньше никто не видел. Старики морщили лбы, пытаясь понять смысл происходящего, а молодёжь просто глазела, переговариваясь между собой шёпотом. Один парнишка даже ткнул пальцем в сторону теплички и что-то быстро зашептал соседу, тот в ответ только плечами пожал.

Митяй всё это время крутился рядом, помогая то тут, то там. Вообще работящий парень оказался — схватывал всё на лету, даже то, что я не успевал объяснять. Когда понадобилось подержать доску, он уже стоял наготове. Когда нужен был молоток — протягивал, не дожидаясь просьбы. Видно было, что голова то, что надо.

А жена Ильи, которая после того, как посадила семена, уже успела сходить домой, принесла нам обед — простую похлёбку с хлебом и кружку молока, ещё тёплого, видимо, только что из-под коровы. Сев обедать, я понял, что очень проголодался. В похлёбке плавали кусочки картошки и капусты, а хлеб был такой душистый, что аж голова кружилась от аромата. Молоко густое, жирное, настоящее — не то пойло, что продавали в московских магазинах.

— Спасибо, хозяюшка, — сказал я женщине, и она, застенчиво улыбнувшись, поклонилась и поспешила обратно к дому.

После обеда, посмотрев на результат нашей работы, я подумал о том, сколько всего можно сделать, имея знания из будущего. Главное — найти правильный подход к людям и убедить их, заставить поверить в то, что перемены к лучшему возможны и их можно сделать своими руками, причём довольно просто. Люди здесь привыкли к тому, что жизнь идёт своим чередом, год за годом, без особых изменений. А тут вдруг появляется возможность что-то улучшить, сделать по-новому.

— Ну что, Илья, доволен работой? — спросил я, отряхивая руки.

— Доволен, барин, — ответил он, но в голосе слышались сомнения. — Только вот огурцы-то… они в такой штуке расти будут?

— Увидишь, — улыбнулся я. — Совсем скоро увидишь.

Да, оглядываясь на пусть и примитивную, но тепличку, я понимал, что упахался, конечно, знатно. Да ещё и тело Егора весьма капризничало — всё-таки чувствовалось, лопату в руках ни разу он не держал, а спина ныла так, словно её молотом отбили. Руки горели от непривычной работы и плечи тянуло нещадно.

А ещё же скоро мужики должны были прийти — что-то по дому нужно было сделать. Те же ставни, вон, да двери — вот-вот упадут с петель, если их не подправить. Крыша тоже требовала внимания — кое-где соломы не хватало, и в дождь небось текло изрядно.

Поразмыслив над тем, что когда придут мужики, им понадобится какой-то материал для того, чтобы подлатать имение, которое мне досталось от бабули, я потащил Митяя опять всё к тому же покосившемуся дому и ткнул пальцем в пристройку, чьи стены дышали на ладан.

Солнце играло бликами на прогнивших досках, высвечивая в трещинах паутину — целые кружевные занавесы, сотканные терпеливыми пауками за годы запустения. Древесина местами почернела от сырости, местами выбелилась до цвета старой кости. Крыша пристройки провисала так, что казалось — ещё немного, и она рухнет под собственной тяжестью.

— Митяй, смотри осторожно, не дай Бог, обвалится, — предупредил его я, ощущая, как под ногами прогибается пол. — Бери, отковыривай доски, да смотри, чтоб всё же не придавило.

Митяй кивнул и, осторожно ступая, будто по тонкому льду над весенней речкой, пошёл внутрь сарая. Тут его сапог провалился в дыру с таким хрустом, как будто сломалась старая кость, но он тут же махнул рукой:

— Всё в порядке, барин! Всё нормально!

Я же вернулся к яблоне, пристроился к ней спиной, прижавшись к шершавой коре. Тень дерева лениво лизала землю, слабо спасая от нарастающего зноя. Где-то высоко в ветвях копошились воробьи, пересвистываясь и перепархивая с места на место.