Воронцов. Перезагрузка

— Крепко, — одобрительно хмыкнул он. — Не порвётся.

— Так, теперь крючки, — объявил я, и мы направились в сарай.

Долго рылись на столе и по углам среди всякого хлама. Паутина лезла в лицо, пыль щекотала в носу, но поиски увенчались успехом — на глаза попался железный прут в одном из ящиков. Прям сыромятина! Поставив на стол наковальню и этим же прутом нарисовав на земле будущий эскиз крючка, я взял молоток и стал выгибать конец прута.

Получилось истончить и изогнуть его так, в общем-то, как мне было нужно, хотя результат выглядел весьма сомнительно. Одна заготовка напоминала вопросительный знак, а вторая — серп луны. Руки, привыкшие к клавиатуре и компьютерной мыши, явно не предназначались для кузнечного дела. Хотя, в детстве, в деревне, я даже помогал местному кузнецу, который давал мне мелкие поручения.

Митяй снова в своём репертуаре скромно проронил:

— Позвольте, барин, я поправлю немного, — снова предложил он, глядя то на мой корявый эскиз, то на то, что я держал в руках.

Я с облегчением протянул Митяю молоток, и тот довольно сноровисто стал постукивать им по тому убожеству, что получилось у меня. Под его умелыми руками кривые железяки начали приобретать правильную форму. В итоге четыре крючка вышли хоть куда — каждый как аккуратный полумесяц с бородком, ровный и почти острый.

— Закалить надо, — вспомнил я уроки труда из далёкого детства. — Огонёк бы развести.

Тут же, в сарае, Митяй нашёл всё для этого необходимое — кресало и кремень.

Костёр развели недалеко от колодца, на всякий случай. Подождав пока он разгорелся, и угли разогрелись до ровных, ярко-красных, горячих углей без сильного открытого пламени. Положили заготовки наших крючков в самую сердцевину пламени, придерживая их клещами, которые тоже взяли из сарая.

Когда заготовки раскалились от однородного ярко-вишнево-красного до оранжево-красного свечения, я быстро перекинул их в лохань с водой. Вода зашипела и забурлила, поднимаясь паром. Первый же крючок, брошенный в лохань, лопнул с мелодичным звуком — будто струна порвалась.

— Да вы же его перекалили! — воскликнул Митяй, хватаясь за голову. — Как стекло хрупкий стал!

— Всё-то ты знаешь, — покачал я головой, но без упрёка.

Вторая и последующие попытки дали кривоватый, но всё-таки удовлетворительный результат. И было видно, что железо закалилось и стало более прочным — теперь крючки не гнулись под давлением пальцев.

На радостях мы чуть не плясали вокруг костра, как какие-то дикари. И как назло, в этот самый момент из-за угла дома вынырнула Аксинья с вёдрами на коромысле.

Увидев нас, чуть ли не танцующих у костра с раскрасневшимися лицами, она остановилась и пробормотала себе под нос:

— Белены объелись, что ли?

Мы смущённо переглянулись и рассмеялись, представив себя со стороны. Аксинья покачала головой и пошла к колодцу, но я заметил, как уголки её губ дрогнули в попытке скрыть улыбку.

— Так, Митяй, а сейчас у тебя очень важная миссия, — сказал я, отложив в сторону заготовку самодельной удочки.

Глава 8

Митяй вскинул голову и уставился на меня с готовностью свернуть горы.

— Сходи к курятнику и найди там пару-тройку самых больших перьев.

Тот кивнул — что мне и нравилось в нем, не задавая лишних вопросов, тут же побежал исполнять поручение. Ноги его мелькали между грядок, перепрыгивая через бурьян и кочки с ловкостью горного козла, прыгающего со скалы на скалу.

Пока Митяй охотился за перьями, я принялся осматривать наши рыболовные творения. Удочки получились, прямо скажем, своеобразные — но для наших целей вполне сгодятся. Наверное. Главное, чтоб не подвели в решающий момент.

Вернулся Митяй, держа в руках несколько крупных куриных перьев, слегка взъерошенных, но вполне подходящих для поплавков.

— Вот, нашёл самые что ни на есть лучшие, — доложил он, протягивая мне свою добычу.

В итоге, срезав с перышек пух, я стал привязывать эти, так называемые будущие поплавки, к плетёнке. Поймал себя на мысли, что пальцы начинают лучше меня слушаться — видать привыкаю к телу.

Это был как финальный аккорд в квесте «сделай удочку своими руками из подручных материалов». Ну что ж, получилось вполне себе нормально, даже симпатично, можно сказать.

И тут Митяй, краснея как маков цвет, признался:

— Я это… перья-то у старосты на курятнике…— На живую выдрал, что ли? — я аж поперхнулся от неожиданности.

— Да нет, нашёл, — поспешил успокоить он, — но я ж без спроса…

— Ой, ладно, тебе не убудет, — махнул я рукой. — Игнат Силыч не обеднеет от пары перьев.

В итоге собранные удочки напоминали арт-объект сумасшедшего рыбака или экспонат музея народного творчества.— но именно в этом была их особая прелесть. Мы убрали их в сарай и стали дожидаться мужиков, которые должны были уже прийти для ремонта дома.

Время тянулось медленно. Митяй то и дело поглядывал на дорогу, я же пытался мысленно составить план работ, так как дом действительно требовал серьёзного ремонта.

К вечеру, когда солнце уже клонилось к лесу, окрашивая небо в медные и золотистые тона, ко мне во двор явились мужики — не все, человек пять, но с топорами да пилами, как я просил. Шли они неспешно, переговариваясь между собой вполголоса, то и дело поглядывая на мой дом оценивающими взглядами.

Староста Игнат Силыч шёл позади, скрестив руки на груди, будто ждал некоего провала моей затеи. Его взгляд скользнул по теплице, и я поймал едва заметную усмешку — мол, барская причуда, ничё, скоро само рассосётся. Видно было, что он относится к моим начинаниям с изрядной долей скепсиса, что, впрочем, было вполне понятно.

— Ну что, боярин, — начал он, остановившись посреди двора и оглядывая строение. — Куда прикажете силы приложить? Двери чинить? Или крышу латать?

— И крышу тоже, — ответил я твёрдо, указывая на прорехи в соломе, через которые виднелось потемневшее от времени дерево. — Да и сперва стены осмотрите — бревна подгнили вон у угла. А после ставни, да, дверь нужно тоже поправить, открывается так, что на всю деревню слышно.

Мужики закивали, быстро распределив между собой задачи. Один, самый ловкий, полез на крышу, цепляясь за стропила с ловкостью белки. Двое других принялись выстукивать стены, выискивая трухлявые и подгнившие участки — звук получался то звонкий, то глухой, выдавая состояние древесины. Игнат остался внизу, наблюдая за работой и прикидывая, что делать с покосившейся дверью да ставнями, которые держались больше по привычке, чем по прочности креплений.

— Эй, Егор Андреевич! — окликнул меня рыжий мужик с крыши, и как он только так быстро наверх забрался. — Тут у вас стропила шатаются, как пьяный на масленицу! Гляди, зимой под тяжестью снега рухнет!

— Меняй, — бросил я, не задумываясь. — Что нужно — бери из сарая. А вон в куче доски лежат, выбирай те, что покрепче.

Он замер, переглянувшись с остальными мужиками — видимо, привыкли, что барское добро это табу, к которому без особого разрешения лучше не прикасаться. Но после моих настойчивых кивков спустился за досками, которые натаскал Митяй с покосившегося дома. При этом бормотал себе под нос: