Вороны Вероники

Джованна обернулась и глянула через плечо, одарив своих спутников плотоядной улыбкой.

– От доктора Брации, хранителя древностей, конечно. А он — от стреги, настоящей стреги, которую держали в казематах герцогского дворца.

– Не заливай, - фыркнул второй разбойник.
– Когда это ты ухитрилась завести дружбу с такой важной птицей?

Новый взгляд Джованны был полон презрения.

– Полтора года назад он увидел меня на карнавале у моста Духов. Я изображала сильфу, и он был, конечно, сражен. А моя мать была сражена кошелем золота. Девственность стоит дорого. И он любит, как многие мужчины, чесать языком в постели.

О, Незримый Мир! Так ди Талонэ не был первым мужчиной Джованны? И мать продала ее невинность мужчине… сколько Брацци лет? Уж точно больше шестидесяти! Дженевра сжала кулаки, но Джованна глянула так, что сразу стало ясно: она в сочувствии не нуждается.

– И что сокровища?
– спросил один из разбойников, кажется, вполне удовлетворенный словами о Брацци.

– А что сокровища?
– удивилась Джованна.
– Их там много, и мы должны забрать их.

– Как?- тихо спросила Дженевра.

– Увидишь, - ухмыльнулась Джованна.
– Увидишь, сестренка.

И они спустились еще ниже.

Воздух стал суше, почти пропал запах сырости и плесени. И кладка стен изменилась. Теперь они были сложены из округлых темно-серых камней с красноватым отливом. Под ногами и на потолке были плиты, украшенные едва различимой резьбой. От нее веяло чем-то зловещим, жутковатым, опасным, и это ощущение усиливалось из-за того, что невозможно было ясно разглядеть узор или рисунок.

– Мы почти на месте, - объявила Джованна.
– Отдохнем и пойдем дальше завтра. И будьте начеку.

Дженевра уже привычно отвернулась к стене и отрешилась ото всего, сочиняя сказку. В фантазиях, выдуманных, чужих горестях удавалось скрываться от своих собственных.

Принц Селенду влюбил в себя стрегу, но она наскучила ему так же быстро, как и обычные женщины. И он оставил ее, найдя себе новую любовницу. Но нельзя так просто бросить стрегу, нельзя обидеть ее и не получить заслуженное наказание. И разгневанная колдунья превратила принца в ворона, самую ненавистную птицу в этих краях. И сказала: «Летать тебе на черных крыльях, пока черное твое сердце не познает искренность».

– Вставай, - Джованна с удовольствием пнула сестру в бок.
– Нам идти пора.

В подземелье, в темноте, дни и ночи смешались. Здесь исчезло время, и Дженевра не знала, сколько прошло времени. День, неделя, год? Сами слова эти утратили смысл. Она знала только, что ужасно устала, а все прочее едва ли имело значение. Грязное платье, тяжелый запах немытого тела, ноги, натертые сапогами, ощущались, скорее, как досадные помехи. Мелочи.

Дженевра перестала злиться на сестру и бояться ее спутников. С благодарным кивком приняла она хлеб, сыр и флягу с водой. И пошла дальше, ни о чем не думая и не прислушиваясь к рассказам Джованны о Селенду и его богатствах. Очнулась она только тогда, когда небольшая процессия вдруг остановилась, и сильные руки грубо стиснули ее плечи.

– Здесь начинаются гробницы, - зловещим тоном сказала Джованна.

Повинуясь ее знаку, двое разбойников с факелами сделали еще несколько шагов и замерли под аркой. По коже пробежал холодок от увиденного. Арка была в два человеческих роста высотой и сложена из темного, почти черного камня, кое-где отливающего золотом. Потолок коридора незадолго до нее повышался и вовсе исчезал в темноте, куда не достигал свет факелов, казавшийся совсем тусклым. Справа и слева возвышались две фигуры, высеченные из того же черного камня. Они изображали воинов в причудливом облачении. Правый опирался на внушительных размеров меч, левый прижимал к себе натянутый лук. Глаза у обеих фигур были закрыты, но выражение лиц далеко от умиротворения. Они не спали; они выжидали, прислушиваясь, и в любой момент были готовы к нападению.

– Это спящие, - сказала Джованна.
– Не будем их тревожить. Ни к чему.

Проходя мимо, Дженевра подивилась тому, с какой искусностью — пугающей — они сделаны. Даже резцу Браваччи, величайшего из скульпторов, такое было не под силу.

– А теперь — вниз, - приказала Джованна.
– И смотрите по сторонам.

* * *

Стоило пересечь границу, шагнуть под арку, и что-то неуловимо переменилось. Дышать стало тяжело, словно весь воздух украли. Было очень сухо, и пахло странно: мертвечиной, камнем и золотом. Не хотелось спускаться еще ниже, но выбора не было. Только назад — и вперед, по ступенькам вырезанным из того же черного камня.

– Сидонский базальт, - с видом знатока сказал один из мужчин, ударив по стене костяшками.
– Странно, что здесь не устроили выработку.

– Пытались, - зловеще отозвалась Джованна.
– Ничего не вышло.

У нее было в запасе много страшных историй, и, казалось, она знала, как сжимается всякий раз сердце у слушателей. Ужас иногда мешал дышать, но потом удавалось кое-как успокоиться. Это все россказни Брацци, которыми он хотел произвести впечатление на малограмотную девчонку. И россказни таковы, что могут занять и напугать только глупых девчушек. Взрослая женщина их воспримет с ироничной улыбкой.

И новый приступ страха.

А потом на стенах стали попадаться рельефные изображения. То были мужчины, некоторые в доспехах, иные обнажены. Их глаза с удивительно реалистичными, глубоко просверленными зрачками напряженно вглядывались в темноту.

– Это Ждущие, - пояснила с видом знатока Джованна.
– Их тоже не стоит тревожить.

В этот раз привал делали прямо на лестнице. Она казалась бесконечной, уходила в самые недра, до дна преисподней, едва заметно изгибаясь, и все были подавлены. Впервые Дженевре подумалось, что нет никаких сокровищ, просто сестра задумала такое изощренное самоубийство.

Джованна опять отдавалась мужчинам, как и на всяком привале. Если судить по стонам, ситуация возбуждала ее. Она отдавалась двум, трем мужчинам одновременно, а остальные смотрели, издавая напряженное сопение. И рельефы смотрели. И Дженевра, поскольку теперь ей некуда было отворачиваться. Смотрела, испытывая отвращение и, может быть, немного вялого интереса. Надо же, и так можно? В изобретательности Джованна превзошла автора гравюр из той книги.

Впервые за долгое время мысли Дженевры обратились к Ланти. Зачем он на ней женился? Почему совращал так расчетливо — теперь-то Дженевра это ясно видела — и при этом не давал себя полюбить. Ему нравилась игра? Он за что-то мстил семье Карни? Почему?

– Зачем Ланти женился на мне?
– спросила Дженевра, когда Джованна, утомленная, подошла и устроилась рядом, положив голову сестре на колени.

Джованна зевнула.

– О-о-оу! Я слышала разгово-о-оур. Потому что тебя никтоу не хо-оучет.

– Странная причина, - сказала Дженевра. Но Джованна уже спала.

Ее любовники — или наемники, или хозяева, и не разобрать, сидели несколькими ступеньками ниже, жадно разглядывая женщин. В воздухе было разлито вожделение, напряжение, готовое в любой момент лопнуть. Им уже наскучила Джованна, а может быть, мужчины устали ждать своей очереди. Их жадные взгляды рождали в Дженевре ужас и отвращение. На мгновение представилось, как она… а они… ком застрял в горле.