Вороны Вероники

ЧАТЬ ШЕСТАЯ. Вороны Вероники

Дженевра думала, что события последних недель сделали ее сильной и уверенной в себе, но ошибалась. Она, смущаясь как дитя, отвела взгляд от нагого мужчины и слишком поздно поняла, то он стоит совсем рядом. А у нее грудь голая.

Ее руки коснулись теплые пальцы, и Ланти произнес тихо:

– Идем.

И Дженевра пошла спокойно, покорно, не зная, что ждет ее. Она все еще ощущала поцелуй на губах. На также помнила она и страх, преследующий ее в подземельях. А еще, там все было до того причудливо, фантасмагорично, что Дженевра не знала, не было ли произошедшее с ней сном. Или она спит сейчас? Что реально, а что — нет?

– Здесь есть купальня, - откинув пестрый полог, Ланти провел Дженевру в круглую комнату, освещенную тысячей свечей в нишах по стенам.

– Я принесу тебе одежду. А эту нужно сжечь.

Дженевра огляделась. Свечи горели тепло и ярко, и стены казались окутаны золотистым сиянием. Потолок был расписан розами, а пол выложен пестрыми коврами, затканными яркими цветами. В центре комнаты был бассейн, достаточно большой, чтобы в нем уместились трое, даже четверо человек. Воображение, предавая Дженевру, подкинуло предательски яркую, сочную и полную жизни картинку: Ланти и пара куртизанок в этом бассейне. Дженевра к своему неудовольствию поняла, то ревнует. Хотя, с чего бы? Любить Альдо Ланти не за что.

– Знаит, - сказала Дженевра, удивляясь сухости тона, - здесь ты развлекался, покинув Сидонью?

– Это мое убежище, - спокойно ответил Ланти.

– Убежище? От чего и от кого?

Дженевра обернулась, но Ланти уже вышел, не отвечая. О его недавнем присутствии говорила только колыхавшаяся штора.

Правильного решения, как поняла Дженевра, не было. Она могла последовать за Ланти, и точно так же могла устроить скандал. А могла снять грязное платье и выкупаться, стирая чужие прикосновения. И все это было одинаково правильно. В конце концов Дженевра решила, что ощущать себя грязной — в моральном и физическом плане — невыносимо. Она избавилась от остатков одежды, быстро, пока Ланти не вернулся, оттолкнула кучу грязного тряпья ногой и подошла к бассейну. Вода была теплой и пахла цветами и травами.

Спустившись вниз по короткой лесенке, Дженевра села на дно, кожей ощущая гладкость камня. Вода доходила ей до груди, но была такой немилосердно прозрачной, то ничего не скрывала. И пусть, решила Дженевра. Пусть все идет как идет. Она устала строить планы, надеяться, гадать, его же хочет от нее Альдо Ланти. Закрыв глаза, она откинулась на бротик, легла затылком на мягкий ворс бальвесского ковра.

Альдо замер в дверях, сжимая в руках холщовую простынь и мягкий бархат халата. Что-то переменилось в нем в последние дни, а еще больше — за последние часы. Настолько переменилось, что напрягая свои силы, магические и физические, он нашел путь в преисподнюю, которую всегда избегал. Он спас ту, кого собирался погубить, и теперь чувствовал себя странно, жутко. Неблагородный рыцарь, которому не положена награда.

Он помнил вкус ее губ. Она пахла тем отвратительным громилой, которого Альдо без сожаления убил, и сейчас хотелось вытравить этот запах, избавить от него Дженевру. Альдо не понимал природу собственных чувств. Это не могла быть любовь. Но это было нечто много глубже и сложнее похоти.

Он сделал несколько шагов, положил простынь и одежду в корзину и сел на пол за спиной у Дженевры. Протянув руку, он мог коснуться ее, вытащить одну за другой шпильки, высвободить ее великолепные волосы.

Он не шевелился. Дженевра мелко дрожала. На руке, которая вцепилась в край мраморной чаши, было надето подаренное им кольцо.

– Ты… ты не пострадала?

– Почти, синьор Ланти, - уклончиво ответила Дженевра. Странное и страшное слово.

– Мне жаль.

Еще одно страшное слово.

Альдо придвинулся ближе, жадно разглядывая тело, прекрасно видное в прозрачной воде. Полные груди, но не обвислые, как бывает у куртизанок, злоупотребляющих чарами и зельями ради своей сексуальной привлекательности. Тонкая талия. Округлые бедра. У Дженевры было тело Любви. И лицо Незримого Мира, строгое и прекрасное. Нельзя было касаться этого тела. И хватит уже гневить богов.

– Здесь есть мочало и мыло. И масла. Я помогу.

На самом деле ему нужно было уйти. Нет — бежать! Но Альдо плохо умел противиться искушению. Он медленно, одну за одной вытащил шпильки, и Дженевра вздрагивала всякий раз. Освобожденные волосы густой и тяжелой волной накрыли спину и плечи девушки. Эти волосы сводили Альдо с ума. И шея. И плечи. И грудь. И все остальное. И еще больше сводило с ума то, что к этому всему нельзя прикасаться. Никак.

И все же, словно желая помучить себя, Альдо взял мочалку и бутыль пенящегося масла с легким цветочным запахом. При первом прикосновении Дженевра вздрогнула, напряглась, а потом расслабилась, позволяя касаться себя. Только мочалкой. Альдо знал, что если тронет ее хоть пальцем, все разумные доводы, все по крупицам собранное благородство полетят прямиком в Бездну.

– Я сожалею, - заговорил он, надеясь, что серьезный и неприятный разговор поможет удержаться на краю.
– Я не думал что Понти-Вале ворвется в дом и попытается тебе угрожать.

– Она хотела, чтобы вы стали ее придворным живописцем, - с едкой ноткой сказала Дженевра.

Альдо ухватился за сарказм.

– Невероятно лестно быть штатным убийцей, мстителем и поставщиком любовников ко двору этой суки!

– Вы это можете?

– Я могу все, - с горечью ответил Альдо.
– Почти.

Почти. Он принялся намыливать и промывать густые тяжелые волосы Дженевры, но они были в каком-то смысле еще эротичнее ее тела. Касаясь их, пропуская мокрые пряди между пальцами, Альдо терял последние крохи рассудка. Пальцы скользнули по щеке, по шее, коснулись подбородка, повернув голову. То-то странное было в глазах Дженевры. Немного страха, немного желания и еще что-то такое, чему не было названия. Это сочетание повергало в панику и, увы, ломало барьеры. И Альдо, застонав, склонился и припал к ее губам в жадном поцелуе.

* * *

Дженевра ждала этого поцелуя с той минуты, когда мочалка коснулась ее напряженной, покрытой мурашками коже. Нет. С тех ночей, когда она подсматривала за Ланти и его любовницами. Со дня свадьбы. С первой встречи. Всю жизнь. И она ответила, неумело, но так же страстно. В эту минуту Альдо Ланти был для нее воздухом, и нельзя было все списывать на разбуженную похоть или пережитый страх. Это отдавало магией.

Теперь уже руки Ланти скользили по телу, размазывая вспененное масло, а пальцы Дженевры запутались в его волосах в желании притянуть еще сильнее, еще ближе, сделать поцелуй глубже. Горячая ладонь сжала ее грудь, раз за разом задевая пальцем сосок. Дженевра застонала. Внутри роился мучительный голод, требующий немедленного утоления. И ничего общего с тем страхом и отвращением, что вызывала Джованна и ее любовники или трое оборванцев с острова Нищих. Все, произошедшее в эти недели, стало вдруг меркнуть. Осталось единственное воспоминание: Ланти, кладущий краску на холст короткими, точными… ударами. Ударами… Дженевра вновь застонала, и руки ее скользнули под рубашку Ланти — досадно, что он успел одеться — исследуя тело. Жадно. Жаждающе.

А потом это безумие вдруг закончилось. Дженевра сидела в воде, прямо, укрытая волосами лишь до пояса и клочьями пены на груди и плечах, с напряженными сосками, терзаемая мучительным голодом. Альдо Ланти, взъерошенный, с безумным взглядом отскочил в сторону. Руки его сжались в кулаки и, должно быть, ногти впились в ладони.

– Нет!

Это было унизительно. Но это ничуть не умалило разбуженного желания. Дженевра открыла рот, понимая с отвращением и ужасом, что сейчас будет умолять. Будет предлагать себя этому мужчине, только что сказавшему «нет».