Восход Ганимеда
Шрифт:
Сколько раз за такую недолгую жизнь судьба загоняла ее в тупик? Лада не могла и не хотела отвечать на данный вопрос – помнить, считать и копить собственные потери не входило в ее привычку, да и тех накапливалось так много, что ни одна здоровая память не стала бы хранить в себе отстой таких воспоминаний.
Воспоминаний, из которых на протяжении многих лет складывалось ее понимание жизни…
Мрак, освещенный лишь двумя вспышками света. Источником одной был Антон… Второй – Семен и его семья.
Слишком мало, чтобы любить людей? Слишком ничтожно, чтобы добровольно подвергаться
А кем была она сама для Антона Петровича Колвина? Для Семена, который выбрал место рядом с ней, в кабине внедорожника, поменяв его на призрачную, но НАДЕЖДУ – спастись, покинув Ганимед на стартовавшем челноке?
Она обернулась, посмотрев на него влажными от непрошеных слез глазами.
Где проходила черта, за которой остался затравленный жизнью зверек и началась та Лада, что смотрела сейчас помутившимся взором на человека, которого знала, в общей сложности, всего несколько дней, но который уже стал ей так дорог, как никто из живущих?
Возможно, этот Рубикон был пройден в руинах старого блокпоста в Таджикистане? Или в тот момент, когда она выскользнула из дверей его дома, так и не произведя рокового выстрела?
Лада не знала, и, собственно, сейчас для нее не были важны рубежи и даты, – важным оставалось другое: она научилась МЫСЛИТЬ, оценивать свои и чужие поступки, а не просто плыть, отдаваясь слепому течению обстоятельств. В этом была ее сила и ее слабость, но так или иначе, она хотела пройти свой путь до конца, и это был сознательный выбор.
Разумом она не верила в то, что случившееся тут – непоправимо. Слишком много вопиющих ошибок, страхов, предрассудков выдавливал из людей этот текучий ядовитый туман. Слишком сильно оголял суть некоторых МАШИНАЛЬНЫХ реакций человека на возникающие обстоятельства.
«ПОЗНАЙ СВОЙ СТРАХ», – кинул ей в лицо раненый американец.
«ПОЗНАЙ ГЛУБИНУ СВОЕГО СТРАХА, И ВЫЖИВШИЙ ПУСТЬ ПОЛУЧИТ ВЕЧНОСТЬ» – так было написано на камне у входа в один из древних мавзолеев. Наверное, древний каменотес, чья рука высекла эти слова, не понимал, сколь глубок и точен заложенный в них смысл…
И тот компьютер, с кристаллопривода которого была закачана в ее мозг эта фраза, тоже не осознавал, он делал то, что ему было предписано.
Лада вздрогнула, ощутив, что уже слишком долго стоит и смотрит в глаза Семена, а он, не отрываясь, – в ее глаза.
Раненый Хогинс беспокойно заворочался в кресле.
Он-то точно не понимал сути происходящего.
– Послушай, Марк… – Семен старался говорить спокойно, но получалось это из рук вон плохо – голос все равно дрожал, выдавая, сколь сильно натянуты его нервы. – «Гарри Трумэн» не отвечает на наши вызовы, но, быть может, ответит на твой. Постарайся связаться с Кински, пусть он пришлет сюда модуль.
– Куда вы собрались идти?! – хрипло и обессиленно осведомился Марк.
– К тому объекту на леднике…
– Это безумие!
– Марк, пойми… ставки слишком высоки, и тут не играют никакой роли соревновательные процессы между Америкой и Россией… – возразил Семен. – Если ты поймешь смысл слова «нечеловеческий», то сможешь признать и то, что все мы оказались в одной лодке, без расовых различий, государственных границ и других вековых условностей… – Семен говорил и успокаивался одновременно. – Мы видели то, чего не смог увидеть ты – мы видели, отчего погиб твой
взвод… Там нет людей, убитых иначе, как из стрелкового оружия.– Это ничего не значит… – хрипло прервал его Хогинс. – Не ходите туда… Давайте вместе уберемся отсюда, и пусть мой корабль бомбит это место, – прошу!..
Вместо ответа Семен вложил в дрожащую ладонь Марка сложенный вчетверо бумажный листок.
– Передай это полковнику Наумову, если он будет на борту «Гарри Трумэна». Если нет, то своему командиру.
– Что это?
– Гипотеза, которую мы хотим проверить… Единственное разумное объяснение творящемуся здесь бреду и тем фигурам, что видели в тумане бойцы твоего взвода…
Хогинс хотел что-то сказать, удержать двух русских безумцев, но Семен, словно предвидя это и не желая больше расходовать свою пошатнувшуюся решимость на бесполезный спор, просто хлопнул его по плечу и, не оборачиваясь, пошел к внутреннему люку купола, подле которого ждала его Лада.
Только когда запор шлюза утробно чавкнул, расправляя уплотнитель, Марк понял, что так сильно беспокоило его в их уходе.
Снайперская винтовка Лады, что осталась стоять, прислоненная к пульту, на котором злобно горело с десяток красных сигналов, свидетельствующих о перегрузке и отключении внешнего кольца процессоров переработки.
Теперь колонию могло спасти только чудо…
Чудо, в котором он уже не хотел принимать никакого участия.
Мрак снаружи, казалось, сгустился еще больше, на Ганимеде наступал вечер, но зато ветер заметно стих, его порывы уже не были такими неистовыми, как час назад, когда они входили в купол.
Теперь молочно-желтый туман не тек мимо, расслаиваясь на длинные полосы, он почти застыл, свиваясь в тяжелое кружево колонн, образуя странные, гротескные фигуры, которые рвал периодически просыпающийся ветер.
Его порывы уже не сбивали с ног, ледник наконец начал выдыхаться. Серый слой мусора, камней, пепла и прочих минеральных включений укрыл его поверхность непроницаемым для лучей искусственного солнца панцирем, сведя процесс новообразования атмосферы к редким столбам молочно-желтых гейзеров, что тут и там били из-под льда… Изредка почва под ногами едва ощутимо колебалась, это внутри многотонных глыб льда лопались образовавшиеся там каверны, откуда вырывался скопившийся под давлением газ.
От диспетчерского купола в сторону ледника все еще тянулось несколько прочных, мономолекулярных тросов, но в отсутствие шквального ветра необходимость в них отпала, и Семен с Ладой просто пошли вдоль одного из тросов, придерживаясь направления на ледник, будто следуя нити Ариадны, что вела в самый центр лабиринта, а не прочь из него, как то предполагала легенда…
Первые несколько минут из савана испарившихся газов им навстречу выплывали лишь страшные подробности разыгравшейся тут меньше суток назад трагедии.
На тела людей нельзя было смотреть без содрогания и боли, но и помочь им тоже было невозможно…
Проходя мимо пятого или шестого бойца, которого автоматная очередь отшвырнула на спину, заставив широко раскинуть руки и выронить валявшуюся тут же «М20А4», они внезапно увидели, как впереди, на леднике, желтый туман резко изменил свой цвет – там вспыхнуло малиновое зарево, мгновенно до неузнаваемости изуродовав клубящуюся мглу, к которой уже начали привыкать и глаза, и психика.