Восход Левиафана

– Я...
– вновь протянул Кизекочук, продолжая смаковать ощущения. Боль и страх погибшей маниту Адсилы наполнили его первозданной мощью.
– Я бог!

– И будь я проклят, если это не так!
– вновь захохотал Ха-кве-дет-ган.
– И забудь это глупое имя, Кизекочук! «Утренняя звезда» - батя девку хотел что ль, что может быть глупее? Теперь ты Ро-ке-рон-тис! «Тот, кто убивает во снах»! Так будут тебя звать отныне.

– Ро-ке-рон-тис, - он попробовал на вкус свое новое имя и его звук наполнил его душу безумным весельем. Он взорвался бесконтрольным смехом, что сотряс капище и заставил ритуальные маски на столбе испуганно трепетать, словно под порывами могучего ветра.

Он мыслью вылетел из капища и пошел сквозь ночную уоки племени онундагэга. О, теперь он безошибочно определял маниту тех, кто преступил закон предков! И таких оказалось немало, причем многие принадлежали к его... к племени ганьенгэха. Все они получат свое, но позже...

Витэшна и Меджедэджик спали в родовой овачире Кватоко, в эту ночь во всем длинном доме были лишь они одни. Ро-ке-рон-тис понял, что они уже подарил свои тела друг другу, и ярость всклокотала в нем с новой силой. Он метнулся к спящему Меджедэджику со скоростью стрелы, не издав ни единого звука. На мгновение он застыл над сыном сахема онундагэга и уже хотел коснуться рукой его виска, но перевел взгляд на Витэшну.

О, как же она прекрасна! О, сколько раз он видел ее, спящую! Сколько раз проводил рукой по черному, словно бездна ночного неба, водопаду ее волос! Сколько раз он... они мечтали о том, как станут мужем и женой! На миг сердце Ро-ке-рон-тиса наполнилось воспоминанием великой любви, которая, если дать ей время, смогла бы разрушить чары Ха-кве-дет-ган и освободить маниту Кизекочука! Ведь он не знал, что еще не стал богом мщения, но станет им, если свершит задуманное!

Где-то за пределами овачиры каркнул ворон. Ро-ке-рон-тис стряхнул оцепенение, черты красивого лица вновь ожесточились. Он взглянул на того, кто отнял у него Витэшну. Нет, такие преступления не прощают!

Меджедэджик сидел на широкой шкуре песца у родовой овачиры и точил стрелы. Он гордился ими, ведь их наконечники были изготовлены не из кремня или кости, а из кровавого камня. На каждую стрелу племенной шаман нанес тайный знак и теперь сам Великий охотник, Со-сон-до-ва, направлял эти стрелы.

Полог овачины качнулся, из нее вышла Витэшна. Легкая кожаная накидка безупречной выделки, казалось, была призвана подчеркнуть безупречность ее фигуры. Молодой воин мгновенно забыл о своих стрелах, глядя на возлюбленную.

Витэшна держала в руках широкую деревянную миску, в которую была сложена деревянная и глиняная посуда. Она несла ее к реке на помывку. По пути девушка на миг замерла подле Меджедэджика, изящно нагнулась, чтобы подарить ему короткий поцелуй и продолжила свой путь, соблазнительно покачивая бедрами.

Меджедэджик проводил ее взглядом и неожиданно понял - насколько же ему повезло. Он - Великий сахем ходинонхсони, Объединитель Пяти племен, Победитель анишшинапе, тот, чье имя навеки вписано в шаманические саги его народа! А еще он муж самой прекрасной женщины на свете, под сердцем которой зарождается еще одна жизнь. Может ли человек желать большего на земле?..

Он поднялся и натянул тетиву из жил карибу на лук. Взглянул на дальнее бревно частокола, у самого края земляной насыпи. До бревна около двенадцати сулету, прикинул молодой воин. Далековато. Затем он вскинул лук с наложенной на тетиву стрелой, на миг остановил свое сердце, развел плечи (как учил отец), большой палец правой руки поднырнул под стрелу и растянул тетиву так, что оперение оказалось на уровне правого глаза. Еще миг и с неуловимым свистом стрела сорвалась в смертоносный полет. С глухим стуком наконечник глубоко вошел в бревно. То самое, у самого края земляной насыпи, до которого было не менее двенадцати сулету.

Меджедэджик хмыкнул, но внезапный крик тут же стер улыбку с его лица. Это был крик Витэшны, ее голос он никогда не спутал бы с другим. Молодой воин подхватил пару стрел и метнулся к двум пихтам, меж которых проходила тропинка, убегавшая к реке. Он юркнул под сень деревьев, в два прыжка преодолел спуск, выбежал на берег и не поверил своим глазам. На каменистом берегу в четырех сулету от него лежала Витэшна. Лежала без движения.

Он подбежал к ней, озираясь - нет ли где врагов. Но каменистый берег и лес за ним молчали, даже птиц не было слышно. Меджедэджик бросил лук на камни и упал рядом со своей возлюбленной. На ней не было ни единой царапины, но она не дышала, а из глаз, носа и ушей девушки сочилась кровь.

– Нет!
– прокричал Меджедэджик, не в силах понять, что происходит.
– Витэшна! Нет!

Небеса обратились бездной. Только что он думал о том, насколько велик и счастлив, и вот, всего один крик возлюбленной навсегда поделил его жизнь пополам. Она была мертва или умирала, а он ничем не мог ей помочь!

– Шаман, - выпалил воин.
– К шаману!

Он попытался подхватить Витэшну на руки, но не смог оторвать ее от прибрежных камней. Будто что-то держало девушку и не хотело отпускать. Он приложил все силы, бугры мышц на руках и спине вздулись, вены напряглись и набухли. Он зарычал, но не смог сдвинуть девушку с места.

Он вновь огляделся. Никого. Ничего.

– Кто-нибудь!
– исступленно закричал Меджедэджик. Отец учил его, что не стыдно просить помощи, когда сам ты бессилен.
– Кто-нибудь! Помогите мне! Это ваш сахем!

Но никто не ответил. Мир вокруг будто замер, будто он остался один в бесконечной безлюдной пустоши. Он и его мертвая возлюбленная.

Слезы градом покатились по его лицу. Впервые за свои двадцать семь зим Меджедэджик заплакал. Двадцать семь зим! В его возрасте никто никогда не становился сахемом, но Ха-вень-ни-ю, предвечный правитель Великого острова, что от начал времен плывет над облаками, был благосклонен к нему, наделив силой и умом. Был благосклонен... до сего дня.

– Витэшна, - прошептал воин, склонившись над возлюбленной. Кровь, что сочилась из трупа девушки, начала обращаться в мелкий белый песок. Это не удивило воина, он уже понял, что здесь замешано злое колдовство. Но кто? Кто посмел наложить на него эти чары? Ведь у него больше нет врагов, он победил всех!

– Витэшна, - вновь прошептал Меджедэджик, нежно коснувшись ее щеки, смахнув с высокого лба непоседливые черные пряди.
– Не оставляй меня, возлюбленная моя! Вернись!

Внезапно глаза девушки открылись. Воин отпрянул, увидев в них лишь бездонную черноту, из которой струился мелкий белый песок. Лицо мертвой Витэшны исказила гримаса, полные губы раскрылись, обнажив желтоватые зубы и алый язык. И с этих губ, который он так любил целовать, сорвалось лишь одно слово.

– Нет, - прошипел Рокеронтис, принявший облик Витэшны. Он схватил ошалевшего Меджедэджика за плечи и метнул его в реку. Тот ухнул в ледяную воду, попытался выбраться на поверхность, но не смог. Поверхности не было. Он оказался в бездонной тьме, до краев наполненной холодной водой.

Он барахтался до тех пор, пока в легких не закончился воздух. А потом водяной пузырь раскрылся и выплюнул его на черные холодные камни. Меджедэджик оказался в пещере, едва подсвеченной немногочисленными огнями, что плавали прямо в воздухе. С влажных стен на него смотрели маски. Маски Ха-кве-дет-гана, темного близнеца. Маски, что он сам помогал вырезать и что вешал на ритуальный столб посреди капища уоки.