Восхождение
Шрифт:
Здесь у меня есть конкретные цифры, которые любил Сталин. Затем перспективы «Второго Баку».
Карты, прогнозы запасов, экономические выкладки. Потом танковый проект. Здесь придется признать возникшие трудности, но сразу предложить пути решения. И наконец, самое рискованное — Дацинское месторождение и связанные с ним геополитические вопросы.
Минут через десять в дверь постучали. На пороге стоял молодой инженер в аккуратном, но видавшем виды костюме.
— Товарищ Краснов? Меня прислали из геологического отдела с последними данными разведки, — он положил на стол
Я быстро пролистал документы. Новые данные подтверждали мои расчеты: Ромашкинское месторождение даже богаче, чем я предполагал.
— Спасибо, товарищ. Кстати, у вас есть более детальная карта этого региона?
— Найдется, конечно, — кивнул инженер. — Пришлю с курьером.
После его ухода я погрузился в изучение цифр и графиков. Потенциал «Второго Баку» выглядел впечатляюще.
По предварительным оценкам, запасы составляли не менее двух миллиардов тонн. А может, и больше. Тем более, что только я знал точно, где искать.
Вполне сопоставимо с Бакинским нефтеносным районом. При правильной организации добычи к 1940 году можно было выйти на объем в двадцать-двадцать пять миллионов тонн ежегодно.
Телефонный звонок прервал мои расчеты.
— Товарищ Краснов? Говорит Рихтер, Татарский промысел, — раздался в трубке знакомый голос с легким немецким акцентом. — Получил вашу телеграмму. Докладываю: скважина номер восемь дала фонтан! Дебит превышает сто тонн в сутки, нефть высочайшего качества, легкая, малосернистая.
— Превосходно! — я быстро записал цифры на полях отчета. — Как глубина залегания?
— Тысяча восемьсот метров, пробурили за рекордное время.
— Составьте подробный отчет и срочно вышлите, — распорядился я. — И Антон Карлович, начинайте подготовку к расширению. Понадобится оборудовать не менее пятидесяти новых скважин в ближайшие полгода.
— Уже составил предварительную смету, — отрапортовал Рихтер. — Вам потребуется добиться выделения дополнительных фондов на металл и технику. И еще, нам катастрофически не хватает инженеров и буровых мастеров.
— Решу этот вопрос, — заверил я. — Удачи вам. Держите меня в курсе.
После разговора с Рихтером я связался с Касумовым в Баку. Молодой инженер доложил о ходе производства турбобуров и первых результатах установки каталитического крекинга. Его детальный, пересыпанный техническими терминами рассказ я конспектировал, выделяя ключевые цифры для предстоящего доклада.
Около двух часов дня появился Мышкин. Как всегда аккуратный, с непроницаемым лицом и внимательным взглядом, он осторожно прикрыл за собой дверь и положил на стол тонкую папку с грифом «Совершенно секретно».
— Последние разведданные по Дальнему Востоку, — негромко произнес он. — И немного о танковых разработках в Германии.
Я открыл папку. Первый лист содержал сводку о передвижениях японских войск вблизи границы с Маньчжурией. Второй — донесения агентов о подготовке некой операции японским генеральным штабом. Третий — фотографии немецких танковых чертежей, тайно полученные нашей разведкой.
—
Пока что никаких признаков концентрации японцев в районе Мукдена не наблюдается — пояснил Мышкин. — Наши источники не подтверждают о подготовке провокации.Я внимательно просмотрел документы. Ладно, пока не подтверждают. Посмотрим, потом, как запоют.
— А что с немецкими танками? — спросил я, разглядывая фотографии чертежей.
— Как видите, они экспериментируют с расположением брони, но пока не пришли к наклонным листам, — ответил Мышкин. — Их основная проблема — слабые двигатели. Они по-прежнему делают ставку на бензиновые моторы. И заметьте, качество оптики у них на голову выше нашей.
Я кивнул, рассматривая детали немецкого оптического прицела.
— Нам крайне необходим технологический обмен в этой области, — задумчиво произнес я. — Можно ли организовать официальную делегацию в Германию или Чехословакию для переговоров о совместном производстве оптики?
— Вполне, — Мышкин сделал пометку в своем блокноте. Затем оглянулся на дверь, будто проверяя, не подслушивает ли кто, и наклонился ближе: — Будьте осторожны с восточным вопросом. Такие геополитические инициативы требуют тонкого подхода. Сталин может воспринять это как вторжение в сферу чистой политики, которую считает исключительно своей прерогативой.
— Учту, — серьезно ответил я. — Но потенциальная награда стоит риска.
Мышкин молча кивнул и поднялся.
— Удачи, Леонид Иванович. Машина будет ждать вас у главного входа в пятнадцать часов тридцать минут. Я буду сопровождать.
После его ухода я просмотрел все подготовленные материалы, мысленно проговаривая ключевые моменты доклада. Особое внимание уделил разделу о танковом проекте. Здесь придется признать наличие проблем, но сразу предложить решения. Сталин не любил жалоб, его интересовали только конкретные предложения.
Я вновь перебрал документы, проверяя расчеты и прогнозы. Технически все было безупречно.
Даже если вождь вызовет экспертов для проверки, они подтвердят мои выводы. Данные геологоразведки, анализ проб нефти, расчеты потенциальной добычи — все говорило в пользу масштабного освоения региона между Волгой и Уралом.
В пятнадцать двадцать я собрал все материалы в портфель и спустился к главному входу. У подъезда наркомата уже ждал черный автомобиль с характерной правительственной маркировкой. Мышкин стоял рядом, непроницаемый как всегда.
Поездка до Кремля заняла всего пятнадцать минут. Машина миновала Лубянскую площадь, проехала по Театральному проезду мимо Большого театра, свернула на Красную площадь и остановилась у Спасских ворот.
Часовые проверили наши документы с исключительной тщательностью, несмотря на правительственный автомобиль. Один из них внимательно сверил мою фотографию в пропуске с лицом, словно видел меня впервые, хотя я бывал в Кремле неоднократно.
После проверки мы прошли через Спасские ворота на территорию Кремля. Кремлевские соборы и дворцы, освещенные послеполуденным солнцем, казались нереально красивыми и отстраненными от суеты индустриализации, охватившей всю страну.