Восхождение

Здание Совнаркома встретило нас прохладой мраморных коридоров и строгой деловитостью. Стандартные портреты вождей на стенах, сотрудники в форменных кителях, снующие с папками документов, телефонные звонки из кабинетов.

В приемной Сталина нас встретил Товстуха, его личный секретарь, худощавый человек с внимательным взглядом и аккуратно подстриженными усиками. Он бросил короткий оценивающий взгляд на мой портфель с документами.

— Товарищ Сталин еще не освободился. Подождите здесь, — сухо сказал он, указывая на кожаные кресла у стены.

В приемной уже ожидали несколько человек. Они негромко беседовали, склонившись над какими-то бумагами.

Я сел в указанное кресло, положив портфель на колени. Мышкин устроился рядом, сохраняя бесстрастное выражение лица. Но я знал его достаточно хорошо, чтобы заметить легкое напряжение в линии плеч. Даже он, бывший контрразведчик, испытывал некоторую тревогу перед встречей с вождем.

Минуты ожидания растягивались в вечность. Я мысленно еще раз прошелся по всем пунктам предстоящего доклада. Бакинская модернизация, турбобуры, каталитический крекинг, проблемы с танковым проектом, «Второе Баку», Дацинское месторождение… Столько нужно было успеть обсудить, и все это требовало ясного, четкого изложения.

Наконец дверь кабинета открылась, и вышли два человека. Они коротко кивнули ожидающим и быстро удалились по коридору, негромко переговариваясь между собой.

Товстуха заглянул в кабинет, затем повернулся ко мне:

— Товарищ Краснов, проходите. Товарищ Сталин вас ожидает.

Я поднялся, поправил галстук и одернул пиджак. Мышкин остался в приемной. На такие встречи допускались только непосредственные участники.

Подойдя к массивной двери кабинета, я на мгновение остановился, собираясь с мыслями. Предстоящий разговор мог изменить ход истории. Если мне удастся убедить Сталина в необходимости энергетического рывка. Я глубоко вдохнул, выпрямил спину и решительно взялся за дверную ручку.

Глава 12 Доклад вождю

В этом кабинете я уже был не один раз.

Просторное помещение с высокими потолками, строгая мебель без излишеств, длинный стол для заседаний, покрытый зеленым сукном. У стены книжные шкафы с собраниями сочинений классиков марксизма и множеством томов в кожаных переплетах. Над письменным столом портрет Ленина в скромной рамке.

Сам хозяин кабинета сидел за столом, склонившись над раскрытой папкой. Рядом дымилась знаменитая трубка, наполняя помещение тяжелым ароматом «Герцеговины Флор».

Когда я вошел, Сталин не поднял головы, продолжая читать документы. Я остановился в нескольких шагах от стола, ожидая приглашения.

Наконец, Сталин завершил чтение, закрыл папку и поднял на меня глаза. Внимательный, оценивающий взгляд, в котором читалась проницательность и привычка к власти.

— Садитесь, товарищ Краснов, — произнес он негромко, указывая на стул напротив. — Рад видеть вас живым и здоровым после всех приключений в Баку.

Я сел, стараясь выглядеть спокойным, хотя сердце колотилось как бешеное. Перед нашим прошлым разговором меня арестовали по подозрению в шпионаже, и только мои «пророчества» и ценные промышленные разработки спасли меня от расстрела.

— Благодарю, товарищ Сталин. Действительно, поездка выдалась насыщенной.

Вождь взял со стола коробку папирос и протянул мне:

— Курите?

— Благодарю, не курю, — ответил я.

Он кивнул, как будто одобряя эту привычку, и отложил коробку.

— Товарищ Орджоникидзе высоко оценил результаты вашей работы в Баку, — начал Сталин, раскуривая трубку. — Особенно это… как его… — он сделал паузу, словно пытаясь вспомнить название.

— Турбобур, товарищ Сталин, — подсказал я.

— Да, турбобур, — кивнул он. — Расскажите подробнее. Только без лишних технических деталей. Меня интересуют практические результаты.

Я достал из портфеля несколько бумаг с графиками и диаграммами:

— Внедрение турбобуров на промыслах Биби-Эйбата дало потрясающие результаты. Скорость бурения увеличилась в четыре раза, глубина достигла двух тысяч метров, доступ к богатым глубинным пластам открыл новые перспективы. Дебит скважин вырос на треть, качество нефти заметно повысилось. Больше легких фракций, меньше примесей.

Я показал диаграмму роста добычи:

— При применении турбобуров на всех промыслах Азнефти мы рассчитываем на прирост общей добычи минимум на двадцать процентов к концу года, а к концу пятилетки на все пятьдесят. В денежном выражении это дополнительно сто миллионов рублей ежегодно.

Сталин внимательно изучал диаграммы, не проявляя никаких эмоций.

— Откуда уверенность в долгосрочном росте? — спросил он. — Не будет ли эффект временным?

— Мы проверили это на первых скважинах, пробуренных еще в феврале, — я положил перед ним график стабильности добычи. — За четыре месяца никакого падения дебита. Напротив, благодаря лучшему качеству скважин и отсутствию песка, загрязняющего пласт, добыча стабильна.

Сталин кивнул и перешел к следующему вопросу:

— А что с внедрением социалистических методов управления? Там же были разоблачения вредителей, если я правильно понял доклады ОГПУ?

Я рассказал о раскрытии коррупционных схем в руководстве Азнефти, о выявлении саботажа при закупках оборудования, о диверсии на компрессорной станции. Сталин слушал внимательно, время от времени делая пометки в блокноте.

— Значит, бывшее руководство сознательно тормозило технический прогресс, — задумчиво произнес он. — Это соответствует нашим наблюдениям и в других отраслях. Вредительство явление системное.

— Совершенно верно, товарищ Сталин, — я вытащил из портфеля еще один документ. — Вот результаты финансовой проверки. За пять лет через подставные фирмы выведено около сорока миллионов золотых рублей. Большая часть на счета в европейских банках.

Вождь взял документ, просмотрел первую страницу и отложил в сторону.

— С этим разберется ОГПУ. Меня больше интересует позитивная часть. Что еще удалось сделать для укрепления советской власти в нефтяной отрасли?

Я рассказал о новой структуре управления Азнефтью, о выдвижении талантливых молодых специалистов, о создании системы подготовки кадров и научно-технической базы для дальнейших разработок.

— Производство турбобуров уже налажено, — завершил я этот раздел доклада. — К концу года планируем выпускать до пятидесяти единиц ежемесячно, что позволит перевооружить не только бакинские промыслы, но и другие нефтедобывающие районы страны.

Сталин задумчиво пожевал мундштук трубки, глядя куда-то поверх моего плеча:

— Все это хорошо, товарищ Краснов. Но меня беспокоит уязвимость Баку. В случае войны с империалистами нефтепромыслы окажутся под ударом. Они слишком близко к границе, слишком доступны с моря…