Воскресенье на даче

— Полно врать-то! Что ты мелешь! Ты сама шляешься около оконъ нашей кухни да вынюхиваешь, что у насъ на плит кипитъ, — доносилось съ балкона.

— Некогда мн вынюхивать, у меня дти, мн впору только съ дтьми заниматься, а вотъ какъ у тебя, кром двухъ паршивыхъ мосекъ, никого нтъ, такъ ты и завела обсерваторію. Ты хоть у мосекъ-то-бы блохъ вычесывала.

— Ахъ, ты дрянь эдакая! Да какъ ты смешь мн это говорить!

— А за эту дрянь хочешь на полицейскіе хлба, шлюха ты эдакая?

— Сама шлюха грязнохвостая!

— Брешь! Я не шлюха, а надворная совтница, кавалерша.

— Оно и видно, что надворная! Совсмъ надворная, а не комнатная.

— Молчать! Ты думаешь я не знаю, кто такое теб этотъ плшивый полковникъ, который къ теб здитъ! И про жида знаю, какой ты съ него браслетъ сорвала. Вдова… Вдовой-то ты только числишься, а на самомъ дл…

— Ого-го-го! Постой я въ тебя, мерзкую, горшкомъ кину. На вотъ… Получай! — крикнула сосдка, швырнувъ съ балкона цвточнымъ горшкомъ, но горшокъ не перелетлъ черезъ заборъ.

— Ты кидаться! Ты кидаться! Такъ ладно-же, и я у тебя вс стекла въ дач каменьями перебью.

Мадамъ Пестикова пришла въ ярость и начала искать въ саду камень.

— Клавдинька! Клавдинька! Опомнись! — слышался шопотъ мужа съ терассы. — Вдь это чортъ знаетъ что такое! Смотри, около нашего палисадника посторонній народъ останавливается.

— Вы что тамъ шепчетесь! Берите полно и идите сюда на подмогу.

— Другъ мой, ты иди сюда!

Съ балкона полетли въ садъ картофелины. Мадамъ Пестикова поднимала съ дорожекъ сада куски битаго кирпича и швыряла на сосдній балконъ.

Пестиковъ сидлъ на терасс за драпировкой и въ отчаяніи воздвалъ руки съ потолку.

— Боже милостивый! Что-же это такое! Съ одинъ день два скандала! — шептали его губы.

VI ПАКИ У НМЦЕВЪ

Семейство Гельбке и Аффе съ сестрой возвращались домой съ прогулки изъ Беклешова сада, гд они катались на лодк. Когда они подходили къ своей дач, то у калитки палисадника ихъ уже дожидались гости — Грусъ, рыжеватенькій молодой человкъ съ усиками и въ веснушкахъ, и Грюнштейнъ, худой черный какъ жукъ мужчина съ чертами лица, напоминающими семитическое происхожденіе. Они стояли и смотрли на встрчу приближающимся Гельбке, причемъ Грусъ вынулъ изъ жилетнаго кармана часы и держалъ ихъ въ рук.

— Мы аккуратны, какъ хронометръ, а вы просрочили ваше время… — говорилъ онъ по-нмецки. — Вы звали насъ на партію въ крокетъ ровно въ три часа, мы были безъ двухъ минутъ три у васъ, а вы являетесь домой только въ шесть минутъ четвертаго.

Гельбке въ свою очередь вынулъ часы и сказалъ:

— Дв минуты четвертаго, но я думалъ, что мои часы впередъ.

— Ваши часы отстали — это вамъ говоритъ часовыхъ длъ мастеръ, — стоялъ на своемъ Грусъ. — Дайте ваши часы и я имъ прибавлю ходу.

Грусъ прибавилъ ходу часамъ Гельбке. Между прочимъ у калитки происходили взаимныя привтствія.

— Ну, какъ ваша невста, герръ Грусъ? — спросила мадамъ Гельбке.

— Frisch, raunter und gesund… — отвчалъ Грусъ, входя вмст съ другими въ палисадникъ дачи. — Цвтетъ какъ роза.

— Когда свадьба?

— У невсты не хватаетъ до свадьбы тридцать три рубля, у меня сто четырнадцать.

— Такъ давно копите и все еще не хватаетъ. Вы, Грусъ, должно быть много пьете пива и много курите сигаръ.

— О, нтъ… Дома за работой я теперь курю трубку, мадамъ Гельбке, что длаетъ мн четыре рубля экономіи въ мсяцъ, но что вы сдлаете, если мои давальцы все такой народъ, какъ вашъ Гельбке. У него часы отстаютъ, а онъ не несетъ ихъ къ часовому мастеру.

— Гельбке годъ назадъ чистилъ у васъ свои часы и если они отстаютъ теперь, то это ваша вина. Нтъ, въ самомъ дл, когда-же свадьба?

— Скоро. Я полагаю, что къ сентябрю у насъ будетъ назначенная для женитьбы сумма въ тысячу пятьсотъ рублей. На прошлой недл я получилъ готовое мсто для заводки часовъ въ одномъ пріют, кром того генералъ фонъ Пфифендорфъ поручилъ мн выбрать ему хорошіе бронзовые часы для гостиной и здсь я буду имть рублей пятнадцать коммиссіи.

— Ну, Гельбке! Скорй крокетъ, крокетъ! — хлопалъ въ ладоши Грюнштейнъ. — А пока, гд ваши дти? Я имъ принесъ изъ вашей аптеки ячменные леденцы. Густинька, Фрицхенъ! Da haben sie roстинцы.

Мадамъ Гельбке радостно улыбнулась, подвела къ Грюнштейну дтей и говорила:

— Кланяйтесь и скажите: благодарю, герръ провизоръ.

— А какъ идетъ у нихъ дло съ гимнастикой?

— О, Фрицъ совсмъ акробатъ, — отвчалъ за жену Гельбке и прибавилъ: — Амальхенъ! Ты не просрочь время. Въ три съ половиной часа они должны длать четверть часа упражненія на трапеціи, а въ четыре часа имъ слдуетъ получить въ пищу казеинъ. Есть-ли для нихъ молоко?

— О, sei ruhig… Я не какъ ты… Я аккуратная мать, — отвчала мадамъ Гельбке. — Мои часы на шесть минутъ не отстаютъ.

— Aber, Amalchen… — хотлъ оправдываться Гельбке.

— Нечего, Амальхенъ! Ты былъ вчера въ город и могъ поврить часы по пушк. Наконецъ, вчера была суббота… Къ вамъ по субботамъ ходитъ въ контору для заводки часовъ часовыхъ длъ мастеръ и ты могъ у него поврить свои часы. Гельбке! Ты перестаешь быть аккуратнымъ! — погрозила она ему пальцемъ.

Гельбке и Аффе устанавливали дуги крокета и вынимали изъ ящика шары.

— А апотекершнапсъ будете пить? Я принесъ апотекершвапсъ, — говорилъ Грюнштейнъ, вынимая изъ кармана аптечный флаконъ съ красной жидкостью.

— Нтъ, нтъ! Теперь нельзя! Гельбке и Аффе пили четыре шнапса за фрюштикомъ! — вскричала мадамъ Гельбке. — Они пили и такъ больше своей порціи. Я позволяю Гельбке пить не больше двухъ шнапсовъ по воскресеньямъ за фрюштикомъ. А это все Аффе виноватъ.

— Мамахенъ, мы пbли только три шнапса, а четвертый ты намъ не дала, — заискивающимъ тономъ сказалъ Гельбке.

— Врешь, врешь! Четыре.

— Я и Грусъ выпили сегодня тоже по четыре.

— Это не длаетъ вамъ честь. А невст Груса я скажу, чтобы она лишила его за это права три дня цловать ея руку.

Гельбке подошелъ къ жен и тихо сказалъ:

— Мамахенъ, вдь Грюнштейнъ угощаетъ, вдь этотъ шнапсъ будетъ даромъ. Позволь намъ выпить.

— Даромъ! Ты забываешь, что я должна подать колбасы на закуску. Вдь Грюнштейнъ безъ закуски пришелъ, — также тихо отвчала она. — А хлбъ?

— Полно, Амальхенъ… У васъ отъ фрюштика осталось десятокъ раковъ — вотъ мы раками и закусимъ.