Воскреснуть, чтобы снова умереть

— Эд, нам креветок привезли королевских, — не отставали от него друзья. — Твоих любимых, с чесночком. Выходи, поедим.

— Я работаю, отстаньте.

— Точно работаешь?

— Да! — рявкнул Эд.

Конечно, он врал. Чтобы работать, нужно сосредоточенность иметь, а у него в башке розовый кисель. Даже поручение Бориса Эдик не выполнил. Садясь за компьютер, он снова и снова открывал страницы Стефании. Все три. И даже удаленную, которую смог вновь восстановить. Зачем он это сделал? Чтобы убедиться в том, что поступил правильно, отказавшись от Стефании?

Эд плюхнулся на кровать лицом вниз. Из-за двери доносились ароматы морепродуктов и чеснока, и от них кружилась голова. Есть не хотелось, желудок был забит чипсами, но трудно отказать себе в любимом блюде…

А в любимой девушке!

Мучительно.

Если бы Стефания не была такой красавицей, Эд быстрее бы успокоился. Беда его была в том, что других девушек он даже не рассматривал. А ведь попадались ему достойные! И не только добрые, умные, интересные, но и симпатичные. Но миловидности было недостаточно, очарования, приятности. Нужна была только красотка… Не хуже, чем мама!

Она у него была испанкой. Жгучей, невероятной. Отец влюбился в нее, когда работал по контракту в Мадриде. Поженились, сын родился. Назвали Эдуардо. Когда мальчику исполнилось три, семье пришлось переехать в Россию. Мать не хотела, но отцу предложили престижную работу, от которой только дурак откажется. И семья отправилась в заснеженную Сибирь. Как назло, именно туда, а не в теплый Краснодарский край или хотя бы Москву с ее умеренной температурой.

Мама там не прижилась, хоть и старалась. Сбежала через полтора года на родину. И от мужа, и от сына. Но не навсегда. Она навещала их первое время, уговаривала супруга бросить все и вернуться всем вместе в Испанию, но Эдуардо одного с собой не забирала. Говорила, ради его же блага. С отцом мальчику лучше, он оседлый, а она с концертами по стране мотается (на бэк-вокале работала у известного в узких кругах романсеро) и вообще… Не сходятся они с Эдом темпераментами! Он спокойный, малоподвижный, в отца, она же — ураган.

Но у папы дела в гору шли, он делал блестящую карьеру на родине. На что ему эта Испания? И Эду она не нужна. Он как раз отлично адаптировался к сибирским морозам, а в жарком Мадриде болел постоянно. А еще обгорал на солнце, и это при том, что смуглостью пошел в мать!

Так и распалась семья. Мама за певца вышла замуж, папа женился на своей помощнице. И у тех, и у других дети появились. Эд, как отрезанный ломоть, сам по себе. Поэтому виртуальный мир и стал его средой обитания.

В семнадцать парень поступил в вуз, уехал в Москву. Отец помогал деньгами, а мама… Она ничем не помогала. Будто забыла о своем первенце. А он о ней забыть не мог…

Эдуардо помнил, как его распирало от гордости, когда мама приходила за ним в детский сад. Сногсшибательно красивая, статная, смуглая, с крупными, но правильными чертами лица, зелеными глазами, смоляными кудрями, выбивающимися из-под меховой шапки. Шуба нараспашку. Под ней алый шарф, платье в обтяжку. На ногах сапоги на каблуке. А в руках объемная сумка из кожи буйвола с тиснением. В нее, а не в авоську или пакет, закидывались продукты для ужина.

Только у Эда была такая мама (на ее шоколадной коже даже снежинки быстрее таяли), у остальных детей — обычные! Все это понимали, и он, и они.

Неудивительно, что, когда у него, и совсем маленького, и уже подросшего, спрашивали, какие девочки ему нравятся, Эдуардо неизменно отвечал: «Такие, как моя мама!»

Стефания не была на нее похожа. Типаж иной. Но он — не главное. Эд влюбился бы и в китаянку, и в африканку, если б она была красива. И все же то, что Стефания русская, его радовало. С иностранками труднее. И его семья тому пример. Распалась, хоть и любовь была, и ребенок…

Опять стук в дверь.

— Вы отстанете от меня или нет? — вышел из себя Эдуард. Именно так он представлялся, опуская последнюю гласную. Хотел даже паспорт поменять, да, как говорится, забил.

— Это Марков, — услышал в ответ. — Открывай.

— У меня ничего для тебя нет. Не нарыл, — Борис по телефону просил Эда разузнать все о семье Густавсенов.

— Значит, не старался. Открывай, а то дверь сломаю.

Пришлось подчиниться. В то, что Марков исполнит угрозу, Эд не сомневался.

Открыв, он увидел его на пороге с блюдом. На нем креветки. Горячие, ароматные. В другой руке Борис держал упаковку «Чанга». Пацаны стояли за его спиной и будто ждали приглашения войти, но Марков бесцеремонно захлопнул за собой дверь.

— Что за печать страдания появилась на лице твоем, отрок? — спросил он, пройдя к столу, чтобы водрузить на него блюдо. Пиво же осталось в его руке. — Узнал еще что-то нелицеприятное о своей зазнобе?

— Нет. Просто грущу. Имею право?

— Накрыло все же? Это хорошо. Значит, чувства настоящие.

— А толку? Я не буду с продажной женщиной…

— Могу тебя порадовать, — Марков открыл пиво и протянул Эду бутылку.

— Этим?

— И этим тоже. К креветкам пивко — самое то. — Он откупорил еще одну и жадно приложился к горлышку: — Кайф!

Эд тоже сделал глоток, но не такой смачный. Пиво горчило, и он его отставил.

— Не продавала Стефания свою девственность. Кто-то за нее переговоры вел. Она сама в шоке.

— Врет.

— Не думаю. Стеф простая, глуповатая (уж извини), шаблонно мыслящая девушка. Она плохой манипулятор. Далеко не развратница. И, что немаловажно, слишком высоко себя ценит. Не продалась бы она за полтинник.

— Тогда кто вел переписку от ее лица?

— Об этом мы с тобой подумаем после. Сейчас важнее другое: нужно узнать, что за семейка это — Густавсены? На чем они поднялись, с кем братались, с кем ругались? Какие скелеты в шкафах прячут?

— Непонятная семейка, — Эд говорил, но по клавишам стучать не переставал. — Состояла из двух человек, отца и сына. Кто был матерью Витаса, не известно. Близких родственников нет. Будто из ниоткуда взялись эти Густавсены. Иво в середине девяностых зарегистрировал фирму имени себя. Она занималась оптовой продажей. Склады Густавсен сначала арендовал, потом выкупал. Хорошо на этом поднялся, вложился в судостроение и недвижимость. Сын отцу помогал, но не очень активно. У меня сложилось впечатление, что делал он это из-под палки. На, глянь. — И повернул к Боре компьютер: — Это Густавсены на бизнес-форуме в Лондоне. У Витаса недовольная рожа.

— Будто в переполненной маршрутке едет, — согласился с ним Боря. Он вспомнил слова Иво о том, что сын не желал заниматься бизнесом, хотел только наслаждаться благами богатой жизни. — Состояние семьи велико?

— Иво Густавсен входит в двадцатку самых богатых людей Латвии. Но, я думаю, прибедняется. Не светит всеми доходами. Видно, что калач тертый.

— Тут ты прав. Иво имеет бурное прошлое, о чем говорят шрамы и татуировки на его теле. Одна приметная. Глянь, — Марков продемонстрировал снимок, что сделал на телефон, когда обнаружил труп на вилле.