Воскреснуть, чтобы снова умереть

— Замечаешь, как он изменился? — спрашивал он у друга. — Стал спокойнее, ответственнее. Вкалывает на своей свалке сколько лет уже, не пьет.

— Да он и раньше не злоупотреблял. И работящим всегда был. Но что спокойным стал, ты прав. У Гошана и тик пропал. Только мне кажется, мутят эти мусорщики делишки какие-то на своей свалке…

— А где не мутят? На заводе нашем, что ли?

Прав был Боксер. На их предприятии, как только перестройка в силу вошла, воровство процветать стало. Начальство наглело, вывозило добро машинами, работяги тырили по малости, охрана опять же за денежку на все закрывала глаза. Палыч с Боксером держались. Но не из-за святости своей. Оба карьеру делали, не хотели мараться. Палыч по партийной лестнице шагал, а Боксер хорошим конструктором был, его могли двинуть в столицу. И двинули бы, если б не развалился завод. То, что не разворовали, распродали. Людей на улицу выгнали.

Палыч с Боксером унывали недолго. Они решили заняться чем-то новым, перспективным и по примеру многих двинули в бизнес. Друзья, как и многие, стали челноками и, как и многие, прогорели.

— А я предупреждал, — напомнил им Гошан. Они и его брали в долю, но тот отказался. — Какие из нас торгаши, ребята? Не то что не заработаем, вложенные бабки не отобьем.

Но друзья его не послушались, и через полгода подсчитывали убытки. Первая неудача их не остановила. Зализав раны и продав свои машины, Палыч с Боксером стали собирать компьютеры. Благо, последний в технике шарил, а первый с директором радиорынка был знаком лично. Опять ничего не вышло. Не договорились с «крышей», и их точку пожгли.

— Алмазы — вот во что я бы вложился, — постоянно твердил Латыш. — Горстка их тянет на целое состояние. И спрятать легко, они даже в задний проход поместятся.

Друзья злились на него. Какие еще алмазы? Откуда они возьмутся? В их краях один янтарь!

Но однажды Боксер прибежал к Палычу в таком возбуждении, что у него голос срывался:

— Помнишь Якута? Того, что несколько точек держит на рынке по приему лома?

— Отдаленно.

— Он такой рыжий, пучеглазый.

— И Якут?

— Кликуха у него такая. В Якутии всю жизнь прожил, только недавно к нам переехал.

— Золотозубый? — вспомнил Палыч. — Жена у него красавица и сын маленький. Живут в старом доме на окраине.

— И я сегодня там был, сигнализацию устанавливал. Якут ментам не доверяет, меня попросил.

— Он такой богатый?

— Сразу и не скажешь, да? Но сейф есть. Простейший. В кабинете нашего директора такой стоял, я его чинил пару раз. Код к нему для меня подобрать — раз плюнуть.

— Ты к чему ведешь? — напрягся Палыч.

— Вот он, наш шанс разбогатеть!

— Ты предлагаешь ограбить Якута?

— Почему нет? Сейчас это стало почти нормой! Все друг друга кидают, обворовывают…

— Избивают, пытают, убивают тоже в каждом дворе! Ты и на это готов?

— Нет, что ты, — протестующе замахал руками Боксер. — Мы проникнем в дом, когда в нем никого не будет. Я отключу сигнализацию, открою сейф, мы возьмем алмазы и быстро свалим.

— С чего ты решил, что там алмазы?

— Якут на прииске работал мастером бурового участка. И вдруг бросил все и умотал на другой конец страны, чтобы жить в дряхлом арендованном доме и на рынке старье принимать? Явно же не с пустыми руками переехал. Иначе не боялся бы так…

Палыч тогда разругался с Боксером. Послал его. Но когда эмоции поутихли, стал всерьез раздумывать над предложением друга. Неделю спустя он пришел к нему, чтобы сказать:

— Я согласен! Но нам нужна помощь бывалого человека. Вдвоем мы не справимся.

— Латыша в долю взять и я хотел. Но ждал, когда ты согласишься. Или втроем идти на дело, или не идти вовсе.

Гошан выслушал друзей и задумчиво протянул:

— Запалиться можем.

— Каким образом? — поинтересовался Боксер, который считал свой план безупречным.

— Ты устанавливал сигнализацию в доме, значит, станешь первым подозреваемым. Через тебя выйдут на нас. И все, прощай свобода!

— Позаботимся об алиби, и прокуратура ничего не докажет.

— Наивный, — тяжко вздохнул Латыш. — Тебя менты отмудохают так, что ты на себя не только ограбление возьмешь, но и убийство американского президента Кеннеди. И подельников сдашь, так что мы с Палычем за тобой паровозиком…

— Я к ударам привык — боксер как-никак. А еще я ваш кровный друг. Это больше, чем брат. И никогда не сдам ни тебя, ни Палыча. Мы в одиннадцать лет клятву дали и будем ей верными. Согласны?

Оба кивнули.

— Тогда давайте разработаем план. Якут с семьей в эту пятницу идет на день рождения (я крутился на рынке, слышал это), дом будет пустовать несколько часов. Я набросал его план, вот смотрите…

Они составили план и договорились встретиться в пятницу в условленном месте. Боксер и Палыч пришли, а Латыш нет.

— Струсил? — предположил Иван. — Оказался не так крут?

— От алмазов Латыш ни за что не отказался бы.

— Значит, что-то случилось.

— И что будем делать? Переносить операцию?

— Еще раз я не решусь на преступление, — честно признался Палыч, которого трясло со вчерашнего дня. — Нужно следовать плану, но без Латыша. Мы и вдвоем справимся.

— А кто на шухер встанет? Он должен был.

— На месте разберемся. Пошли уже, а то я или в обморок упаду, или убегу.

Они подошли к дому. Тот стоял на отшибе, и можно было не таиться.

— Сигнализация не включена, — сообщил Боксер.

— Забыли сделать это? Или просто никуда не ушли? Может, ребенок заболел и они дома остались?

— Якут торжество не пропустил бы. Его точно нет дома.

— Не будем же мы на женщину нападать?

— Связать ее можно…

— Отказываюсь! Если кто-то дома, мы уходим. — И шагнул к двери, чтобы постучать. — Назовусь проповедником, если мне откроют.

Но не открыли. В доме стояла тишина.

— Ушли, значит, — выдохнул Палыч. — А про сигнализацию забыли.

— Вот и ставь ее людям…

Они забрались в дом через окно, которое приметил Боксер, и сразу двинулись в комнату с сейфом. Она именовалась залом. Были еще спальня и кухня-гостиная с огромной изразцовой печкой — единственным украшением этого ветхого дома. Палыч прикоснулся к ней: теплая. А на столе чашки не убранные, ложки. Так себе хозяйка, красавица жена.

Едва он об этом подумал, как увидел ее… Красавицу жену! Она лежала на полу возле печки. На губах широкий черный скотч, на длинных каштановых волосах кровь, а из груди торчит огромный кухонный нож.

Палыч вскрикнул. Но Боксер никак на это не отреагировал. Он онемел от увиденного: в зале на кресле сидел Якут. Со связанными за спиной руками. Его рыжая голова была опущена на грудь. Та вся залита кровью. На животе (он был виден через дыру на майке) множественные раны. Якута пытали прежде, чем убить. Зачем? Чтобы узнать код от сейфа, конечно. Сейчас он закрыт, но его явно открывали. Как Боксер это понял? Никак, он просто догадался. Даже если Якут выдержал пытки, он все рассказал, когда угроза нависла над его женой и ребенком…