Воскреснуть, чтобы снова умереть

— Добрый вечер, заходи.

— От тебя пришло сообщение…

— Да. Я пригласил вас с Наташей к десяти, но завтра и не в этот офис.

— Я умею читать, — сердито бросила она. — Дай, договорю.

— Извини. Присаживайся. — Он указал на диван, стоящий напротив кресла, которое занял он. — Хочешь чаю, сока? — Она мотнула головой. — Рома?

— А вот от него не откажусь.

Что за день такой! Никто не хочет есть и пить, только выпить.

— Стопочка вон в том ящике, но ее надо ополоснуть. Возьми сама, пожалуйста, а то у меня руки жирные.

Рая так и сделала. По комнате она двигалась энергично, уверенно. Боря представил ее хлопочущей на кухне. Картинка ему понравилась. Ладненькая женщина, приятная, опрятная, домовитая, почему-то именно таких у него никогда не было. Попадались все замороченные работой, неумелые в быту. Марков даже когда с кем-то жил, возвращался в неуютную квартиру, плохо убранную, безликую, не наполненную ароматами вкусной еды. А именно этого хотелось, ведь он деревенский. В их тесной избенке всегда было чисто, тепло, занавески, коврики, покрывала — все с любовью подобрано, отстирано. В дешевеньких вазочках цветы или рябина, веточки еловые. Диваны все в подушках. Их бабушка шила, набивала старыми колготками и носками, что нарезала стружкой. Между ними обязательный кот. Один сменял другого, но все они были похожи и внешне (серые, пушистые), и характером. Коты были хитрыми, вороватыми, но ласковыми, громко мурчащими. Бабушка их лупила полотенцем, когда готовила. Гнала, чтобы не украли чего. Но потом сама же животинкам лучшие кусочки приносила. А внучку пекла каждую субботу его любимые пироги. Как же дивно пахло в их избе по выходным!

Вспоминая все это, Марков ругал себя за нелюбовь к малой родине. Хорошо же в деревне! И почему он так рвался из нее? Нет, уехать на учебу нужно было. И поработать в городе. Но когда из прокуратуры поперли, можно было вернуться. Не насовсем, так, на время. Пожить в избушке бабушкиной, обветшавшей после ее смерти, подшаманить ее, печь протопить. Молока да сыворотки напиться вдоволь. В Ужихе покупаться летом, а зимой покататься с ее откосов на ледянке. Пробежаться по лесу на дедушкиных лыжах, что на валенки надеваются, упасть в снег…

— Мне Наташа все рассказала, — услышал он голос Раи и стряхнул с себя воспоминания вместе с воображаемым снегом.

— О чем?

— Сам знаешь. Ты ведь из-за этого нас вызываешь завтра.

Она села на диван, поставив перед ним стопку с гербом. Наливай, мол. Пришлось все же руки вытирать.

— Нет, причина другая. Будет общий сбор, как я и написал.

— Полицейские протоколы подпишем, чтобы из страны без проблем выпустили? — Боря кивнул. — И ты никому не расскажешь, что натворила Наташа?

— Ничего страшного она не сделала.

— Как это? Чужое взяла! Еще и документ, удостоверяющий личность… Это хуже, чем деньги украсть!

— Она уже раскаялась в содеянном, иначе не призналась бы тебе.

— Ты отдал паспорт Алие?

— Завтра в десять. — Он поднял свою стопку, чтобы чокнуться с Раей, и произнес традиционный тайский тост: — Чок дии!

— Что это значит?

— Пожелание удачи.

— Чок дии!

Она выпила ром легко, как воду. А он-то думал, будет морщиться. «Хон тонг» был резким напитком, совсем не женским. Марков чистым его сам не любил, перемешивал с соком, а не с энергетиком, как тайцы.

— Как твое расследование? — спросила Рая, закусив ром конфеткой. Она достала ее из сумки, потом еще несколько. На обертках была нарисована белочка. — Угощайся, — сказала она, подвинув к Боре конфеты.

— Сто лет не ел, поэтому угощусь обязательно.

— Тут вроде есть русские магазины?

— Да, но я в них не хожу. Там меня мучает ностальгия.

— Борь, а ты был женат? — спросила вдруг Рая.

— Официально нет. Но у меня есть дочь. Или я тебе уже говорил об этом?

— Мне — нет.

— Значит, Маше. Точно, ей. — Марков налил еще рома им обоим. У него осталось одно не обглоданное ребро, но он уже не хотел его. Насытился так, что готов был лопнуть. — Ты музыку любишь? — спросил он.

— Очень. И пою хорошо.

— В караоке?

— Нет, я не хожу по заведениям. Мне домашние застолья нравятся, с песнями, плясками, анекдотами. Народные я пою. Русские, татарские, армянские. — Она подвинула к себе стопку. — А почему ты спросил про музыку?

— Хотел, чтобы ты плей-лист свой включила. Что сейчас в России слушают? У нас тут до сих пор «Руки вверх» и Шура.

— Ты просто по ресторанам с дискотекой не ходишь, — улыбнулась Рая. — В них российские новинки крутят.

— То есть ты ходишь?

— Заглянули с дочкой ради интереса в один клуб, но быстро ушли. — Она достала телефон, пробежала пальчиком по экрану. У нее были красивые руки: миниатюрные, гладкие, с нюдовым маникюром. Яркий Боре не нравился, казался хищным. Не ногти — когти окровавленные, как у хищной птицы. Ужас! — У меня лирика одна. Включать?

Он согласно кивнул. Сейчас рок слушать не хочется. А именно его Боря любил, не только «Короля и шута» и «Сектор газа», но и иностранцев. А вот шансон не мог терпеть. Даже хороший, того же Круга. В его песнях та же ложная романтика, как и в фильмах о ментах из Петербурга.

Зазвучала композиция неизвестного исполнителя с сочным мужским голосом. Текст — набор слов, часть из которых Борис не понимал, но мелодия неплохая и вокал приятный.

— Это кто?

— Холидейбой.

— Да, сильно я отстал, — хмыкнул Боря. — А Викдейбоя пока нет? Не для праздников, для будней? Или Мандейбоя? Кто-то должен любить понедельники.

— Наташа обожает этого парня.

— Он красавчик, да? — Он вспомнил портрет парня на пляжной сумке.

— Естественно. Обычных ребят она не замечает. В кого такая?

— Не в тебя разве?

— Намекаешь на мое короткое увлечение Валерой? Это был сбой программы. Но в этом есть часть твоей вины.

— Моей? — переспросил Марков и снова разлил ром. Сам он был трезвым, как стекло, поскольку очень плотно поел, а Рая немного захмелела, и это ей шло. Щечки у нее разрумянились, глаза заблестели, улыбка стала чаще появляться.

— Ты нас в храм Идущего Будды привез, лапши на уши навешал про его знаки, и после я упала на Валеру.

— И ты решила, что это боженька тебе пинка дал? — Марков развеселился. — Не зря же ногу от земли отрывал. Не идти собирался, а тебя отправлять в объятия мужчины мечты?

— Смешно тебе, — сокрушенно покачала головой она. — А женщины в это верят. Даже такие, как я, здравомыслящие.

Марков вспомнил Машу. Вот уж кто поверил ему, так это она. Но это и неплохо, наверное. Ребенка теперь родит. Почему-то Боря не сомневался в том, что зачатие произошло. Как говорят, чего хочет женщина, того хочет бог? Если так, то Маша точно забеременела. И, кажется, он догадывался от кого…

— Я, наверное, больше не буду ром, — сказала Рая после того, как выпила. На сей раз она передернулась.