Восьмая могила во тьме

Ее одели в костюмчик, который купила Куки. Когда я его увидела, он показался мне слишком маленьким. Дети ведь не бывают такими крошечными. А теперь на Пип он выглядел даже великоватым. Сама Пип казалась какой-то нереальной. Как куколка с густыми ресничками, маленьким носиком и треугольничком волосиков на лбу. Невозможно красивая, как ангелочек, и по-настоящему завораживающая.

Перевернувшись на бок, я расправила одеялко, в которое завернули Пип, и в ответ на мое прикосновение растопырились крошечные пальчики. Я ошеломленно уставилась на ногти – маленькие точные копии ногтей Рейеса – и пересчитала. Ровно десять. То, что доктор прописал. Я не могла оторвать от дочери взгляд. Не могла насмотреться на маленького человечка, которого мы так долго ждали. В глазах защипало от слез, а я усиленно старалась не замечать, что чувствую себя так, будто меня переехал поезд. Поезда меня и раньше переезжали, а вот саднящая боль между ног была чем-то новым и непривычным. Одна беда: природа не просто звала, а кричала и требовала внимания, как бывалый псих.

Игнорировать мочевой пузырь и дальше было уже невозможно. Я поцеловала Пип в макушку, в щечку, в ручку, потом скатилась с кровати и посмотрела на мужа. Вдруг он наконец уснул? Рейес лежал на боку, подсунув под голову руку. В тусклом свете отчетливо виднелись темные тени вокруг мышц. Длинные ресницы веером лежали на щеках, прямо как у Пип. Я постояла еще немного, любуясь двумя самыми дорогими сердцу людьми на земле, как вдруг услышала тихий голос Дениз:

– Она замечательная.

Я повернулась и на втором стуле, который явно приволокли сюда специально, увидела мачеху.

– Это точно. И такая крошечная! Как будто ненастоящая. Как розовый цветочек на синих волнах.

– Дети всегда оказываются меньше, чем ожидаешь.

Общих детей у Дениз с папой не было, и я не раз задумывалась почему. Впрочем, интересовало меня это недостаточно сильно, чтобы спросить напрямик.

– Сколько я спала?

– Со вчерашнего утра. Часов восемнадцать.

– Восемнадцать?! – Я заозиралась в поисках часов. – Пип воевала с миром без меня целых восемнадцать часов?!

– Мне сказали, что ты в стазисе, или как-то так. Что тебе нужно отдохнуть и исцелиться.

– Ну да, только на этот раз, похоже, не сработало.

Я попробовала потянуться, но было слишком больно.

– Хочешь ее подержать? – спросила Дениз, встала и шагнула ко мне. – Мы еле-еле оторвали ее от твоего мужа, чтобы Кэтрин могла провести осмотр. На всякий случай завтра приедет педиатр.

– Хорошо. Я только в туалет смотаюсь, а потом приклеюсь к ней на веки вечные.

Взяв сотовый, я со скоростью улитки, которой девяносто с лишним лет, двинулась в ванную. Никогда в жизни мне не было так больно. Сильнее всего болели бедра. Потом Вирджиния. Бедняжка! Она больше никогда не будет прежней. Еще болели ребра и… В общем, долго перечислять. Чистить зубы и умываться тоже было больно. Сбоку на голове был здоровенный порез, под глазом – синяк.

Сидя на унитазе, я проверила сообщения. Многозадачность, знаете ли, всегда была моей отличительной чертой. К тому же писала я целую вечность, так что времени с головой хватило. Одна эсэмэска была от мистера Аланиса, моего частного детектива. Он спрашивал, есть ли дома успехи. То бишь поговорила ли я с Рейесом. А поговорить придется. Тем более времени Лоэры дали только до завтра. Может быть, теперь, когда у нас есть Пип, муж поймет, почему я так поступила. Но все равно предстоящий разговор наводил на меня ужас.

Вернувшись, я застала Рейеса по пояс голым с Пип на руках и затаила дыхание. Тот, у кого хватит сил сотрясти землю, держал на руках хрупкого, как фарфор, ребенка. И это было потрясающе, восхитительно, прелестно и даже сексуально.

Я подошла ближе. Глядя на меня сверху вниз, Рейес улыбнулся. В каждом его движении так и сквозила гордость.

– Ты хоть немного поспал? – спросила я, коснувшись его руки.

– Конечно, - не краснея соврал муж, и я на пару секунд застыла, глядя на сонные глаза и небритое лицо.

– Оставлю вас наедине, - еле слышно в громогласном храпе Повитухи-Кэтрин сказала Дениз, а потом повернулась ко мне. – У тебя замечательные друзья.

Рейес передал мне дочь, и я подошла к мачехе, не зная, как выразить всю свою бесконечную благодарность.

– Ты спасла ей жизнь. Не знаю, что бы я делала, не окажись ты сегодня здесь.

– Вчера.

– Вчера, - исправилась я.

Она опустила голову.

– Я рада, что смогла помочь.

С этими словами Дениз вышла из комнаты.

– А тебе я должна кое-что показать, - сказала я, глядя на комочек совершенства в моих руках, и спросила у Рейеса, уже выходя с Пип в коридор: - Идешь?

Вместе мы вышли на улицу и улеглись на двух шезлонгах поглазеть на звезды. Я рассказывала Пип о созвездиях. Показывала их в небе и проговаривала названия, причем Рейесу то и дело приходилось меня поправлять. Ясное дело, я не обращала на него внимания.

– А вот ту звездочку видишь? – Я глянула на Пип, которая мирно спала. – Ее я хочу подарить тебе. И вообще, все они твои. Но эту во всем мире должны знать под названием Пип.

– Уверен, название у нее уже есть.

Я повернулась к мужу, который лежал совсем рядом. Футболку он так и не надел, но холодная ночь, похоже, ни капельки его не волновала.

– К тому же это не звезда, а планета, - продолжал Рейес, и уголок его рта чуточку приподнялся.

– Слышала? – Я опять уставилась на дочь. – Папочка только что оскорбил твою звезду. А еще он в скотче, представляешь? Между прочим, скотч уже вышел из моды.

– Венера, - тем же тоном добавил Рейес.

– Пип, - упрямо выгнув бровь, возразила я.

– Пусть будет Пип, - тихо рассмеялся он. – Кстати, я узнал кое-что интересное о нашей дочери.

– Кое-что? Одно?

Рейес широко улыбнулся:

– Это интересно в другом смысле.

Меня обуяло любопытство.

– Правда?

– Чуть больше трех с половиной килограммов. Точнее – семь фунтов тринадцать унций.

Я ахнула и с широко распахнутыми глазами воззрилась на Пип, одним только взглядом выражая все, что хотела сказать. И надо признать, на Бродвее мне бы аплодировали стоя.

– Значит, ты весишь целых семь фунтов и тринадцать унций? Неудивительно, что Вирджинии так досталось. – И тут до меня дошло, что имел в виду Рейес. – Семь изначальных богов. Всего тринадцать.

Он пожал плечами:

– Подумал, это любопытный факт.

– Обалденно любопытный!

– Тебе надо попить и поесть. Хочешь чего-нибудь конкретного?

– Чувак, ты из простых яиц можешь сотворить изысканный ужин из трех блюд. Удиви меня.

– Вообще-то, я не говорил, что буду готовить, а предложил посидеть с дочерью, пока готовить будешь ты. Я тоже есть хочу.