Воспоминания советского посла. Книга 1

В огне первой мировой войны сгорел меньшевизм Чичерина. Осталась его страстная преданность делу пролетариата, его яркий талант, его энциклопедическое образование, его изумительная память и работоспособность. Неудивительно, что партия широко использовала способности Чичерина в интересах советского государства.

Впрочем, это случилось не сразу.

Оставшись после моего отъезда в Лондоне, Чичерин занимался не только репатриацией русских эмигрантов, но также резко выступал среди английских рабочих против войны за демократический мир. В результате британские власти арестовали его и посадили в Брикстонскую тюрьму, ту самую Брикстонскую тюрьму, с корой годом позже познакомился М. М. Литвинов. В течение нескольких месяцев Чичерин сидел под замком. Только когда в январе 1918 г. М. М. Литвинов стал де-факто полпредом советского правительства, он добился освобождения Георгия Васильевича и разрешения для него уехать в Россию.

В конце января 1918 г. Чичерин прибыл в Москву и сразу же был назначен заместителем народного комиссара иностранных дел. 

В жизни Чичерина также начиналась новая и чрезвычайна важная страница, чреватая многими событиями и переменами…

Ф. А. Ротштейн

Федор Аронович Ротштейн тоже был членом Герценовского кружка и эмигрантом, но в некоторых отношениях он сильно отличался от большинства русских политических изгнанников, проживавших в то время в Лондоне.

Обычно эти изгнанники попадали сюда уже после того, как прошли значительный революционный стаж: редкий из них был моложе 30 лет. Далее, многие из них сторонились контактов с английским окружением и жили своей замкнутой русской колонией. Даже когда нужда заставляла таких эмигрантов работать где-либо у англичан, дело сводилось к механическому отбыванию горькой повинности и стремлению возможно меньше соприкасаться с чужой средой. Эмигранты данного типа говорили только по-русски, читали только русские книги и газеты. Нередко о важнейших событиях английской жизни они узнавали лишь несколько дней спустя, когда в Лондон приходили петербургские или московские газеты. Был в те годы в Лондоне старый эмигрант Теплов, проживший на берегах Темзы свыше 20 лет. Он содержал русскую библиотеку и был очень популярен в эмигрантской колонии. Но английский язык оставался для Теплова книгой за семью печатями: у булочника или мясника он объяснялся больше жестами, чем словами. Не все эмигранты болели столь сильной антипатией к английскому языку, как Теплов, однако лишь немногие из них действительно хорошо владели этим языком.

Ф. А. Ротштейн не был похож на других эмигрантов. Первое отличие состояло в том, что в 1891 г. он явился в Лондон 20-летним юношей, не имея за плечами еще никакого серьезного революционного стажа. Сын провинциального аптекаря, он навлек на себя подозрение тем, что, будучи гимназистом в Полтаве, поддерживал связь с местным кружком народовольцев (Бунин, Сарпинский, Присецкий и др.). В результате перед Ротштейном стал выбор: либо арест, либо исчезновение из Полтавы. Он решил исчезнуть. Но куда направить свои стопы? Ротштейн был в таком возрасте, когда естественно вставал вопрос о высшей школе. Из-за подозрения в «неблагонадежности» русский университет был для него закрыт. Оставалась только заграница. И Ротштейн поехал в Лондон. Почему именно в Лондон? Почему не в Швейцарию, где обычно в те времена училась русская молодежь радикального толка? Да просто потому, что молодому Ротштейну очень импонировали имена Спенсера, Бокля, Джона Стюарта Милля, и он хотел вкусить от древа познания в их отечестве.

Ф. А. Ротштейн в годы эмиграции

Впрочем, метод, избранный Ротштейном для достижения своей цели, был довольно оригинален. Вместо того, чтобы поступить в лондонский или какой-либо иной английский университет, Ротштейн пять лет просидел в Британском Музее, подготовляя большой, труд по истории Римской империи. Его увлекала мечта создать марксистский противовес (Ротштейн уже был знаком с учением Маркса) известной книге английского историка Гиббона «Закат и падение Римской империи». Эту мечту реализовать не удалось: для окончания работы не хватило средств на жизнь. Зато в популярной серии Ф. Ф. Павленкова в Петербурге «Жизнь замечательных людей» появились биографии Цицерона, Сократа и Платона, принадлежавшие перу Ротштейна. Так, перед молодым эмигрантом открылись пути в русскую литературу.

Второе отличие Ротштейна от обычного типа русского эмигранта состояло в том, что он был тесно связан с английской жизнью. Произошло это так. В первые годы но прибытии в Лондон Ротштейн находился в контакте с «Фондом вольной русской прессы», основанным в конце 80-х годов прошлого века известным народником С. М. Степняком-Кравчинским. Около «Фонда» тогда группировались люди разных политических направлений, но благодаря Степняку общая линия «Фонда» оставалась весьма левой.

— Степняк был большой человек, — не раз слышал я от Ротштейна, — умный, талантливый, настоящий революционер… Он, пожалуй, единственный из старых народников сумел развиться в хорошего социалиста. Остальные народники по большей части превратились в простых либералов.

Однако в 1895 г. Степняк умер, и к руководству «Фондом» пришли иные люди. В России одерживал победы марксизм. В 1896-1897 гг. разразились знаменитые стачки петербургских ткачей. Все это способствовало процессу расслоения в среде лондонской эмиграции, и Ротштейн оказался в лагере марксистов в то время, как большинство членов «Фонда» не хотело отойти от народничества. Это оторвало Федора Ароновича от «Фонда» и привело его в ряды английской Социал-демократической федерации — в то время единственной в Англии социалистической организации, разделявшей взгляды Маркса и Энгельса. В 1895 г. Ротштейн стал членом Федерации. Лидером этой организации был Гайндман, представлявший собой очень своеобразную фигуру, возможную лишь в обстановке конца прошлого века. Выходец из крупнобуржуазных кругов, Гайндман в молодые годы «увлекся» марксизмом и в 1884 г. создал Социал-демократическую федерацию. Человек способный и энергичный, политический карьерист, он много сделал для разоблачения язв капитализма внутри Англии, но сохранил в своем сознании немало пережитков консерватизма, к которому принадлежала его семья. Всегда изящно одетый, с шелковым цилиндром на голове, Гайндман создал в Федерации режим диктатуры и не терпел никакой оппозиции. Товарищи по организации окрестили его именем «тори-социалиста», и это было не случайно. Ибо во многих вопросах Гайндман мало отличался от своих буржуазных сородичей, а в сфере внешней политики являлся настоящим британским националистом. Энгельс в письме к Бебелю от 30 августа 1883 г. характеризовал Гайндмана как «архиконсерватора и крайнего шовиниста» [44] и таким по существу он остался до конца своих дней. Как показательно в самом деле, что Гайндман предлагал Дизраели, этому столпу и пророку британского империализма, принять социалистическую программу. И вот, вступив в Социал-демократическую федерацию, Ф. А. Ротштейн очень быстро превратился в крупнейшего противника Гайндмана. Впервые с особой яркостью это обнаружилось во время англо-бурской войны 1899-1902 гг. В течение примерно двух лет после начала этой грабительской войны Социал-демократическая федерация вела против нее энергичную борьбу. Созываемые ею митинги и собрания нередко срывались бандами джингоистских хулиганов; ее деятели, ораторы, организаторы подвергались нападениям со стороны разнузданных «патриотов»; ее печатные произведения сжигались и уничтожались империалистическими охотниками за черепами. Однако члены Федерации героически сносили все эти испытания. И вдруг в июле 1901 г. Гайндман выступил в газете Федерации «Жюстис» (Справедливость) с письмом, в котором предлагал прекратить антивоенную борьбу и, заявив, что федерация уже выполнила свой интернационалистический долг, рекомендовал ей вернуться к мирно-повседневной пропаганде социализма. Ротштейн опубликовал на страницах той же газеты резкий ответ Гайндману, положивший начало ожесточенной борьбе по этому вопросу внутри Федерации. Очень быстро обнаружилось, что огромное большинство рядовых членов поддерживает Ротштейна. Для Гайндмана создалось столь трудное положение, что он вынужден был снять свою кандидатуру на ближайших выборах в исполком Федерации. А Ротштейн на этих выборах прошел в Исполком, собрав максимальное число голосов. В дальнейшем Ротштейн еще несколько раз переизбирался в Исполком.

44

К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 27, стр. 329. 274.

С указанного времени Федор Аронович становится признанным лидером левого крыла Социал-демократической федерации, а впоследствии, с образованием в 1911 г. Британской социалистической партии, в которую влилась Федерация, лидером левого крыла и этой последней. Он много и продуктивно работает в годы, предшествовавшие первой мировой войне. Публикует статьи в английской и иностранной социалистической прессе, редактирует с 1906 г. «Социалистические ежегодники» — сборники ценных политических и статистических материалов о международном рабочем движении, является лондонским корреспондентом органа египетского национального движения «Египетское знамя», участвует в съезде египетской молодежи в Женеве в 1909 г., выпускает в 1910 г. на английском языке свою известную работу «Разорение Египта», ведет борьбу против Гайндмана, поддерживающего лозунг «большого флота» в порядке соперничества британского империализма с германским. С началом первой мировой войны Ротштейн организует бунт местных отделений Британской социалистической партии против Исполкома с Гайндманом во главе, который занял «оборонческую позицию». Этот бунт имел результатом то, что на конференции партии в апреле 1916 г. 80% голосов было подано за интернационалистическую позицию Ротштейна. После этого Гайндман вышел из Британской социалистической партии и вскоре затем вообще сошел с политической сцены. Огромную роль сыграл Ротштейн в процессе формирования и первоначального становления Коммунистической партии Англии.

Надо ли при таких обстоятельствах удивляться, что Федор Аронович был тесно связан с английской средой, с английской жизнью?

Было еще одно побочное обстоятельство, действовавшее в том же направлении. В погоне за «хлебом насущным» Ротштейн с 1907 г. стал техническим работником либеральной газеты «Дэйли ньюс», в свое время основанной Диккенсом. Здесь он читал иностранную прессу и делал сводки из нее для сотрудников по международным вопросам. Как пригодились Федору Ароновичу накопленные при этом сведения и знания позднее, когда уже в советские времена он был послом в Тегеране, а затем работал в коллегии Народного комиссариата иностранных дел! Работа в «Дэйли ньюс» естественно создавало Ротштейну связи в леворадикальных кругах Великобритании.

* * *

В годы моей эмиграции Ротштейн был уже вполне сложившимся человеком. Он занимал определенное положение на левом фланге английской общественности. Он принадлежал к тем очень немногим русским изгнанникам, которые прочно устроились в Лондоне и имели по нашим тогдашним понятиям хороший и обеспеченный заработок. Ротштейн жил в Хайгете (Северный район Лондона), снимал коттедж, имел хорошую библиотеку и воспитывал троих ребят: двух мальчиков — Андрюшу и Женю, и девочку Наташу.

По субботам или воскресеньям я иногда заходил к Федору Ароновичу. Попав в эмиграцию, я поставил своей задачей использовать пребывание за границей для основательного ознакомления с политическими и профессиональными организациями Германии и Англии. Четыре года (1908-1912), проведенные мной в Германии, дали мне в этом отношении очень много. Теперь я хотел изучить британское рабочее движение, и Ф. А. Ротштейн с данной точки зрения являлся для меня настоящей находкой. От него всегда можно было услышать много любопытного по интересующим меня вопросам, он мог также дать полезные рекомендации к различным деятелям английского пролетариата. Кроме того, в доме Федора Ароновича я каждый раз встречал кого-либо из англичан — то социалиста, то левого лейбориста, то радикального писателя, то передового деятеля трэд-юнионов^{20}. Это помогало мне правильнее ориентироваться в многообразных явлениях британской жизни и, естественно, притягивало меня к дому Ротштейна в Хайгете.