Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

гайки, рельсы, шпалы. Под пбкровом ночи мы закапывали друг друга в эти гайки.

А в первый раз я добирался до Кенигсберга в воздушном ящике под вагоном. Мы

были маленькие ростом, щуплые. Залазили в эти ящики, последний нас

закрывал, а сам забирался на платформу и закапывался в эти гайки. В

Кенигсберге высадились на территории нынешней станции Калининград-

Сортировочная. Прошлись по теперешнему Балтийскому району — все вокруг

было разрушено. Зрелище ужасное. Прошлись мимо Кафедрального собора,

походили по его подвалам, потому что нам кто-то сказал, что там сохранились

буфеты. Мы искали себе пропитание и пристанище. Ночевали в разбитом

трамвае, заброшенных железнодорожных вагонах. Было начало июня и довольно

тепло. У нас была цель: достать себе какую-нибудь одежду и продукты. Мы были

фактически босые, наша одежда была изодрана. Нередко мы

становились в очередь у солдатских кухонь, раздававших пищу немецким

детям, они нам уступали дорогу. Но были и кухни, где кормили таких же, как и мы,

русских детей. В районе нынешних улиц Комсомольской и Красной и парка имени

Калинина бродили пятнистые чернобелые коровы, лошади. Везде стояли

солдатские повозки, машины. Все было пропитано атмосферой отдыха, эйфории,

раскрепощенности, радости. По городу везде велосипеды валялись; у нас в

деревне такой «техники» не было, и мы ее осваивали, катаясь по асфальту. В

брошенных квартирах мы подобрали себе кое-какую одежду. Прихватили узелки с

вещами, которые прятали в разбитых трамваях, — у нас был уже «свой» трамвай.

Он и стал нашим первым жильем на Калининградской земле. Через несколько

дней на таких же железнодорожных платформах мы отправились обратно. На

границе с Литвой нас поймали и отвезли под конвоем в Смоленск, а там мы уже

разбежались кто куда.

Прибытие

В дороге переселенцы видели разрушенные города и села России, Украины,

Белоруссии. Но то, что открылось их взору на территории бывшей Восточной

Пруссии, поразило даже фронтовиков.

«В Калининградскую область по плану подлежало переселить 50 семей

рыбаков-колхозников. Фактически переселена 81 семья. На станцию Лабиау

эшелон 442 прибыл [5 октября 1948 г.] на 9-е сутки. Средний состав семьи

выразился в 4,74 человек вместо 5 человек по плану, вследствие чего мы имеем

экономию средств, отпущенных на пособие переселенцам. <...> Вместе с

эшелоном рыбаков в Калининградскую область был отправлен скот

переселенцев: коров — 74, телят — 25, свиней — 6, овец, коз — 131, дом. птицы

— 292, пчелосемей — 5».

Из отчета переселенческого отдела Куйбышевской области за 1948 год.

ГАКуйбО. Ф. 4072. Оп. 1. Д. 14. Л. 1, 7.

Вспоминает Юрий Николаевич Трегуб, приехавший с родителями из Алма-

Аты:

Когда мы стали въезжать в бывшую Восточную Пруссию, когда проехали

город Вилкавишкис, тут начался сплошной ад. Все было разрушено, все дома

32

побиты, на железнодорожных путях вагоны покорежены, кругом противотанковые

ежи, железобетонные укрепления - доты, дзоты, брошенные орудия... Особые

впечатления оставил город Инстербург. Когда подъехали к станции, то она была

вся разрушена. Торчали только столбы железные, на которых когда-то крепилась

кры-

ша, да металлические рамы без стекол. Вокруг обгоревшие кирпичи, в

воздухе стоял запах гари — до сих пор помню его.

И все же страшные следы войны не могли заслонить у переселенцев

естественного чувства любопытства. «Когда подъезжали к городу на поезде,

поразили дома с черепичной крышей. Было очень необычно. Сразу ощущалось,

что здесь жили совсем другие люди. Крыши домов островерхие и красиво

выглядели» (Алевтина Васильевна Целовальникова, приехала из Рязани). Все

вокруг казалось чужим, необычным, немного пугающим. И аккуратные

деревенские домики, крытые красной черепицей, и обсаженные деревьями

дороги, и асфальт повсюду.

— Даже по развалинам, которые я наблюдала из окна вагона, — вспоминает

Анна Андреевна Копылова, — сразу было видно, что это уже не Россия, а

Западная Европа. Сердце не стучало, а колотилось. Все было вокруг

интересным, незнакомым, любопытным.

И вот Кенигсберг — конец долгого и трудного пути. Эшелоны разгружались в

разных местах в районе Южного вокзала.

Из воспоминаний калининградской журналистки Марии Павловны Кубаревой:

— Вокзала в нынешнем его виде не существовало. Хотя здание в основном

сохранилось. Поезд остановился у какого-то временного строения барачного

типа. Первое, что сразу же бросалось в глаза, — развороченные

железнодорожные пути, огромное количество разбитой техники, завалы на

товарной станции. Но подходили и разгружались поезда, продавались билеты,

была маленькая камера хранения и зал для приезжих.

Вот как воскрешает в памяти свой приезд Александр Августович М е л н г а л

в:

— Мы приехали в Кенигсберг в пасмурный, слякотный, хмурый, дождливый

день. Это было 17 января 1947 года. Разгружались у двух деревянных бараков,

там и был «зал ожидания». В барак набилась огромная масса народу. Нам

удалось «захватить» скамейку, люди в бараке постоянно двигались. Мы

просидели там двое или трое суток. И самое страшное — море клопов, они

падали прямо е потолка! До сих пор помню, как они кусались... Через какое-то

время я вышел на улицу. Справа и слева — болото, а впереди — развалины. Я

вышел на уцелевший мост на нынешней улице Киевской. Кругом — тишина и

развалины. Слева от железнодорожного полотна — сотни немецких паровозов.

Смотрю с моста в сторону города: ни дымочка, ни машины, ни человека — одни