Вот пришел папаша Зю…

— А если и достану где-нибудь, — продолжал размышлять Борис Николаевич, — где мы деньги насобираем такие? Это ж сколь нужно-то… — занялся он подсчётами. — Целое состояние, одним словом. Нужно с Танюхой посоветоваться.

— Мебель, холодильник, телевизор — всё продадим! — быстро разрешила вопрос Татьяна. — Вопрос жизни или смерти. Вернуться в девяносто восьмой и всеми силами не допустить Зюзюкина к власти — вот сейчас задача номер один.

«Ну вся в меня, — любовно подумал о дочери Борис Николаевич. — Эх, была бы она мужиком…»

— Достать шампанское во что бы то ни стало, — продолжала развивать свою стратегию Татьяна. — Переворошу все свои старые связи.

«Сейчас старые связи не больно-то… — размышлял про себя Борис Николаевич. — И купить нигде нельзя. Может, своровать? Как говорит Вовчик этот, Железо который: «Если нельзя купить, значит, нужно украсть». Нужно с ним поговорить. Он всё может».

— Четыре ящика «шампуня»? — вскинул брови Вовчик, когда Борис Николаевич выложил ему свою просьбу. — Что за сабантуй намечаешь, президент?

— Ты, главное, достань, — увильнул от ответа Ёлкин. — Всё для тебя сделаю, достань только.

— Ну, батя, никак здорово тебя припекло, раз так слёзно просишь.

— Очень тебя прошу, понимаешь. Уважь.

— Президент, о чём речь? Если надо — сбацаем!

Роковая ошибка Михаила Сергеевича

Каждый вечер Михаил Сергеевич Гробачёв возвращался из народа, преимущественно иностранного, довольный и радостный. Каждый вечер, закрыв дверь комнаты на защёлку, он выгребал из карманов пальто скомканные купюры инвалюты. Раиса Максимовна их разглаживала и раскладывала в стопочки, согласно их достоинству и категории.

— Работать становится всё сложнее, Захарик, — жаловался Михаил Сергеевич. — Милиция гонит от гостиниц. Приходится с ними делиться. И ведь рублями не берут, дармоеды! — возмущался он. — Это просто безобразие, я так считаю. Они говорят, что я пристаю к иностранцам и попрошайничаю. Ну разве я к ним пристаю? Это неправда, что я к ним пристаю. Я стою себе возле входа, спокойно, никого не трогаю, с плакатиком на шее. Они сами ко мне подходят и заговаривают. Задают вопросы, интересуются нашим с тобой, Захарик, положением, и страной вообще, и что я по этому поводу думаю. Между нами разгораются дебаты. Очень большие, серьёзные дебаты на различные политические темы. И после этого они мне сами бросают в шляпу деньги. Я же не попрошайничаю, Захарик, как ты считаешь?

— Конечно, Ми. Просто советский милиционер не может видеть, как кто-то зарабатывает валюту. Ты же знаешь, какая у них зарплата. Вот они и не могут спокойно смотреть, как их месячная зарплата падает тебе в шляпу за несколько часов.

— Я тоже так думаю. Захарик, ты бы подновила мой плакатик, а то поистёрся уже весь. Пожалуйста.

— Хорошо, Ми. Только знаешь что? Мы, пожалуй, вместо «Подайте бывшему президенту» напишем «Помогите бывшему президенту». Тогда они ни к чему не смогут придраться. Это будет не попрошайничество, а просьба о помощи.

— Захарик, что бы я без тебя делал? — в очередной раз изумился Михаил Сергеевич.

— Без меня ты бы давно пропал, Ми.

Ещё через пару дней Раиса Максимовна тревожно сообщила супругу:

— Ах, Ми, ты, как всегда, весь в трудах, и плохо информирован о важнейших событиях в стране. Я узнала неприятную для нашей деятельности новость. Ходят слухи, и, я думаю, небезосновательно, что скоро запретят хождение по стране иностранной валюты и закроют все обменники. Покупка-продажа инвалюты, и даже её хранение будут уголовно наказуемо! Мы возвращаемся в доперестроечное время, Ми!

Михаил Сергеевич удручённо поджал губы.

— Но Захарик, в доперестроечное время валюта ходила подпольно. И её курс на «чёрном рынке», насколько я помню, был в несколько раз выше официального.

— Но мы не сможем больше работать возле гостиниц «Интурист»! И ты представляешь, что с нами будет, если у нас найдут такое количество инвалюты?!

Михаил Сергеевич бросил тревожный взгляд на жену.

— Я думаю, нас посадят, Захарик.

— Ми, нужно как можно скорее до этого идиотского указа вложить свои валютные накопления.

Михаил Сергеевич снова поджал губы, размышляя.

— Я думаю, их нужно вложить в недвижимость! — внесла предложение генератор идей Раиса Максимовна.

Михаил Сергеевич уважительно на неё посмотрел.

— Я думаю, Захарик, перво-наперво нам нужно подвести наш дебет. Ну-ка, главный хранитель ценностей, неси сюда наш семейный сейф.

Раиса Максимовна, закрыв дверь комнаты на защёлку, нырнула в платяной трёхстворчатый шкаф и достала оттуда коробку из-под сапог «Salamander», перевязанную бечёвкой. Она развязала бечёвку — и тугие стопки всевозможных дензнаков, спружинив, подняли крышку и рассыпались на диван.

Тут были доллары — штатовские, канадские, австралийские и даже эфиопские; марки — финские и немецкие; французские и бельгийские франки; английские фунты; австрийские шиллинги; лиры, кроны, йены, динары, песо, злотые, тугрики, а также латы, теньге, манаты, лари и гривны. На супругов Гробачёвых взирали важные короли, королевы, демократичные президенты, мощные гретхен и усатые гетманы.

Был произведён сложный подсчёт с учётом всех курсов валют, для чего пришлось приобрести финансовые бюллетени. К вечеру третьего дня вырисовалась весьма внушительная сумма.

— Ми, со временем мы можем купить себе домик где-нибудь на Багамских островах, — мечтательно сказала Раиса Максимовна.

— Захарик, ты забыла, что нам запрещён выезд за границу, — вернул на землю воспарившую супругу Михаил Сергеевич.

— Ну хорошо, — смирилась Раиса Максимовна. — Мы можем купить себе домик на берегу Чёрного моря. Маленький домик. Нам ведь много не нужно, правда, Ми?

— Конечно, Захарик.

— Где-нибудь в Крыму… — продолжала мечтать Раиса Максимовна. — Недалеко от Фороса…

— Захарик, я тебя очень прошу, не напоминай мне о Форосе, — поморщился Михаил Сергеевич, как от зубной боли. — Это во-первых. А во-вторых, ты снова упустила из виду, что Крым теперь, вроде, не наш.

— Долго ещё он будет не нашим? — капризно спросила Раиса Максимовна. — Ну хорошо, тогда где-нибудь на российском побережье. Что там ещё наше осталось? Сочи наши?

— Сочи ещё наши. Теперь там будет резиденция Зюзюкина, — тяжело вздохнул Михаил Сергеевич. — Но Захарик, на домик у моря, я думаю, мы с тобой ещё не заработали.