Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Вояж вокруг моей комнаты. Повесть
Шрифт:

Лаванда, тмин, анемон, василек, цветы всех видов, которые с таким трудом культивируются в наших оранжереях и садах и которые рождаются в Альпах во всей своей примитивной красоте, формируют блестящий ковер, по которому бродят ее овечки.

Милая пастушка, скажи мне, где находится тот прелестный уголок земли, в котором ты обитаешь? В каком отдаленном животноводческом хозяйстве ты сегодня встала с авророй? Не смог бы я отправиться жить туда?

Но увы! мягкое спокойствие, которым ты наслаждаешься, не замедлить исчезнуть: демон войны, не удовлетворенный разрушением

городов, скоро принесет страх и смятение и в самый удаленный уголок. Уже приближаются суворовские солдаты, и я вместе с ними в штабе их главного фельдмаршала, и я вижу, как они маршируют от горы к горе, все ближе и ближе к облакам. Гром пушек уже можно слышать на самых возвышенных обиталищах грома.

Беги, пастушка, гони свое стадо, спрячься в самых удаленных пещерах и самых диких: нет больше места спокоя на этой печальной земле!

Глава XXIV

Я не знаю, как это со мной произошло; но вот уже некоторое время мои главы заканчиваются на печальной ноте. Напрасно я фиксирую с самого начала свои взгляды на каком-нибудь приятном объекте, напрасно я бросаю якорь в спокойных водах, я испытываю тут же мощный шквал, который заставляет меня отклоняться.

Чтобы положить конец этому возбуждению, которое сбивает меня с намеченных мною же самим идей и чтобы утихомирить биения своего сердца, которое столько волнительных образов слишком колеблют, я не вижу другого средства как прибегнуть к рассуждению.

Да, я хочу положить этот кусочек льда на свое сердце.

И это рассуждение будет о живописи; потому что рассуждать о другом предмете, нет подручных средств. А я могу рассуждать только о том, что возбуждается образами, находящимися у меня перед глазами. Рассуждения о живописи это моей конек, не уступающий всем воображаемым скакунам дяди Тоби.

Свое рассуждение о живописи я начну с вопроса преимущества великолепного искусства живописи искусству музыки: да, я хочу поставить некоторые свои соображения на весы разума, хотя бы они весили не более одного песчаного зернышка, одного даже атома.

Можно сказать в пользу живописи, что она кое-что оставляет после себя; ее картины переживают ее и увековечиваются в нашей памяти.

Ответят, что композиторы также оставляют после себя оперы и концерты; но музыка -- подданная моды, а живопись нет.

Музыкальные пьесы, которые расчувствовали наших дедушек и бабушек, смешны для любителей нашего времени, их помещают среди опер-буфф, которые заставляют нас, их внуков, смеяться над тем, что когда-то вызывало слезы.

Картины Рафаэля будут восхищать наше потомство, как они восхищали наших предков.

Вот моя крупинка песка.

Глава XXV

– - Но какая мне разница, – сказала мне однажды мадам де Ноткастль, – что музыка Херубини или там Чимарозы отличается от музыки их предшественников?

Какая мне разница, что старинная музыка заставляет меня смеяться, лишь бы новая мне импонировала?

Необходимо ли для моего счастья, чтобы мои удовольствия напоминали удовольствия моей прабабушки? Что вы мне говорите о живописи, искусстве,

которое нравится совсем немногим, тогда как музыка волнует все, что только дышит?

Этот вопрос меня немало озадачил, ибо, начиная главу, я как-то не подготовился к нему.

Возможно, если бы я его предвидел, я бы вообще не стал предпринимать этого рассуждения. И пусть не примут это как афронт к музыкантам.

Я совсем не настаиваю, я призываю небо и всех тех, кто слышал, как я играю на скрипке в свидетели. В этом плане я ни на что не претендую.

Но предполагая достоинства искусств равными с разных сторон, я бы ввел такой критерий достоинства искусства, как оценку артистических способностей.

О чем речь? Часто видят детей, как они бренчат на клавесине на манер великих грандов; но никогда не видели хорошего художника 12 лет. Живопись, кроме вкуса и чувства, требует думающей головы, без которой музыканты вполне могут обойтись.

Часто можно видеть, как целыми днями человек без чувств и без головы вытягивает из скрипки или арфы волнительные звуки.

Можно воспитать человеческое животное до касания клавесина, и когда оно дойдет до уровня мастера, душа может вояжировать спокойно, пока пальцы машинально выдавливают звуки и во что она никак не вмешивается.

Невозможно напротив изобразить простейшую вещь в свете, чтобы душа не использовала там всех своих способностей.

Да, но что вы скажете, спросят меня, если сравнить исполнение музыки, действительно, не требующее особого интеллекта, с ее сочинением? Признаюсь вопрос снова ставит меня в тупик. Если бы те, кто вздумал рассуждать были бы последовательны, то все рассуждения заканчивались бы подобной озадаченностью.

Начиная исследование какого-нибудь вопроса, обычно принимают догматический тон, ибо в душе вопрос уже решен, как это и было, по правде говоря, в моем случае в отношении живописи, хотя я несколько лицемерно и демонстрировал непредвзятость; но дискуссия пробуждает возражение.. и все кончается сомнением.

Глава XXVI

А теперь когда я несколько успокоился, я собираюсь поговорить с вами без эмоций о двух портретах, которые находятся рядом с альпийской картинкой.

Рафаэль! твой потрет не мог бы быть нарисован никем, кроме тебя. Кто другой осмелился бы взяться за него.? Твоя открытая, чувственная, духовная фигура раскрывает твой характер и твой гений.

Чтобы угодить твоей тени, я поместил рядом с тобой портрет твоей любовницы, к которой люди всех веков будут предъявлять претензии за те великолепные работы, которых искусство лишилось из-за твоей преждевременной смерти.

Когда я экзаменую портрет Рафаэля, я чувствую себя пронзенным почти религиозным чувством великого человека, который в цветущем своем возрасте превзошел всю античность и картины которого – восхищение и отчаяние современных артистов.

Моя душа, наслаждаясь Рафаэлем, чувствует одновременно приток негодования против той итальяночки, которая предпочла свою любовь тому, кто ее любил, и которая погасила на своей груди этот божественный цветок, этот божественный гений.

Поделиться с друзьями: