Воздается по вере. Грехи имеют свою цену. Книга третья

Немецкое поселение представляло собой что-то среднее между небольшим провинциальным городишком и объединением нескольких хуторов, раскинувшихся на общей местности. Здесь работали магазинчики, кафе, поликлиника, отделение банка, почта и маленькие частные артели. Со стороны, днем поселение выглядело полусонным. Люди особенно никуда не спешили, просто шли или ехали на велосипедах по своим делам. Спокойная, размеренная жизнь. Поселение настолько органично вписывалось в природный пейзаж, холмистой местности с аккуратными полями и перелесками, с голубым озерком в самой низине. Низкие игрушечные домики, обсыпанные ярким калейдоскопом цветов, выверено подрезанные кусты и деревья – вся эта ухоженная красота напоминала сказку.

Корпуса завода смотрелись, как бельмо на глазу. Вроде тоже небольшие, вроде тоже аккуратные, вроде тоже много зелени и цветов, но совсем другая застройка. Если бы завод строили сами немцы, наверняка совсем иначе расположили здания и сооружения, проложили дороги, организовали функционал. Они, скорее всего, постарались бы вписать завод в существующий пейзаж. Военный городок раскинулся почти вплотную к заводу и внешним видом очень напоминал основное предприятие.

Через три месяца копировальщика разглядело руководство и командировало для дальнейшего прохождения службы в отдел главного конструктора. Сашка встал к кульману. Теперь об одиночестве можно было забыть. В этом тоже были свои плюсы. Общение в коллективе отвлекала от тоски по дому и беременной жене. Конструкторская работа – знакомая ипостась: курсовики, расчетки, наконец, диплом. С заданиями солдат справлялся запросто, играючи, чем приводил в полный восторг сотрудников отдела. Женщины его подкармливали плюшками, мужчины – сужали сигаретами. Словом, жизнь наладилась, да и служба стала не в тягость. Ему позволялось ходить на работу и с работы самостоятельно. Частенько задерживался или выходил пораньше в связи со срочной работой. Теперь Сашка писал письма любимой в казарме.

О себе Гордеев особенно не распространялся. Совсем избежать разговоров о родителях и семье было невозможно, поэтому пришлось несколько приоткрыть завесу секретности личной жизни. Любопытные женщины вытянули таки из него сведения о том, что родом из Приморска, женат, жена ждет ребенка и живет в Солнечном. Впрочем, с такой еще короткой биографией и скрывать, в общем, нечего. Писал Маше через день, пусть мыслей хватало на половину странички, но ведь важен не объем письма, а факт его получения. Конечно, откуда набраться событиям в жизни солдата? Писал обо всем, что приходило в голову.

Марию жизнь тоже не баловала разнообразием. Да и до разнообразия ли ей в совсем непростом положении? Она каждый день с утра срывала лист календаря, и ждать оставалось на один день меньше. Все ее существо перешло в режим продолжительного ожидания. Она, казалось бы, должна готовиться к рождению ребенка. На свет появится маленькая частичка любимого мужчины. Может, с другими оно так и случалось, только не с ней. Ребенок жил и развивался у нее внутри сам по себе. Маша никогда не прислушивалась к происходящему в ее животе. Она спокойно, даже равнодушно, ходила в женскую консультацию, сдавала необходимые анализы.

Плод развивался стабильно благополучно, со здоровьем все обстояло нормально. Живот рос, словно, отдельно от ее тела. Единственным неудобством становилось ограничение в потреблении жидкостей. Стали отекать ноги, руки, лицо. Маша стала впечатлительной и нервной. Всякая несправедливость или обида вызывали в ней потоки слез. Она плакала часто и много. Тщательно скрывая открывшуюся слабость, старалась под любым предлогом выскочить из цеха и там, в стороне от любопытных глаз «отвести душу».

Михал Михалыч старался оградить свою слезливую сотрудницу от нападок производственников, начальства и ненужных переживаний. Ему было искренне жалко беременную, одинокую молодую женщину. Жизненный опыт подсказывал, что Марию нужно познакомить с женой, женщиной добрейшей души. Она сумеет отвлечь молодую особу от желания оплакивать свою «несчастную» судьбу, переключит внимание и придумает необходимое занятие. Легко сказать, а как это сделать. По возрасту Маша приходилась ему скорее внучкой, нежели дочкой. Разве ей будет интересно проводить время с двумя стариками?

Завод выполнял объемный государственный заказ. Работали без выходных. Из отдела технического контроля привлекли всех сотрудников и только по просьбе Михалыча Гордеевой сделали поблажку в связи с ее положением. Пораньше утром в субботу Михалыч отправился на работу. Первого, кого он увидел в еще пустом цеху, была Маша Гордеева. Она сидела закутавшись в теплый пуховый платок, лихо орудуя штангенциркулем, обмеряла изготовленные во вторую смену, детали.

– Гордеева, ты что тут делаешь? – разозлился Михалыч. – Ты думаешь – мы без тебя не справимся?

Маша вскинула ресницы. На пожилого мужчину уставились карие с поволокой, глаза.

– Здравствуйте, Михал Михалыч, что это вы с утра развоевались?

– Ты мне, Гордеева, зубы не заговаривай. Я вчера на оперативке четко, по-русски сказал, что явятся все кроме тебя. Зачем ты пришла?

Маша, не выпуская инструмента из рук, тянула из металлического ящика детали, замеряла и складывала в пустой.

– Гордеева, ты меня слышишь? – гневался начальник.

– Слышу.

– Давай вставай и ступай домой. Без тебя обойдемся.

Женщина насупилась, шумно задышала носом, по подбородку пробежала легкая рябь.

– Гордеева, я приказываю – уходи!

Мария опустила голову ниже.

– Нет, вы посмотрите на нее. – обратился мужчина к пустому цеху. – Начальник ей никто. Надо же какая упертая! А случится выкидыш от переутомления? Кто виноват будет? Нельзя по закону беременных женщин привлекать к переработкам. Нельзя!

Вредная контролерша вышла из-за стола и подошла к своему начальнику. Она умоляюще заглянула ему в глаза.

– Михал Михалыч, я же не за деньгами сегодня пришла. Мне плохо одной. Я как остаюсь одна, так реветь начинаю.

– Вот те раз, тебе же расстраиваться нельзя. Ребенка нервного родишь, потом сама же маяться будешь.

– Я знаю, только ничего поделать не могу, слезы сами катятся. Мне на работе среди людей лучше.

– Это в общаге то тебе людей не хватает? – удивился Михал Михалыч.

Маша шмыгнула носом и смахнула предательскую слезу:

– Здесь я работаю, занята делом, а там слоняюсь по комнате от стены к стене. Все соседи в семьях. Кому я нужна?

– А Ольга? Я думал вы подружки.

Михал Михалыч обошел длинный, самодельный стол. За ним, у самой стены, стоял тоже самодельный шкаф, куда сотрудники отдела убирали личные вещи и специальную одежду.

– Конечно, Ольга подруга, но у нее семья. Своих забот хватает.

Начальник надел черный халат. Нужно отметить, что жена следила за своим мужем исправно. Мужчина всегда выглядел ухоженным и наглаженным.

– Значит, поэтому тебя из цеха не выгонишь. То-то я смотрю: народ домой, а ты все копаешься. Раньше всех приходишь, позже всех уходишь. Выходит, девонька, дом пустой тебе не мил.

Маша, молча отчаянно закивала головой.

– А Сашка пишет?

– Пишет.

– Ну, тогда не все так плохо! Часто пишет?

– Часто.

– Телевизор у вас есть?

– Нет. Еще не купили.

– А что так? В наше время молодежь прежде всего телевизор покупает.

– У нас в общежитии в красном уголке стоит телевизор. Можно ходить и смотреть.

Михалыч не прерывая разговора с Машей, заинтересовано изучал ящики, наполненные готовой продукцией около стола. Видимо, ночная смена, чтобы не терять времени даром, предъявила свою работу на проверку.