Вожатый из будущего
Шрифт:
Нет, конечно, Вальке с женой помогут Тамарины родители. Они не бросят молодую семью. Но все равно — лучше пока ему не знать о том, что случится в его мире всего через три года…
— Думаешь, так оно все и было? Вику тогда укокошил этот болезный, которого они пичкают иногда конфетами с успокоительным, чтобы тот на людей не кидался? А что? Похоже… — сказал Валька, оторвав меня от размышлений о государственном перевороте, случившемся в начале девяностых.
— Да ничего я не думаю, — мрачно сказал я. — Так, просто предполагаю…
Мы с приятелем, скрестив ноги по-турецки, сидели на полу их с Тамарой комнаты и размышляли, что делать. Глянув
— Что хотя? — спросил Валька, с интересом глядя на меня.
— В прошлый раз… ну, тогда, когда меня машина сбила… Я еще тогда в «Склифе» лежал, потом к доктору за сумкой ездил.
— Ну? — нетерпеливо поторопил меня Валька. — Это я помню. Ближе к делу давай.
— Я даже не знаю, как сказать, — начал я.
— Скажи, как есть, — просто сказал товарищ. — Я пойму.
— В общем, — решился я наконец раскрыть кое-какие карты и сказать правду Вальке, — в прошлый раз, после того, как меня машина сбила, мне тоже снились кое-какие вещи, которые происходили когда-то наяву. Ну, например, я видел водителя, который меня тогда сбил. Он колесом попал в какое-то масляное пятно на дороге и потерял управление. Оно и неудивительно: мужик этот права-то недавно получил, еще и экзамен сдал то ли со второго, то ли с третьего раза.
— Ну пятно-то можно увидеть, — усомнился Валька в моих словах. — Если ему права выдали, значит, не слепой…
— Да его какой-то мальчишка зеркальцем ослепил, — пояснил я, вытягивая ноги на ковре поудобнее.
— Ремня бы этому мальчишке, — мрачно сказал Валька. — Попадись он мне — всыпал бы, несмотря на то, что младше…
— Не надо ему ремня, — сказал я твердо. — Он сам себя уже наказал. Мелкий он совсем, друзей у него нет. Точнее, тогда не было. Прибился сдуру к какой-то компании гопников, они его и подбивали на всякую дурь… Самим-то отвечать не хотелось, если поймают…
Я вспомнил щуплого мальчишку, который места себе не находил, понимая, что натворил, и снова преисполнился сочувствия к нему. Есть подлые люди, а есть те, которые просто оступились, и только подлец будет добивать лежачего. А хорошему человеку надо дать шанс. Поэтому я и сделал так, чтобы это позорное пятно, как когда-то злосчастное масляное пятно на дороге, приведшее к аварии, было смыто начисто из биографии мальчишки.
— В общем, — сказал я, — я ему дал шанс все исправить… Пусть живет спокойно.
— Как это? — изумился товарищ.
— Ну, не стал я в милиции про него ничего рассказывать, — на ходу придумал я, ругая себя за то, что чуть не проболтался. На самом деле я, конечно же, отмотал время назад на своем симуляторе.
— А как этот болезный из твоего видения выглядел? — деловито спросил вдруг Валька. — Вспомни, а! Опиши.
Я задумался. Пришлось изрядно напрячь память, чтобы хоть что-то вспомнить. Спустя пару часов воспоминания о недавних видениях были уже не такими отчетливыми. Я едва помнил, во что был одет, когда оказался в квартире родителей Гали, не мог вспомнить, как именно выглядел ее буйный братец. Снова и снова я пытался собрать из разрозненных кусочков цельную картину, но никак не получалось. Очень тяжело было формулировать
мысли. Голова все еще болела.Мне вдруг стало жаль нашу Галю.Теперь, кажется, я понял, почему у нее был такой отвратительный характер. Она была просто глубоко несчастна. Когда-то в отроческие годы она по чистой случайности недоглядела за своим маленьким братом, не оттащила его вовремя с горки, и его сбила ватага дерущихся мальчишек, которая скатилась следом с огромной скоростью.
Родители, которые безумно любили долгожданного сыночка, не простили дочери этой оплошности. Теперь она для них была не человеком, а вечно во всем виноватым существом, козлом отпущения, единственная цель жизни которого теперь заключалась в искуплении вины, а точнее — присмотром за неуправляемым бугаем. Тот рос, креп, и справляться с ним было все труднее. Помогали иногда только конфетки с седативным препаратом: они моментально гасили приступ гнева и подавляли волю, но это только при тщательно подобранной дозировке.
— Знаешь что? — сказал вдруг Валька. — Ты же вроде в художку ходил, да?
— Я? — опешил я. Ну надо же, я снова и снова узнаю что-то интересное о моем двойнике.
— Ну не я же! — Валька встал, размял затекшие от долго сидения ноги и взял со стола блокнот и карандаш. — Вот, рисуй!
Я быстро сделал набросок. Надо же, как ловко и хорошо у меня получается… А настоящий программист Алексей в жизни не умел красиво рисовать. Четверку по рисованию мне натянули из жалости, чтобы не портить в целом хороший аттестат. Минут через десять я протянул приятелю свой набросок.
— Ну точно он! — хлопнул себя по колену Валька, взглянув на рисунок. — Он, как пить дать. Слушай, вот если не знаешь, что у него с башкой беда, то и не подумаешь. Блин, я, кажется, понял!
— Что понял? — я заинтересованно заерзал. Кажется, мы напали на верный след.
— А я, кажется, понял, почему его тогда переклинило, и он на белокурую девчонку напал — она на Вику похожа. Не как сестра-близнец, конечно, но похожа. Такая же рослая, волосы белокурые, глаза, как блюдца… Видимо, вспомнил. А еще вот что! Да, да, было! Я чуть не забыл!
Приятель встал и начал взволнованно ходить по комнате. Я с интересом наблюдал за ним, стараясь не упустить ничего из того, что он говорит. Все это может мне пригодится, когда я снова приду на знакомую улицу, засяду за старый советский компьютер (точнее, сейчас еще очень даже новый) и запущу свой симулятор…
— Отец этой Гали химиком в каком-то научно-исследовательском институте работает. НИИ закрытый, туда просто так не попадешь. Про мать ничего не знаю. Кажется, она ничего особо не делает, вроде как за сыном ухаживает… Но если твой сон отражает действительность, то она этого малахольного давным-давно на дочь спихнула, а сама просто прикидывается страдалицей, которая ухаживает за больным. Помнишь, мы с тобой созванивались, когда я в лагере был?
— Ага, сказал я, — тщательно следя за ходом мысли товарища.
— Вот! — многозначительно поднял палец Валька. — Я с тобой попрощался, трубку положил, потом решил Томке набрать. Взял трубку и не успел начать набирать номер, как услышал разговор по параллельному телефону. Я тогда вообще не понял, о чем речь, а сейчас, кажется, понимаю…
Дальше, по словам товарища, дело было так. По телефону говорили два человека: мужчина и женщина. Женский голос был хорошо знаком приятелю: он принадлежал старшей вожатой Гале. Другой собеседник — мужчина — говорил отрывисто и резко: