Вожатый из будущего

— Заселяйся к нам уже, Валя, тем более что институт ты уже окончил, чего тебе по съемным комнатам маяться, пожил ты в общаге свое, — радушно предложила ему будущая теща, когда он, отработав смену вожатым в лагере, вернулся в Москву и заехал к невесте в гости. — Мы к тебе присмотрелись, за два-то года, поняли, что парень ты отличный. Ну зачем вам дальше по паркам целоваться? Тем более заявление подано у вас с Тамарой, свадьба уже через месяц. Живите, как взрослые люди. К чему все эти формальности? И отец не против, да?

Тамарин папа, который, сидя в кресле-качалке, читал газету, кивнул.

— Ясное дело. Хоть сейчас оставайся. Сам хотел давно предложить. Ненаглядная твоя только рада будет, да, Тома? Знаю, что сам ты не попросишь.

Высокая, статная Тамара нежно погладила жениха по руке и улыбнулась ему. Тот сидел рядом, просто млея от счастья. Жизнь его устроилась наилучшим образом. Он, естественно, уже отсчитывал дни до того дня, когда будет наконец засыпать рядом со своей возлюбленной. История их любви разворачивалась у меня на глазах, они прекрасно подходили друг другу, как «инь» и «янь», и я ни на секунду не сомневался, что ближайшие пятьдесят лет Валя с Тамарой проживут в любви и согласии. А там посмотрим…

— Забыла совсем! — всплеснула руками теща. — Мы же, пока ты в лагере был, вам в комнату стенку ГДР-овскую поставили.

— Опилки, — хмыкнул Тамарин отец. — Но на первое время хватит, да? А потом что-нибудь получше купим. Не чужим ведь людям, а своим детям.

У товарища отвисла челюсть. Ничего себе! На первое время? Стенку, за которой большинство советских жителей стоит подолгу в очереди и копит, откладывая честно заработанные рублики с каждой зарплаты? Во дела!

— Там даже встроенный бар есть, поворотный, — сказала Тамара. — Пойдем, покажу… — и она потянула жениха в комнату. Конечно же, совсем не для того, чтобы показать бар…

— Ты приятелю-то своему в общагу собери еды, Валь, — заботливо предложила Вальке Тамара. — Сентябрь же только начался, до стипендии еще жить да жить. Плохо ему, там, наверное, на одних макаронах сидит. Он тут забегал, когда весточку от тебя передавал. Смотреть жалко было, весь в синяках, и зуб шатается. Я его к папиному знакомому врачу в стоматологию отправила. Он там с кем-то подрался, что ли?

— Гостинцы возьму, спасибо, очень кстати, Матвей будет рад, — обрадованно сказал Валька. — Да нет, не подрался, ты что? Он вообще мухи не обидит. Мы с ним… ну, в общем, дверь заперли, а ключ потеряли. Вот и пришлось в окно снаружи лезть, чтобы открыть… Да у него уже и зажило все, так, раны пустяковые.

— Вечно у вас какие-то приключения, — будто строгая мама, насупленно сказала Тамара, — пообещай мне, что никогда не будешь так делать.

— Не буду, не буду, — охотно пообещал Валька. Своей любимой невесте он был готов пообещать что угодно.

О переменах в жизни мне поведал Валька, который завалился в общагу вечером — поболтать со мной и другими парнями и передать гостинцы. Слушая его, я невольно вспоминал рассказы своих родителей о жизни в молодости. Да, непросто было тогда. Чтобы купить мебель, приходилось идти на ухищрения. Чего стоили одни очереди, где надо было всенепременно отмечаться! Пропустишь отметку — и тебя вычеркивают, миссия провалена, становись заново. Так, честно отмечаясь, мои мама с папой отстояли очередь за корпусной мебелью югославского производства и обставили свое первое жилье. Папа взял на работе бюллетень и несколько дней собирал стенку. Поначалу мебель издавала резкий химический запах, а потом он улетучился, и в комнате сразу стало уютнее. Несмотря на габариты и жуткий темно-коричневый цвет, как система хранения стенка себя оправдала полностью. А встроенный поворотный бар родители с гордостью демонстрировали гостям.

Чуть позже отец купил маме на восьмое марта трюмо за сто двадцать рублей. Верой и правдой оно служило ей много лет, а потом переехало на дачу к бабушке…

— Да, кстати! — вдруг хлопнул себя по лбу Валька. — Я совсем забыл! — он вытащил из кармана пару купюр и сунул мне в руку. — Держи!

— Это что? — удивленно спросил я.

— Да зарплата твоя, тормоз! — весело ответил приятель. — Я к Гале тут перед отъездом забежал. Так, мол, и так, говорю, заплатить надо товарищу. Половину-то смены ты отработал. Работал хорошо, пионеры тебя любят. Что ж, за «спасибо», что ли, работать?

— Неужто так запросто и отдала деньги?

— Ну не то чтобы запросто, — хохотнул Валька, садясь за стол. — Мне кажется, она не хотела вообще ничего давать. Пришлось надавить на морально-волевые качества, которых, правда, у нее с гулькин нос. Случай помог. Короче, тут Кирюха наш заглянул в дверь, десантник который. Какие-то бумажки он забыл подписать. Ты же знаешь, она к нему неровно дышит. Стала его конфетками угощать, но он вежливо отказался, документы подписал и свалил. Ей там точно не светит. Он своей Оле, кажется, уже предложение сделал. Не сегодня-завтра заявление в ЗАГС подадут. Нашего полку прибудет! При нем она, конечно, подставляться и свой змеиный нрав показывать не стала. Молча деньги достала и дала. Готов держать пари, она твою зарплату себе присвоить захотела, да вот ничего ей не обломилось. Фигушки! Что смотришь-то, как баран на новые ворота? Спасибо где?

— Спасибо, Валька, здорово! — обрадованно выдохнул я, пряча деньги в карман куртки. — Очень кстати, а то я одну котлету уже два дня растягиваю. Арсен-то — тю-тю, где-то в Ереване теперь обосновался, и в Москве объявится не скоро. Если вообще объявится. А на магазине теперь табличка: «Закрыто на переучет». Уже неделю как.

— Можешь считать, что голодные времена закончились, — весело сказал приятель, доставая гостинцы. — Держи, тут мясо, сало, масло, яйца, колбаса — в общем, на неделю этой провизии должно хватить. А не хватит — я еще возьму, у нас дома проблем с этим нет. Ну а совсем голодно станет — забегай в гости, накормим! Тамарин отец к тебе хорошо относится, спрашивал, как у тебя дела.

— Рад, что у тебя все сложилось, — довольно сказал я. — Ну что, присаживайся, будем ужинать!

— С удовольствием, — потер руки товарищ. — А то я тут весь в свадебных хлопотах, целый день пробегал, так ничего и не поел. То костюм в ателье примерить надо, то ботинки. Томе уже почти сшили платье, на днях должна забрать. Только она мне его показывать категорически не хочет: примета, говорит, плохая. Женщины, что с них взять! Вечно у них какие-то свои причуды. Кстати, меня распределили в Москву, на производство какое-то, в следующий понедельник уже стану полноценным советским тружеником. Тамарин отец похлопотал. «Не хочу, — говорит, — чтобы тебя загнали, куда Макар телят не гонял». В общем, свои сто двадцать рублей иметь буду. Поживем пока с Тамариными родителями, а там, глядишь, и на кооперативный взнос накопим.

Я искренне был рад за приятеля. Несмотря на то, что он собирался жениться на девушке из состоятельной семьи, он по-прежнему оставался простым, добрым и работящим парнем и не хотел сидеть на шее у ее родителей.

— А ты чего кислый-то такой?

— Да девчонка эта не идет у меня из головы, — сокрушенно сказал я. О симуляторе времени я не стал рассказывать приятелю. Однако пояснить, почему я так интересуюсь этой историей двухгодичной давности, все же нужно было. Поэтому я просто сказал ему, что не верю в виновность несчастного парня Кольки и хотел бы восстановить справедливость.

— Упертый ты, — с восхищением сказал товарищ. — Всегда хочешь справедливости. Хорошо это. Только, знаешь, я понял, что мир — вообще не особо-то справедлив. Всех не пожалеешь, всем не поможешь. Жизнь — несправедливая штука.

— А ты узнал еще что-нибудь? — спросил я приятеля.

— Да, в общем-то, ничего, — мрачно ответил он. — Порадовать тебя нечем. Уверен, что Колька этот тут ни при чем. Просто оказался не в то время и не в том месте. Попал, как кур в ощип. Свидетели видели, как он в тот вечер бегали по лагерю и кричали: «Убью!». А потом он и сам признательные показания дал.