Возможность выбора (роман)

Есть ли смысл жалеть Пампеля? Регине в устройстве ее жизни он нужен как косвенный, хотя и существенный фактор. Не надо его жалеть, его следует зажать в тиски, предварительно обмотав схваты чем-то мягким, чтобы он не ощутил давления.

Регина не забыла того, что рассказала Герта об Антсе Пампеле.

РЕГИНА НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СОБИРАЛАСЬ С ДУХОМ, прежде чем решилась объявить войну привычкам Пампеля. Ее угнетало сознание, что этическая основа ее намерений не выдерживает критики. К Регине тоже была применима присказка: дай черту палец — отхватит всю руку. Встав однажды на путь нравственных преступлений, она как бы обязана была продолжать в том же духе. Временами ей казались благородными и достойными зависти те простодушные женщины, которые надеялись упреками наставить на путь праведный своих пьющих мужей или же слезы лили, дабы пробудить этим жалость в сердце пропойцы с осоловевшим взглядом. Во все времена женщины верили, что, добиваясь сочувствия, можно смягчить черствое сердце человека, жалость — залог победы. Не обращая внимания на бесконечную череду разочарований, женщины вновь и вновь уповают на свое примитивное оружие. Они не в состоянии отвергнуть эту ошибочную тактику, потому что отождествляют мужскую психику с собственным внутренним миром — если что-то потрясает их самих, то должно же это подействовать и на мужчину. Самые сильные душевные порывы у женщин порождены в большинстве случаев соучастием, проникаясь чужой болью, они пытаются собственной преданностью и сочувствием смягчить ее. Сами женщины больше всего нуждаются в защите, поэтому им и кажется естественным, что попавшего в беду надо оберегать — ведь и мужчины из того же теста сделаны; нельзя же еще сильнее огорчать и без того затюканного человека. Женщины не сознают, что от их причитаний и слез у мужчин с души воротит и те стараются избавиться от тошнотворного самочувствия, а ощутив свободу, совершают еще более тяжкие проступки, чем те, что вызвали слезы у женщин. Слезы жен — равно как и материнские увещевания — еще ни одного мужчину не заставили всерьез раскаяться и стать трезвенником и порядочным человеком.

Регина решила поступить иначе. Зуб за зуб! Хотя она и внушала себе желание идти в бой, было не так-то просто освободиться от внутреннего сопротивления. И все же она не имела права опускать руки: пусть ее намерения окажутся такими же нелепыми, как у других женщин, но она все равно обязана была испытать их на Антсе Пампеле.

Почему мужчины смеют играть на нервах у женщин? Мужчины давно скинули с себя всякую ответственность, они могут себе все позволить — даже убить себя. Случается, что на охоте подстреливают друг друга; захваченные рыболовной страстью, не обращают внимания на запреты, носятся по льду на машинах и нередко проваливаются; о том, что просто тонут под пьяную руку, и говорить не приходится, пусть там хоть десять детей и мать-старушка останутся без кормильца; если разгоряченному товарищу потребовалось освежиться, то он уже не сможет отказать себе в удовольствии лезть в воду где заблагорассудится.

Гнев в помощники не годился, Регина должна быть снисходительна.

Возможность выбора была исключена — в конце концов, можно осудить любое начинание, все зависит от того, с какого аспекта к нему подходить. Регина не могла допустить, чтобы над новорожденным склонялась бы пошатывающаяся фигура, от которой разит как из бочки.

До появления на свет нового гражданина оставалось еще много времени, однако Регина была не столь наивна, чтобы верить в скорую победу над привычками Пампеля.

Итак, долой сомнения и самобичевания!

Регина стала готовиться к наступлению.

Полем брани должна была стать угловая комната на втором этаже, та самая, назначения которой Регина не уловила, когда впервые после тетиной смерти посетила этот дом. В том неуютном помещении она тогда переночевала, надеясь во сне решить судьбу дома. Эту комнату она теперь с жаром принялась обставлять, новое занятие и потешало и забавляло Регину: комната должна была принять вид, который соответствовал бы распространенному ныне представлению об уюте. Пусть Антс Пампель войдет в эту комнату словно в рай, и пусть влекущая сила замызганного «Крокодила» покинет его.

За свою жизнь тетя накопила немало добра; роясь в шкафах, Регина обнаруживала все новые вещи, которые были заботливо сложены про запас. И зачем только тетя хранила, словно музейную ценность, все эти диванные подушки и коврики?

Регина заметила, что и в ней самой пробуждается поистине современный человек, который сперва создает уютное гнездышко, а затем начинает боготворить его навощенные полы да пушистые ковры — ходит по дому в носках, — иначе отчего бы ей доставляло удовольствие приводить в порядок комнату? Ах, какая прелесть: плотные гардины, мягкий свет, нежная музыка — влекущее тепло этого помещения должно было представляться для подобных Пампелю примитивных типов особенно желанным. Регина вытащила из стенных шкафов стопку картин: графические листы с городскими видами (свято хранили красоты отечества!) и неяркие акварели с цветами, явно подаренные по случаю новоселья и вполне годившиеся теперь для того, чтобы Пампель ими любовался.

Постепенно вид этой не имевшей назначения комнаты полностью изменился. Регина полагала, что именно так могли выглядеть третьеразрядные провинциальные бордели в Германии тридцатых годов.

Регина решила держать на замке это пошловатое помещение. Недоставало еще, чтобы случайно зашедший в дом человек угодил сюда, потом пойдут разговоры, до чего же уютно учительница обставила свой дом, просто чудо!

Однажды вечером Регина пригласила своего законного супруга в комнату на мансарде.

— Тут мы будем проводить досуг, — сказала она и прислушалась к интонации своего голоса: в нем не смела звучать издевка. — Я старалась сделать все так, чтобы тебе было здесь приятно отдохнуть и выпить бокал вина, естественно, если будет желание.

Регина наблюдала за Пампелем, надеясь увидеть довольную улыбку. Если голова у него хоть немного варит, он должен оценить старания Регины. Давно бы уже пора стать поразговорчивее. Если уж сошлись, то странный этот альянс надо бы облагородить приятным обхождением. Доброжелательность вполне может опираться и на примитивную основу.

Антс Пампель вовсе опешил, он осторожно перешагнул через ковер и ухватился за спинку кресла, будто боялся поскользнуться. Опустившись на краешек дивана, он подобрал ноги, потер ладонями колени и принялся разглядывать комнату. Он едва смог заставить себя выдавить слова признательности.

— Не стоило ради меня стараться.

Лишь теперь Регина начала догадываться, почему Пампеля до сих пор мучила необъяснимая и гнетущая скованность. Причиной тому, видимо, был какой-то необычный комплекс бездомного человека — до женитьбы Пампель снимал углы у одиноких стариков, которые хотели ощущать рядом живую душу. А в этом добротном и порядочном доме Пампель чувствовал себя временным жильцом и не мог взять в толк, почему его все еще терпят.

Регина обрадовалась, решив, что нашла ключ к внутренним барьерам Пампеля.

Она достала из шкафа бутылку, разлила вино по рюмкам, предложила мужу выпить, сама же едва пригубила. Наконец поймав взгляд Пампеля, она принялась терпеливо объяснять, какую роль играет дом в жизни человека.

— Имей в виду, — сказала она мужу, — я не останусь в этом доме, если ты задумаешь отсюда уйти. Дом утрачивает смысл, когда перестает быть семейным очагом. Дом лишь тогда обретает душу, когда люди вновь и вновь жаждут оказаться под его крышей, потому что находят здесь, в стенах дома, защиту и приют, — в этом случае каждый уголок начинает все больше связываться с каким-то воспоминанием. Когда же стараются уйти из дома, поскольку в нем неуютно, здание начинает обваливаться. У каждого дома свой характер. В общем-то все дома в какой-то мере начинают мстить человеку, если он относится к ним как к гостиничным номерам — лишь бы переночевать. Если дом перестают считать своим, то двери начинают скрипеть, оконные стекла дребезжать, замки ржавеют и в стенах появляются трещины; дом не терпит временных жильцов.

Регина говорила и вспоминала произнесенные в свое время наставления Герты.

— Дом — это еще и состояние, — заметил Пампель.

Регина поняла, что повела разговор правильно.

— В этом наша беда, — сказала она. — Народ, который всегда был вынужден жить стесненно, не может освободиться от прискорбной привычки все переводить на деньги. Если какие-то элементарные условия жизни в течение целых десятилетий не были чем-то само собой разумеющимся, то люди начинают придавать чрезмерное значение жилью, средствам передвижения и даже одежде. На основании того, есть они или нет, вводится некая вызывающая чувство неловкости шкала ценностей, и даже разумные люди опускаются до того, что выискивают повсюду нуворишей или разглагольствуют о предметах будничного обихода, пытаясь установить некие условные нормы, которые будто бы гарантируют положительный образ жизни.

Сосредоточенный вид Пампеля смешил Регину, однако она продолжала совершенно серьезно.

— У того, кто испытывает к дому излишнее почтение, к сожалению, складываются прохладные отношения со своим жильем, благоприятной атмосферы не возникает. О душевном равновесии и мечтать не приходится, если нет места, где человек может выговориться, не опасаясь при этом, что кто-то услышит слова, не предназначенные для чужих ушей. В своем доме человек должен иметь возможность и поплакать вволю и посмеяться так, чтобы ни у кого не было об этом и понятия. Дом — это, по сути, верный друг, стены никогда не станут тайком передавать кому-то семейные тайны. Поэтому я и хотела бы, чтобы свой дом ты ставил выше «Крокодила».