Возрождение
Шрифт:
– Ты всё утро стоял на молитве?
– Да, и святой отец исповедал меня. Пьер, я не буду спать эту ночь, и нечистый не сможет снова меня искусить.
– Андре, что с тобой?
– Во время молитвы мой дух был так спокоен и лёгок, как ясный день.
– Тебе ещё осталось перестать есть и пить.
– Тогда у меня не будет сил для работы. Но святой отец разрешил мне ходить в старой тунике.
– Андре, ты даже в лохмотьях сможешь переписывать Евангелие, но Христос одевался хорошо, если стража у креста бросала жребий и делила его одежды.
– Пожалуй, но... Ах, Пьер! Как
– Да, мой друг, словно тебя окружают ангелы.
Приор заходит в обеденный зал и снова выводит монахов на работу.
Когда солнце начинает клониться к закату, все монахи и послушники возвращаются на вечернюю службу в часовню. После службы - трапеза из овощей, сыра и хлеба с водой.
Перед отходом ко сну дворянских детей неожиданно вызвали к аббату. Старый монах сидел за столом, заваленным бумагами и книгами.
– Дети мои, вверяю вас в руки Господа нашего. Пьер, Андре - завтра утром вы отправляетесь в Париж. Занятия в университете начинаются через месяц. Примите эти рекомендательные письма и собирайтесь в дорогу. Не забывайте молитву и бойтесь греха. Жак, Святая Церковь не считает твоё пострижение угодным Господу. Завтра за тобой прибудет посыльный от отца. Ступайте с миром, дети мои, и да хранит вас Господь.
Трое послушников подходят к аббату за благословением, и выходят из залы.
– Отец так хотел пристроить меня в духовники, а под конец пожалел денег. Проклятье, теперь вместо Парижа придётся возвращаться в деревню!
– Жак, я каждый день молюсь за спасение твоей души, но ты губишь её снова и снова!
– Андре, у меня болит от тебя башка. Пьер, что мне делать? Просить отца бесполезно, он начнёт визжать как недорезанная свинья.
– Скажи, что иначе наймёшься конюхом, как он в молодые годы. Думаю, барон побьет тебя, но заплатит монастырю.
– Пьер, ты голова! Клянусь Богом, ты соображаешь! Ха-ха! Отец столько отвалил за титул, даже взял в рост у Исаака Лионского...
– До Парижа 200 миль, и мы будем идти три недели, - перебил его Пьер.
– Ты догонишь нас в пути. Мы пойдём на Невер.
Ранним утром Андре и Пьер шли по деревенской дороге. Некоторые из встречных бросались наземь, чтобы дотронуться до краёв монашеских сутан или поцеловать пыльную выцветшую ткань. Андре каждый раз смущался и отстранялся от верующих, но это только усиливало их порывы. Потом он начал прикасаться к их одеждам в ответ, но это стало вызывать раздражение и ругань.
– Пьер, мы вводим этих несчастных в грех! Прости нас, Отче...
Пьер тоже был озадачен и пытался выяснить у крестьян, чем вызвано такое поведение, но те только крестились, улыбались и шли дальше своей дорогой. Внезапно он всё понял и неожиданно для самого себя развеселился.
– Андре, они принимают нас за пилигримов! Они целуют пыль, которую мы якобы принесли на своих одеждах из Святой Земли. Почему же аббат не рассказывал нам об этом?
– Пьер, ты прав. Как сильна вера в этих людях!
– По-моему, это больше походит на суеверие, хотя...
Вскоре стало ясно, что оба монаха не могут привыкнуть к такому проявлению
веры, и они решили по возможности избегать людных дорог.На третий день монахи пришли в Клермон. С детства не видевшие городской толпы, первое время они просто ходили по городу, разглядывая стражников, ремесленников, торговцев и незамысловатую архитектуру провинциального города.
На рынке выступали странствующие жонглёры. Два пожилых толстяка играли на лютнях и пели, а худой гибкий парень без обоих ушей и совсем юная девушка с широкими бёдрами сопровождали пение шутливыми сценками.
– Подайте странствующим артистам, ради Иисуса Христа!
– время от времени кричал один из музыкантов.
Песни были забавного, но двусмысленного содержания, и Пьер отвернулся, собираясь идти дальше. Андре слушал с улыбкой, не замечая скрытой скабрёзности.
– Как это мило, Пьер! Наверное, нам пора подкрепиться... Меня почему-то тошнит.
– Да, Андре, давай уйдём отсюда.
К юношам подошёл седой монах с толстой книгой в руках и стал строго расспрашивать, из какого они монастыря и с какой целью прибыли в город, после чего повёл на постой в храм.
– Этих нечестивцев и богохульников следовало забросать грязью, а не слушать, раззявив рты, - хмурился клирик, глядя на бродячих артистов.
На центральной площади города стояла виселица, на которой неподвижно висели три покойника - старуха, молодая женщина и мужчина. Рядом стояла виселица поменьше, на которой болтались чёрная кошка, летучая мышь и змея.
– Господи, что это?!
– Андре в ужасе перекрестился. Пьер смотрел на виселицы с не скрываемым отвращением.
– Во славу Господа!
– громко, чтобы слышали все окружающие, произнёс седой клирик.
– Слуги Его не попустят ведовству на христианской земле!
Прохожие почтительно расступались перед суровым монахом и торопливо крестились.
– Колдунья, падший дракон в личине ангела и распутный демон были отпущены Святой Церковью, которая бессильна спасти их души на небе, равно как и их тела на земле!
– А зачем здесь животные?
– Андре с перекошенным лицом смотрел, как на трупах роятся мухи.
– Сии твари есть дьявольские создания. Вы ещё молоды и потому не знаете того, что должны знать, - с расстановкой назидал клирик.
– Помимо демонов в людском обличие у сатаны много приспешников-оборотней, что днём и ночью ищут погубить души христиан!
Андре прижал ладонь ко рту, отшатнулся в сторону и его вырвало.
Монахи пришли в церковь Нотр-Дам-дю-Порт к началу вечерней службы. Седой монах служил ночным сторожем при храме и поселил юношей в своей коморке.
Пьер и Андре третий день шли вдоль берега Луары.
– Братья-монахи! Не торопитесь!
– раздался весёлый голос откуда-то сверху, и молодой парень спрыгнул перед ними с дерева. Буйная копна смоляных волос, белая шёлковая рубаха в тёмных пятнах пота, жёлтые кожаные штаны и грязные красные сапоги - улыбаясь, парень подошёл пружинистой походкой, поворачиваясь в стороны при каждом шаге. Его ноги сгибались сами собой, отрываясь от земли, и оттого он распрямлял их, выбрасывая в стороны при ходьбе.