Возрождение

Студенты подошли ближе. На паперти сидели бродяги, нищие и пилигримы, прося милостыню. Сухие красные глаза и покрытые воспалённой пупырчатой кожей руки обратились в сторону молодых людей.

Около дворца остановилась огромная карета, сопровождаемая эскортом из четырёх всадников. К карете подбежал лакей в красном пурпуане и двумя руками открыл массивную дверь. Из кареты по ступенькам спустился худощавый мужчина в длинной чёрной тунике с воротником из меха ласки и подал руку вышедшей вслед за ним даме с узкой талией и прямой спиной. Пьер был очарован. На даме было высоко подпоясанное платье голубого цвета с длинным шлейфом, на плечах тонкая накидка из горностая, а на голове двурогий венец, обёрнутый батистом с кружевами по бокам.

– Советник короля и хранитель печати канцлер Гийом де Ногарэ с супругой, - тихо и почтительно проговорил Раймонд.

– Кстати, при дворе он занимается делами духовенства. Несколько лет назад по приказу короля он ездил в Рим, чтобы низложить папу Бонифация, желавшего верховенствовать над светскими государями. Канцлер взял штурмом его дворец, обвинил Папу в ереси, бранил его и бил по лицу. Вскоре после этого Бонифаций умер. Новый папа, Бенедикт XI, готовился отлучить канцлера от церкви, но тоже вскоре умер, и Ногарэ получил отпущение грехов уже от Климента V.

Пьер смотрел на Раймонда во все глаза.

– Идёмте дальше, юноша.

На двух небольших островках рядом с дворцовой набережной стояли дощатые сараи, а у кромки воды лежали груды рыбацких сетей и перевёрнутые лодки, около которых горел костерок.

Студенты обошли Сент-Шапель и пошли дальше между тесными домами. Выйдя из узкого проулка, они оказались перед фасадом прекрасного собора.

– Церковь Парижской Богоматери, - Раймонд с пониманием смотрел на завороженного Пьера.

– Собор завершён, но идут работы по внутренней отделке, - Гийом улыбался и не рассчитывал, что Пьер его расслышит.
– Он будет вмещать десять тысяч прихожан.

– Что, простите?
– Пьер оторвался от грандиозного зрелища.

– Капеллы ещё не завершены, но до окончания вашего обучения собор уже, даст Бог, будет открыт. Если желаете, мы можем провести вас внутрь сейчас, но советую потерпеть несколько лет, и вы будете вознаграждены сполна его красотой, - сказал Раймонд.

Вся площадь перед собором была занята рыночными лотками, и вдоль улиц, пересекавших остров Сите, также тянулись магазины и лавки. Продавались сукна из Фландрии и Италии, шёлковые ткани из Флоренции, ковры и пробковое дерево из Испании, пряности и ароматы из Египта и Византии. Ганзейские купцы привозили рожь и пшеницу, меха и кожи, янтарь и ценные породы дерева.

Вокруг Нотр-Дам располагались монастырские постройки, соборная школа и дома каноников. Далее располагались скученные жилые лачуги горожан, из которых по чёрным трубам шёл дым. В простых домах не всегда имелась уборная или выгребная яма, поэтому грязную воду выливали в жёлоб, выходивший в сточную канаву прямо на улицу.

Соседи вместе справляли поминки и свадьбы, помогали друг другу по хозяйству, ели, пили и участвовали в семейных ссорах. Многие парижане-мужчины служили в войсках короля, некоторые промышляли грабежом в пригородах или сидели в тюремных застенках Большого Шатле. Одинокие матери семейств работали перекупщицами, швеями, прачками, обслугой трактиров и постоялых дворов, старьёвщицами или проститутками.

– Перед вами порт Ла-Грев, а это торговые суда из Осера и Руана, - Раймонд указал на противоположный берег Сены.

Напротив порта несколько десятков женщин стирали бельё, а выше по течению водоносы наполняли вёдрами огромные бочки на телегах.

Студенты перешли на правый берег по мосту Планш Мибре и пошли по Гревской набережной. На Гревской площади толпились подёнщики, которых приезжие купцы нанимали для разгрузки судов с лесом, зерном, солью и вином. На правобережье располагались зерновые, хлебные и мучные ряды, здесь же продавали птицу, мясо, рыбу, яйца, фрукты, сыры, уксус, травы, мётлы и лопаты. В Сен-Жан-ан-Грев торговали сеном, в Веннери - овсом, на улице Ферр - галантереей, у причала Сен-Жермен и на Гревской площади - дровами и древесным углём, на улицах Мортельри и Бюшри - строительным лесом, на улице Мариво - проволокой, на улице Сен-Дени - бакалеей, конской упряжью и лекарствами, а у Пьер-о-Ле - молочными продуктами.

– Боже! Эти люди торгуют и молятся, - поражался Пьер.

– Вы не далеки от сути, Пьер. У мещан Парижа есть мастерская, улица, рынок и приходская церковь с кладбищем. За эти пределы они выбираются лишь на праздничные шествия, - сказал Раймонд.

– Ещё есть бродячие артисты и дрессировщики медведей. И, конечно, кости, карты и вино, - добавил Гийом.

– А что же ещё?
– Пьер был растерян.

– А для тех, кому этого мало есть монастыри святой Женевьевы, святого Жермена и святого Мартина, - сказал Раймонд.

Студенты зашли в таверну.

– Не расстраивайтесь, юноша, - улыбался Раймонд.
– Давайте лучше позавтракаем, вернее уже пообедаем.

– Богатые парижане избегают подобных заведений и предпочитают ходить в гости, - сказал Гийом.

– Но средства, которые монастырь переводит университету на ваше содержание, не позволят вам держать личного повара и прислугу, - улыбался Раймонд.

Раймонд сделал заказ, и им подали хлеб из муки грубого помола, похлёбку из требухи и сала с петрушкой, жаркое из говядины, овощное рагу, гороховую кашу на сале и большой кувшин пива. Студентам подали ножи и вилки, хотя остальные посетители, за исключением нескольких итальянских купцов, ели руками, для мытья которых после трапезы в углу стоял умывальник на ножке.

– Не расстраивайтесь, - продолжал Раймонд.
– Настоятель любого храма во Франции может отправить ребёнка из приходской или монастырской школы на дальнейшее обучение, и соборные училища Реймса, Лана и Парижа принимают все бедных студентов. Но дело в том, что освоив в начальной школе грамоту для чтения Псалтыри и выучив молитвы, подростки начинают стремиться к заработкам и взрослой жизни, хотя писать многие и вовсе не умеют, а считают плохо.

– Не удивляйтесь, - добавил Гийом.
– У них даже нет фамилий, которые они передавали бы по наследству, а только имена, данные при крещении, и прозвища, данные при жизни.

Гийом позвал ближайшего к себе посетителя.

– Любезный! Скажи нам своё имя, будь добр.

– Жан Кордоньер, благородные сеньоры, прихода Сен-Мартен-де-Шан, - простуженным голосом отвечал тот.

– Вы слышали, Пьер? Жан Сапожник. Держи монету, любезный. А как зовут твоего отца?

– Поль Пуату звали, да вот только, он давно умер, сеньоры.

– Ступай, любезный. Вот так - Поль Пуатонец.

– На такую публику рассчитаны труды наших учёных мужей, - продолжал Раймонд.
– Павел Диакон или Ноткер Заика пишут невеждам, что в неведомых землях живут люди с песьими головами, минотавры, василиски, безголовые, одноглазые и тому подобное. А по небу кружат драконы.

– Потому не манит мир, а пугает, и христианам не стоит ступать за свой порог, - добавил Гийом.

Выйдя из таверны, студенты весь день гуляли по городу и к вечеру остановились перед большим зданием с античными колоннами.

– Не смущайтесь, Пьер, это исключительно мужская парильня, - улыбался Раймонд.

– Хотя здесь есть прекрасные дамы, но вы их не увидите, - улыбался Гийом.
– И не беспокойтесь, при первых вспышках проказы, все бани города закрываются.

Лакей в восточном халате, проводил их в большую комнату, где переодевались посетители, с некоторыми из которых Раймонд и Гийом поздоровались. Студенты оставили одежду на вешалках, обернулись в простыни и зашли в помещение с теплым, влажным воздухом, насыщенным ароматом можжевельника. В углу парильни была печь, обложенная большими камнями, на которые банщик иногда выливал ковш воды из кадки, стоящей рядом. На стенах комнаты горели редкие масляные светильники, разгоняя мрак. Студенты лежали на тёплых мраморных скамьях.