Возрождение
Шрифт:
Отряд проносился мимо Пьера, земля содрогалась под копытами, и эта дрожь пронизывала насквозь, усиливая удары сердца! И пока восхитительные молнии сверкали перед глазами потрясённого юноши, он чувствовал, как его наполняет радость, словно солнце озаряет вышедшего из тёмного склепа.
Всадники исчезли, как сказочное видение, и к вечеру того дня Пьер вошёл в городские ворота Парижа.
На лугах перед стенами паслись козы и овцы, которых на ночь загоняли в город, и Пьер долго стоял, пропуская стада в ворота и слушая хриплые голоса пастухов.
Расположенные внутри стен окраины двухсоттысячного города представляли
Ближе к центру помимо скромных двухэтажных домов из глины и дерева, всё чаще стали появляться высокие здания из камня. Названия улиц нигде не указывались, а на фасадах домов были только вывески, изображавшие род занятий их владельцев - парикмахеров, ткачей, портных, рыбных торговца, мясников, пекарей и бакалейщиков. Встречные мужчины в основном были одеты в двойные накидки тёмных цветов с капюшонами, а женщины - в суконные юбки и шерстяные платки на плечах. Почти вся одежда была не по разу чинена и перешита.
Пьер расспрашивал прохожих, но не многие знали, где находится университет, и потому он просто шёл в сторону центра города.
В 1186 году Филипп II издал указ об очистке и реконструкции Парижа, который с далёких времён владычества римлян покрылся толстым слоем грязи. Городские власти выложили брусчаткой главные улицы, площади и берега Сены, а горожан обязали самостоятельно мостить площадки перед своими домами, убирать и чинить их. С тех пор королевские смотрители дорог штрафовали парижан за скопившийся на улице мусор, который те старались вывозить на свалки за город. Блюстители порядка также штрафовали хозяев, чей скот бродил по улицам, или изымали животных в пользу богаделен. Время от времени опасность представляли стаи бродячих собак, но в целом Париж Филиппа IV в 1307 году являлся передовой европейской столицей.
На улицах уже зажигали масляные фонари, и начинала дежурить ночная стража, когда обессиленный Пьер достиг холма Сент-Женевьев и вошёл в двери Сорбонны - крупнейшей богословской школы Европы своего времени.
Парижский университет располагался на левом берегу Сены и состоял из четырёх факультетов: богословского, юридического, медицинского и артистического - самого многочисленного и базового для поступления на один из трёх высших. Через неделю Пьеру и трём сотням других схоларов предстояло начать обучение.
Пьер проснулся, когда солнце уже освещало скромную комнату, выделенную ему в пансионе. На полу были разбросаны высушенные ветки полыни и мяты, предназначенные для борьбы с блохами, молью и мышами. На столе стоял таз, кувшин с водой и подсвечник на две свечи. Из окна доносились крики петухов с окраин города и трели певчих птиц из окон богатых домов центра, заглушаемые повсеместным собачим лаем, лошадиным ржанием и людским гомоном.
По набережной изредка проезжали крытые экипажи с навесными козырьками над сиденьями кучеров. Обычные кареты были оббиты кожей, а позолоченные экипажи аристократов украшены родовыми регалиями и запряжены не одной, а двумя парами лошадей. С высоты третьего этажа Пьер видел величественный замок, а от прекрасного
трехъярусного собора с колоннами на фасаде следовало торжественное шествие с духовенством во главе. От середины реки причаливали две большие лодки со священниками в торжественных облачениях.Пьер смотрел на огромный город и думал об Андре.
– У принца Людовика родилась дочь! Доброе утро, мессир!
Под окном в потоке посыльных, схоларов и торговцев книгами Пьер увидел двух молодых людей. На них были короткие плащи, сколотые на груди пряжкой и подбитые беличьим мехом - на одном бордовый, на другом - чёрно-золотой. Под плащами - белые льняные рубахи на шнуровке. На ногах незнакомцев были плотные шёлковые чулки - чёрные у одного и серые у другого, а также мягкие открытые туфли с острыми концами. На руках - бархатные чёрные перчатки, расширенные к предплечью, а на головах - высокие фетровые шляпы с золотыми брошами. Франты были опоясаны узкими мечами и смотрели на Пьера внимательно, но приветливо.
– Доброе утро, сеньоры! У принца Людовика, вы сказали?
– Совершенно верно, у младшего брата Его Величества. Вы прибыли вчера, мессир?
– всё с той же учтивостью спросил один из незнакомцев.
– Да, я прибыл к вам вчера вечером. Сеньоры, прошу вас не титуловать меня - я простой монах.
– Просим нас извинить, вашу тонзуру снизу не видно. Мы обязательно учтём, что сейчас вы простой монах. Очевидно, вы ещё не завтракали? Присоединяйтесь к нам, юноша!
Молодые люди оказались студентами юридического или, как его называли в то время "канонического" факультета, уже имевшими учёные степени. Оба были потомственными дворянами, первого звали Раймонд, и он выглядел немного постарше, а второго - Гийом.
– Если вы не возражаете, мы пройдёмся по городу перед завтраком, - предложил Раймонд.
– Предлагаю отправиться на правый берег, - добавил Гийом.
Студенты шли по набережной Сены.
– Так вот, Пьер, вчера принцесса Маргарита благополучно разрешилась дочерью, - весело говорил Раймонд.
– А предыдущее праздничное шествие состоялось по случаю присоединения Лиона, когда король, слава Создателю, забрал город из-под власти архиепископа, - добавил Гийом.
– Да, Пьер, больше ста лет пастыри Христовы ведали судами, тюрьмами, чеканкой монет, сбором налогов и снаряжением войска, - сказал Раймонд.
На набережной у Большого моста вращались мукомольные водяные мельницы, а ниже по течению располагались мастерские красильщиков тканей. Под стенами замка Шатле, который Пьер видел из окна, размещались скотобойни, и на соседних улицах Гранд-Бушри и Тюэри шла торговля мясом. Большой мост был облеплен лавками и мастерскими ремесленников, пройдя сквозь тесные ряды которых, студенты перешли мост. Огромный дворец возвышался перед ними.
– Королевская резиденция, - сказал Раймонд.
– Его Величество сейчас в отъезде. Обратите внимание, это часовня Сент-Шапель.
Пьер во все глаза смотрел на устремлённый ввысь, словно пламя огня, собор с неописуемыми витражами в стрельчатых арках.
– Людовик Святой построил её для хранения Тернового Венца Господня. Он выкупил его у венецианских купцов, которым его заложил Балдуин Константинопольский, - сказал Гийом.
– А позже Людовик добавил туда части Креста и Копья Господних, - с улыбкой добавил Раймонд.
Но Пьер их не слышал. Задрав голову, он смотрел на церковный фасад. Никогда в жизни он не видел ничего подобного.