Возвращение домой

Ещё один заход! Ещё одна очередь! Вторая! Уже вдогонку! По фургону!

Джейк закрылся руками, сжался, повалился вперёд и вниз, на пол, а машина полетела с дороги вправо, подскочила на всех колёсах, проваливаясь носом в широкую канаву, стала валиться на бок.

Джейк зажмурился, чуть не оглох от треска автоматной очереди, раздавшейся над самым ухом. Потом что-то нечленораздельное крикнул сержант, но захлебнулся этим криком. Тело кого-то из сионийцев упало прямо на Джейка, когда машина с грохотом завалилась на бок, а «Факел» сверху прошил её двумя длинными очередями.

Это был кошмар! Это был ад!

В металлическом фургоне, когда кидало от стенки до стенки, било о лавки, выжить, казалось, было невозможно. Джейк и сам не сразу поверил, что всё ещё жив. Какое-то время лежал, придавленный чем-то тяжёлым, и боялся пошевелиться. Первой из всех чувств вернулась боль. Болело всё! Всё, до последней косточки, даже глазами было больно моргать. Он с трудом и очень медленно вытащил из-под себя затёкшие скованные руки, почти потерявшие чувствительность, опёрся на них, привстал, подтягиваясь. Ноги что-то придавливало. Что-то тяжёлое и мягкое. Джейк неожиданно понял, ЧТО это. И осел со стоном ужаса.

– Боже мой!.. Сержант, это вы?

От собственного опыта стало ещё страшнее. Никто отозвался. Кто бы это ни был, он был мёртв. Джейк вытащил ноги из-под тела очень осторожно, будто мог этим причинить умершему новую боль.

Стараясь не крутить раскалывающейся от дикой боли головой, он огляделся. Через покорёженную, чудом не отвалившуюся дверцу в фургон попадал дневной свет. Сам Джейк сидел на полу. Видимо, пока он был без сознания, машина всё-таки встала обратно на колёса. В последний момент Джейк ещё помнил, как он и сержант падали вперёд, на второго сионийского солдата, как всё трещало, сминаясь, а потом (или чуть раньше?) громыхнула очередь из автомата. Из автомата, а не из пулемёта! Автомат, снятый с предохранителя, был у сионийца. Сейчас же сам сиониец лежал на полу, рядом с Джейком, лежал лицом вниз, но всё также сжимал в руке своё оружие. Мёртвой белой рукой, застывшей в лужице натёкшей крови.

Джейк глубоко, почти судорожно сглотнул, пытаясь справиться с тошнотой. Его отрезвила боль в груди, появляющаяся при каждом вдохе. Опять что-то с рёбрами. Наверное, ударился о лавку, когда падал.

Сержант сидел, привалившись спиной к лавке, опустив голову на грудь. Казалось, он просто уснул или был без чувств. Может, только ранен?

Джейк подполз к нему, тронул за плечо. Сержант вдруг стал валиться на бок, Джейк скорее инстинктивно подхватил его, пытаясь удержать. Голова сионийца запрокинулась, и Джейк отпрянул, натолкнувшись на неподвижные, но ещё живые глаза умершего. Огромные на белом, как бумага, лице, и в них всё ещё стояли удивление и укор. Детское совсем, почти мальчишеское удивление и растерянность…

Боже!.. Господь милостивый!.. Ведь он же умер от своих же, сионийских пуль. Косая очередь через всю грудь, поперёк. Это была очередь из автомата. Та очередь, которую слышал Джейк в последний момент.

Глупая, идиотская смерть!

А разве другой сиониец умер лучше? На войне не бывает других смертей, только такие, неожиданные, бессмысленные, глупые.

Джейк пополз на свет, но тут вспомнил про ключ от наручников. И хоть возвращаться не было ни сил, ни желания, всё же вернулся, подполз к сержанту. Ключ нашёлся на радость быстро, в кармашке на груди, но, липкий и скользкий от крови, тут же вывалился из рук, громко звякнул о металлический пол.

Джейк долго, как ему показалось, шарил дрожащими руками. Нашёл, наконец, обтёр о штанину, сжал находку в кулаке. Открывать замок сразу не стал, оставаться в фургоне рядом с погибшими он больше не мог.

Он толкнулся прямо так, головой вперёд, как будто в воду нырнул. Полетел вниз, а сам только зажмурился и руками закрылся. Упал, но удара о землю не почувствовал, так как на несколько секунд отключился от жутчайшей головной боли.

Сознание вернулось сразу; Джейк понял, что всё произошедшее от начала атаки до этого вот момента длилось не больше трёх минут. Самолёт всё ещё кружил над лесом, над местом аварии. Появление человека, выжившего после стольких атак, привлекло внимание пилота – самолёт понёсся к земле. Джейк попытался встать, подняться на ноги, но не смог, попросту сил не хватило, так и остался стоять на коленях, глядя на пикирующий «Факел». Мотор работал бесшумно, лишь рассекаемый ветер свистел, всё нарастая волной. Это была смерть, несущаяся к земле!

Узкокрылое серебристо-зелёное тело, стреловидный хвост, совсем как стриж. «Факел» и был таким же быстрым, как эта птица. Быстрым и опасным.

Джейк видел тонкое жало сдвоенного пулемёта, казалось, ещё немного, и оно проткнёт ему грудь, пришьёт к земле, как насекомое для коллекции. Самолёт заслонил собой и небо, и лес, вытеснил собой всё. Вообще никаких чувств! Одно лишь ожидание смерти! Даже страха не было! Совсем! Лишь ожидание очереди.

Джейк будто своими глазами видел, как пилот держит руки на штурвале, как он кладёт пальцы на гашетку, пальцы, которые вряд ли дрогнут в момент стрельбы. Вот и чёрные клавиши чутких к малейшему прикосновению кнопок мягко и легко подались под пальцами. Очередь! Длинная! С двумя короткими перерывами. Сначала один удар, сбивающий с ног, а за ним второй – разрывающий тело ещё в воздухе, в момент падения. Так, чтоб наверняка, на все сто процентов!

«Факел» круто взмыл вверх, почти у самой земли, чуть не коснувшись плоскостью крыла измятого, изрешеченного фургона.

Вверх! Вверх! В небо! К солнцу!

Джейк провожал глазами самолёт, набирающий высоту. Вот он качнул крыльями, прощаясь: блеснули плоскости искристо, солнце играло на фюзеляже, провожало «Факел» до тех пор, пока тот не скрылся за лесом.

Неожиданная тишина навалилась на плечи, придавила к земле. Джейк со стоном уткнулся лицом в раскрытые ладони. Горло стиснули сухие, беззвучные рыдания. Хотелось заплакать от ужаса, от боли, от пустоты, заполнившей без остатка. Но слёз не было.

«Почему он не стрелял?.. Почему он так и не выстрелил? Почему? Пожалел пули? Или нет? Нет! Он принял меня за гриффита!! Всего лишь поэтому!.. Я для него дикарь из народа, по общему решению занимающего нейтральное положение в этой дурацкой войне… А ведь мог бы, мог бы выстрелить, срезать очередью, не задумываясь. Но пожалел… Пожалел! Это после того, как расстрелял четверых людей в машине?!..»

Возле машины оставаться было опасно. Джейк поднялся, пошёл от канавы к лесу, спотыкаясь на каждом шагу. Остановился передохнуть, пройдя буквально несколько шагов. Как раз возле кабины, иссечённой пулями, как решето. Полуоторванная дверца с пассажирской стороны слабо покачивалась на одной петле с неприятным жалобным скрипом. Лобового стекла не было и в помине.

Вряд ли там кто выжил после такого обстрела. На тело лейтенанта, лежащее на полу под сиденьем, он старался не смотреть, хотя взгляд поневоле сам натыкался на руку, вытянутую вперёд в почти молитвенном жесте. Длинные тонкие пальцы кисти, а по ним на подножку редкими каплями стекала кровь.

Кровь! Столько крови! Ведь это её почитали гриффиты как божественное проявление. Видели бы они всё это…

Вот этого и боялась Кайна. В этот мир она и не хотела тебя отпускать. И правильно делала…

…Ключ выпал из ослабевших пальцев, упал куда-то в траву. Джейк вздохнул устало: подниматься-опускаться лишний раз уже сил не было. Голова болела жутко, даже моргнуть страшно. Но боль при вздохе была, как удар под дыхло, ноги сами подкосились. Темнота перед глазами, новый всплеск тошноты – и Джейк уже сидел на земле. Искал ключ на ощупь с закрытыми глазами, искал и отдыхал одновременно. Он ничего не видел, но чуткое ухо уловило совсем рядом близкое движение и болезненный полувздох-полустон. Вскинул глаза, забыв о боли: в лицо глядело чёрное дуло пистолета, крепко сжимаемого посечённой осколками рукой.