Возвращение домой

Парень несколько раз медленно и рассеянно кивнул, но потом коротко и честно признался: – Да!

– А голова не болит? Дыхание не перехватывает? – Отрицательное движение подбородком из стороны в сторону. – А при первых допросах тебе делали больно? Тебя бил кто-нибудь? – Гервер задал эти вопросы неожиданно. Наркотик действовал так, как должен был действовать всегда: расслаблять, притупляя осторожность и внимание, доводя допрашиваемого до такого состояния, когда мозг слабо контролирует язык.

Опять отрицательное движение головой.

– Хорошо. А сейчас ты хочешь, чтоб кто-то причинял тебе боль? Не хочешь? Хорошо! Молодец! Тогда скажи мне, как тебя зовут? Своё полное имя назови мне, пожалуйста!

– Ютас Кредер Винклер! – уверенный ответ, не зная, не придерёшься.

– А если я точно знаю, что ты мне врёшь? Что ты тогда на это скажешь? – Рука Гервера вдруг больно сдавила горло подследственного. Парень дёрнулся, как будто до сих пор не понял, что это бесполезно. Смотрел на Гервера снизу вверх всё более проясняющимся взглядом. Точно пелена какая-то постепенно с глаз спадала. Опомнившись, Гервер убрал руку, и пленный ниобианин снова повторил:

– Я – Ютас Кредер Винклер! Служу в Сионийской Армии… При штабе. Совсем недавно здесь…

– Лжёшь! Лжёшь ты мне, мальчик! – Гервер выпрямился, убирая руки в карманы халата. – Ой, как нехорошо ты поступаешь. Тебе же самому будет хуже… – Покачал головой, недовольно покусывая губы, а потом обратился к ассистенту с приказом: – Введи ему двойную дозу дистеоретика!

– А выдержит? – отозвался Дэмьен, покорно наполняя два шприца.

– Просто внимательней следи за результатами датчиков! Ничего, справится… Сам виноват…

* * *

Незнакомое до этого чувство тошноты и тяжести с болью в области солнечного сплетения раздражали и злили. Да ещё и в голове никакой ясности, сплошной туман. Спать хотелось жутко. Глаза закрывались сами собой. К тому же надоедало бесцельно смотреть на лампы, освещающие стол.

Спать… Спать… Спать…

После всей этой дряни картинки появлялись особенно яркие. Их краски, наверное, могли бы поспорить с многоцветием джунглей.

Возвращалось недавнее прошлое. Самые лучшие моменты переживались снова и снова.

Джейк опять видел Кайну, видел её счастливой, весёлой. Такой, какой в реальности он её почти не помнил. Ведь она чаще скрывала свои чувства.

Реальность уступала место наркотическому бреду, и Джейк уже не пытался сопротивляться. В прошлое, в прошлое, – вперёд! – там есть, что вспомнить. А здесь же, здесь лишь отчаяние, безнадёжность, и боль. Ничего хорошего, одним словом.

В такие минуты он был почти счастлив. На губах его появлялась улыбка. Тело помнило прикосновения любимой женщины. Он снова был с ней рядом. Ради этих мгновений можно было потерпеть и в десять, и в сто раз больше. И Бог с тем, что в минуты просветления мучили головные боли, болело всё тело, каждая мышца, каждая косточка.

Он уже с нетерпением ждал повторения инъекций, хоть и понимал, что это затягивает всё глубже и глубже в ту бездну, откуда возврата нет и не будет.

Джейк хоть и лежал с закрытыми глазами, но появление врачей (опять, как всегда, двух) почувствовал сразу. Напрягся, сжался внутренне в ожидании новых вопросов и новых уколов. Чего ещё ждать от этих людей, кроме неприятностей? Затуманенное сознание почти не воспринимало смысл их слов, только звучание голосов. Один – звонкий, чистый голос ещё молодого человека, лет тридцати, может быть. Это был голос того, кто делал инъекции. Второй же принадлежал немолодому врачу, главному среди них. Первый ему подчинялся, хоть и с небольшими оговорками. Второй и руководил допросом. Он показался Джейку человеком с такой хваткой, что не отвертеться. Допрос он с первого же раза начал вести жёстко, с введением сильных препаратов и больших доз. Он точно чувствовал ложь в ответах, и это его раздражало. Своё раздражение он старался скрывать, но голос выдавал его.

– Засыпаешь? – спросил старший. Рука его легонько коснулась щеки Джейка. Он двинул подбородком протестующее, замычал недовольно сквозь плотно сомкнутые губы. В ответ на это врач хмыкнул, явно с усмешкой, а потом спросил: – Мне только что сообщили, что в день своего ареста ты связывался с Ниобой. Это так?

– Нет! – Джейк старательно отрицал даже то, в чём сами допрашивающие были уверены на все сто. Он и сам не мог понять, зачем он это делает. Наверное, всему причиной желание позлить врача, руководившего допросом. Но сам при этом добивался лишь худшего для себя отношения. С каждым разом число препаратов и их сложность возрастали, всё больше среди них было таких, которые входили в список запрещённых веществ.

– А всё-таки? – в этом вопросе сквозила лукавая улыбка, готовая превратиться в яростный оскал. – Я же знаю, что ты врёшь мне! Может быть, ты всё же немного подумаешь и ответишь честно? Я не тороплю тебя…

Джейк промолчал, в этот момент он почувствовал, как сильные пальцы ассистента стиснули его руку, а потом в вену с коротким болевым уколом влили очередную порцию какой-то дряни.

Наркотик начал действовать почти сразу же, но не принёс привычного расслабления. От него вдруг сильно заныло сердце, а рот наполнила горечь, как от желчи. Суставы рук будто кто начал выкручивать, выкручивать медленно, доводя до такой боли, что перед глазами всё почернело. Померк даже свет, до этого нестерпимо бьющий в лицо.

– Ну, что? Ты готов отвечать? – сейчас Джейк ненавидел его голос. Если б не ремни, задушить бы попытался этого типа. А так лишь дёрнулся, яростно стискивая кулаки, еле сдерживая стон отчаяния и боли. А потом выкрикнул со злостью:

– Да!!! Да, я заказывал переговоры с Ниобой? Вы же и сами это знаете…

– У тебя есть друзья на Ниобе? Кто они?

Боль немного отпустила, спустилась до той отметки, когда её уже можно терпеть. Но Джейк всё равно ответил:

– Это личное… Это не относится к делу…

– К делу? К какому ещё делу? Разве ты здесь решаешь, какие вопросы для меня важны? С кем ты разговаривал в тот день?

– Это моё личное дело! Какая вам разница? Это женщина!.. Она не знает ничего…

– Ну, хорошо. Кто она такая? Ты был знаком с ней раньше? Кто она? Какую информацию ты должен был сообщить ей?

– Я не буду отвечать на эти вопросы… – Голос Джейка сник до шёпота. – Не буду – и всё!

Это знакомое и непонятное сионийскому врачу упрямство вызвало ответную улыбку. Эта же улыбка, но с недобрым намёком, засквозила в словах:

– А если я буду понастойчивей?

Джейк промолчал, лишь напрягся всем телом, пытаясь освободиться, разорвать эластичные ремни. Но тело подчинялось слабо, ценой больших усилий. Тогда он просто закрыл глаза, расслабился, давая понять всем своим видом, что не собирается отвечать на эти и другие вопросы.

– Ладно, к этому мы ещё вернёмся, а что ты скажешь мне про Гвардию?

– Ничего! – Джейк чувствовал, что засыпает, поэтому отозвался с превеликим трудом. Коротко, чтоб отвязались.