Возвращение домой

– Господин полковник, он реагирует на звучание вашей фамилии, – Фереотти сказал то, над чем Дэмьен ещё думал, и то, что он вряд ли решился бы сказать. – У вас нет знакомых или родственников среди ниобиан или среди Императорских гвардейцев?

Полковник при этом вопросе, не очень-то этичном (впрочем, как и всё, что делал Фереотти), нахмурил брови, поджал губы, как будто оскорбился, но ответил всё тем же спокойным, приятно рокочущим голосом:

– Если вы применяете психоастимуляторы, то в этом нет ничего странного. И вправду, господин Гервер, это обычное дело… Астимуляторы вскрывают глубокие слои памяти… Не думаю, что я единственный Барклиф в этой солнечной системе. Однофамильцы могут быть у каждого…

Спросите его об этом, если вам так интересно. – И тут спросил сам, глянув на подследственного: – Тебе знакома эта фамилия? Барклиф?

Ниобианин медленно кивнул, но потом, словно опомнившись, произнёс почти беззвучно:

– Да!.. Дэвид Барклиф… Лейтенант… военнопленный…

Эти слова, как случайная бредовая смесь срывались с его губ, но никто не слушал их так внимательно, как полковник. Внимательно и с интересом, совсем непонятным.

– Он уже сильно истощён. Не стоит его слушать… Уже больше бредит, чем отвечает… Никакой связи, никакой логики, – Гервер отвёл гостя в сторону. – А вы, я вижу, имеете в этом деле толк… – Кивнул в сторону операционного стола. Полковник что-то ответил ему, но они к тому времени уже скрылись за дверью.

Дэмьен и Фереотти переглянулись и одновременно пожали плечами…

Гервер вернулся через полчаса, заговорил с порога:

– Всё, закругляемся! Хватит! Пора и отдохнуть!.. Последние наши дни распечатаешь, положишь мне на стол в кабинете… Отчёт я напишу попозже, вечером, наверное…

Гервер остановился посреди комнаты, стоял, глубоко засунув руки в карманы халата. Несколько минут в молчании смотрел в лицо спящему пленному.

– Спит… Счастливчик… – а потом вдруг добавил, глянув на ассистента: – Я уезжаю сейчас во Флорену… За всем проследишь сам… Когда приеду, назначу курс реабилитации… А ты пока дай ему какое-нибудь снотворное посильнее… Лучше барбутал. Пусть спит…

– А вы надолго? – Дэмьен немного растерялся. Таким своего шефа он ещё ни разу не видел. – Так серьёзно, да?

– Мой племянник, Юлиус Гервер, бестолковый мальчишка… – ответил Гервер, немного помолчав, обдумывая что-то. – Хотел романтики… Потащился сюда, добровольцем… Здесь, на фронте, романтику искать? Разве есть мозги? В пехоте? Где там романтика? В грязи? В окопах?.. Он уже во Флорене… Я только что с пункта связи… Готовят к операции… Надо ехать! Надо!.. Что я потом его матери скажу?

* * *

Да, выглядел он, конечно, не лучшим образом. Уже неделя прошла после всех допросов, а на человека он всё ещё мало походил. Слабое подобие себя прежнего, с сожалением и некоторым разочарованием думал полковник Барклиф, вспоминая фото, приложенное к делу. Сейчас же того недавнего бравого холёного гвардейца было не узнать. Куда подевалась та совсем ещё юная красота и затаившаяся улыбка в широкораспахнутых глазах?

Перед Барклифом сидел предельно ослабевший, похудевший мальчишка в мятой несвежей пижаме. Светлые, давно не чесаные волосы сосульками падали на лоб. Резко обострившиеся скулы, впалые щёки, сухие растрескавшиеся губы и пустые, ничего не выражающие равнодушные глаза.

Он выглядел так, как выглядит каждый после долгой изнурительной, очень тяжёлой болезни. А вообще-то, он выглядел так, как и должен был выглядеть после двадцати дней допросов, после глубокого допроса и психоастимуляторов. Людей после подобных процедур Барклиф видел, и не раз. Опыт у него в этом деле был немаленький.

Несколько минут он стоял у порога, изучая комнату и пленного. Комнатка, конечно, как камера-одиночка. Четыре стены, койка в углу, справа от входа раковина и туалет. Да, скромно, как в тюрьме. Даже сесть некуда.

Барклиф прошёл вперёд, сел на край кровати, спросил ещё, стараясь сохранять вежливое отношение к хозяину:

– Ты не против?

Тот никак не отреагировал на этот вопрос, но вторжение в личное пространство воспринял негативно: отстранился, отполз в самый дальний угол койки, ещё ближе подтянул к груди колени, обхватил их руками. Следил за Барклифом исподлобья, но без любопытства, с прежним равнодушием. Минут пять сидел, совсем не шевелясь, будто и не замечая гостя, казалось, спал с открытыми глазами. А потом вдруг сорвался, резко, с места. Мимо Барклифа. В два прыжка – и к раковине.

Его рвало мучительно долго, но сам Барклиф, сидя к умывальнику спиной, даже не шевельнулся, даже не взглянул в ту сторону.

– Ломка, да? Паршивое состояние…

– Слушайте, что вам надо? – Парень тяжело повалился на кровать, оттолкнул подушку, уселся, подогнув одну ногу под себя, сел так, что они с Барклифом смотрели теперь друг на друга почти в упор. Глаза ниобианина светились раздражением, но зато в них не было больше равнодушия и пустоты. Сам ещё бледный, до зелени, после приступа тошноты, но держится вполне сносно. Можно и поговорить.

– Тебя восстанавливают по ускоренной программе. С сегодняшнего дня инъекции будут проводиться с шестичасовым интервалом вместо вчерашнего трёхчасового. Пока втянешься, будет особенно тяжело…

– Вы пришли, чтоб рассказать мне это? – Парень усмехнулся, скривив губы, отвыкшие за последнее время улыбаться. – Спасибо, мне сразу полегчало…

Барклиф хмыкнул, проглотил иронию молча. Гвардеец оживал, и это радовало.

– Нет! Мне нужна твоя помощь… Поговорить кое о чём…

– Нет уж! Спасибо! Я уже всем здорово помог! Хватит! Наговорились уже!.. До тошноты… – Парень попытался рассмеяться, а голос у самого сорванный, хриплый, севший, как после долгого крика. Замолчал, отвернулся.

– Я – Барклиф. Тебе что-нибудь говорит эта фамилия? – представился полковник, с минуту помолчав. – На допросе ты называл Дэвида Барклифа…

– Я многих называл. Ну и что? Смотрите отчёты. – Гвардеец смотрел куда-то в сторону, мимо гостя, поверх его плеча. – Я больше никому ничего рассказывать не собираюсь…

– Того, что мне нужно, в отчётах нет. – Голос Барклифа сохранял терпеливые нотки, но чувствовалось, что это спокойствие – результат больших усилий.

– А что тогда вам ещё от меня надо? – Пленный вскочил, заходил по комнате, сжимая ладонями пульсирующие болью виски, неслышно ступая босыми ногами по пластиковому покрытию пола. Три шага до умывальника – и обратно! Едва не касаясь плеча Барклифа. Полковника начало раздражать это движение, он порывисто выпрямился, так, что ниобианин чуть не толкнулся ему в грудь. Остановился, опустил руки, опять начал:

– Я больше не…

– Что – ты?! – перебил его Барклиф. – Ты теперь ничто! Ты предал свою Родину… Хотел ты этого или не хотел, это мало кому интересно… Думаешь, кто-то когда-то спросит, добровольно ли ты «раскололся» или после препаратов? Нет! Нет… И ты сам это понимаешь… А сейчас ты после всего пытаешься показать свою независимость? Её у тебя больше нет! – он выкрикнул эти слова мальчишке в лицо. Тот смотрел на него с немым отчаянием и мукой. Бледный, растерянный, совсем жалкий. С влажных волос, прилипших ко лбу, вниз стекали капельки воды, а пленный смотрел на Барклифа, не моргая. – Ты лишился всего! Даже жизнь твоя больше тебе не принадлежит… Раньше надо было думать… И показывать свой характер. А сейчас… сейчас это просто смешно…