Возвращение Панды

Мирзоевский гараж и в самом деле был забыт своими хозяевами. А между тем жизнь в нём шла полным ходом. Серёга и Бугор принесли из пельменного цеха огромную кастрюлю и ножи, и разделывали мясо мелких домашних животных. Вонь в округе стояла необыкновенная, и казалось, что за дверью этого гаража большой туалет или маленький мясокомбинат.

— Где бомжи, там и срань, — говорили прохожие.

Но соседние гаражи оставались вроде бы как под присмотром, потому что бродяги отпугивали случайных воров, а организованная преступность давно уже не занималась кражами со взломом. Поэтому никто и не настаивал на проверке законности проживания двух человек на территории гаражного кооператива и рода их занятий. Сами же обитатели ночлежки не замечали дурного запаха мяса, привыкли к нему и даже посмеивались по поводу своего существования:

— Мы, рядовые строители капитализма, стоим у самых истоков светлого будущего.

Да и не могли они шутить иначе, потому что их поколение удобрялось навозом национальной гордости, да вот пережгли только почву шовинисты, и выгорели в душах у людей посевы, обещавшие дать богатый урожай.

Частые разговоры о банкротстве хозяев и долгие зимние ночи с разговорами на тему: «Как пережить экономический кризис», — заканчивались выводом, что во всем виновата существующая власть, и, чтобы выжить сегодня, людям нужно воровать. Но воровство у ближнего и обездоленного мужика называлось «крысятничеством» и порицалось всеми слоями общества. Иное же дело обокрасть барыгу или крупного собственника. Доверчивые жители России стали свидетелями страшной неправды со стороны власть имущих. Приватизация оставила в дураках законопослушное население. Добрые мысли уже давно не сверлили умы людей. А когда не спится ночью и нету хороших идей — в голову приходят плохие. И не мудрствуя лукаво, совершили наши герои набег на ранчо городничего и угнали оттуда корову.

* * *

Верка-подельница любила блеснуть своей начитанностью на околоздоровые темы. Вот и сегодня, когда возник горячий спор между Копчёным и Бугром о пользе принятия животной крови для исцеления организма, она отыскала старинный рецепт приготовления гематогена: красно-жёлтого пламени самогон перемешивался с патокой и медленно наполнялся свежей кровью только что убиенной коровы до прекращения горения. Продозированная таким образом смесь после формовки и отвердевания по вкусу напоминала молочные ириски и обладала необыкновенными свойствами повышать тонус организма при малокровии и вымирании. Резать корову решили в конце рабочего дня, после захода солнца.

— Я деревенский парень, — нетрезвеющий Бугор хорохорился, — Промеж рог её «понедельником» и амба! Перережу глотку, Вера Сергеевна, полную кастрюлю крови вам обещаю. Вы только и про нашу душу нацедите самогона в сахарных амбарах вашего хозяйства.

— Что вы, что вы — не обижу, — довольная Верка-подельница прокручивала в уме говядину в килограммы и рубли. По-деловому, наряженная в халат, она решила присутствовать на бойне и проверить на деле возможность приготовления панацеи от всех болезней. В случае успеха это упрочнило бы за ней славу народного целителя и принесло полторы — две тысячи рублей от реализации конфет. Копчёный же — её товарищ и сотрудник, тоже поспешил разделить успех своих подопечных. Будучи инвалидом второй группы, он свято верил в медицину и принес из дому литровую кружку и термос. Разочаровавшись в уринотерапии и отчаявшись поправить своё здоровье мочой, Вован опять воспрянул духом. Одна только мысль о горячей крови коровы заставляла его глотать слюну, и сладостно передёргивался его кадык, когда он представлял, что солёное тепло наполняет силою его поношенное тело. Лязгнули стальные замки, и гараж распахнулся навстречу вампирам. Серёга щёлкнул выключателем, вспыхнул яркий свет, и все зажмурились. Неуверенно мотая головой, корова от неожиданности шарахнулась в самый конец гаража и звонко ударила хвостом по пустым стеклянным банкам из-под маринадов, съеденных на недавней «инаугурации» господина Валиханова.

— Надо бы связать, — робко посоветовал кто-то из присутствующих людей.

— Бугор своё дело знает! — и, уверенно взмахнув над головою кувалдой, бравый «главшпан» шагнул навстречу победе. Зрители зажмурились, с ужасом ожидая треска разбитого черепа и свиста расплёскивающихся мозгов. Но кувалда неожиданно вырвалась из рук нетрезвого бойца и, перелетев через весь гараж, огрела корову сзади по крупу. Струя урины, словно брызги шампанского, ударила в погреб, а секунду спустя, раздался треск разрываемых ягодиц, и спусковая лестница в подземелье покрылась липкими экскрементами. Зрители в спешке позатыкали носы и уши, а несчастное животное замычало, как тепловоз — отчаянно и протяжно, и пошло на прорыв. Корова выбросила рогами горе-забойщика на снег и побежало по улице, голося, навстречу майору милиции. Вислоухов благоразумно уступил ей дорогу, констатировал факт покушения на чужую собственность, задержал нарушителей и позвонил городничему.

— Молодец! — обрадовался мэр.

— Только вот одна неувязка, Иван Александрович! В бегах-то корова и как её поймать я не знаю.

— Высылаю казаков, майор! Они на этом деле собаку съели и все повадки животные знают. Составляйте протоколы задержания нарушителей и действуйте по закону.

Спустя час ряженные в бурки гаеры — праправнуки атамана Дутова пробовали копытами коней свежие плюхи на улицах города. Горько вздыхал войсковой атаман:

— Обосрали Рассею, враги, ох-х, как обосрали…

— Хают правительство, власть нашу хают…

— Так послужим Отчизне, друзья!

И вторили ему станичники, отрабатывая бюджетные крохи:

— Не отдадим супостату Рассею!

Отважные следопыты нашли беглянку в подземном переходе, где она пряталась от ветра и от стужи. Благо, что немногие пешеходы в столь поздний час гуляли тут, второго такого приключения корова могла бы не пережить.

При свете луны и звезд уже около полуночи по автотрассе в сторону пригородного села Хабарное медленно двигалась торжественная процессия. Впереди на милицейской машине, включив сирену и мигалку, ехали Вислоухов и Копчёный, следом бежала корова, подгоняемая ворами, а сзади четверо верховых казаков наезжали на них лошадьми и хлестали нагайками за то, что последние усомнились в законности вчерашней приватизации.

Шняга двадцатая Вой при луне

«Разбиты лапы, пёс, я знаю В недобрый час, Как рана мучает сквозная, Усталость нас» Борис Воробьёв

Собака действительно скоро поправилась. Первую неделю она только пила и лизала снег. Благо, что под каждой теплотрассой есть оазисы, где круглый год журчат ручейки. Нечистые, с примесями щёлока и ржавчины. Но когда плоть больна, и такой источник панацея от лихорадки. Вредные примеси вторичны, и лакала собака воду, изгоняющую из тела жар. Тарантул купил сгущёнки, вскипятил чай. Больная сука стукнула хвостом по нехитрому настилу из тряпок и сделала первую попытку подняться на лапы, постояла полминуты, покачиваясь, и упала обратно на бок. Горько заскулила, поглядывая на человека.

— Чтобы выжить — нужно есть, — сказал он нравоучительно, и начал кормить её молоком.

Однажды утром, проснувшись, бродяга обнаружил, что собака грызёт его тулуп. Болезненный жар сошёл, и вместе с Тарантулом большая, но худенькая овчарка — одна кожа да кости, поднатужилась и вышла на промысел от помойки к помойке. Кое-как на трёх лапах несла она своё неокрепшее тело по нахоженным тропам зимнего города, стараясь как можно дальше держаться от шумной дороги. Когда же человек уходил на ту сторону трассы, собака падала на здоровый бок, вытягивая передние лапы вперёд, и терпеливо ожидала его — нового хозяина. Высунув потрескавшийся язык до самого снега, она отдыхала на обочине. Тарантул не гнал её за собою, потому что знал, как боится калека теперь шума автомобильных колёс и шального скрипа тормозов. Животные, как впрочем, и люди, не забывают источников боли и страдания. Но есть сила, которая побеждает страх. Это любовь и преданность. Что движет нами, когда мы возвращаемся на родное пепелище, туда, где нас уже никто не знает и не ждёт? Где наше место занято другими, более целеустремлёнными и сильными, и закреплено за ними по праву?

Один осужденный посетовал как-то Тарантулу в лагере:

— Прочитал я в деле, где родился. Был около года на воле — приезжал и смотрел на этот дом, если верить бумагам, оттуда меня отдали в приёмник. Мать и отца я не помню, но ведь жил же я здесь, около года жил… Когда освобожусь я, найму адвоката — а вдруг и до сих пор осталось за мною право собственности на этот клочок жилплощади?.. Может быть, и припомнит меня кто из соседей, и что со мною случилось? Ведь живут же люди иначе?.. Вне лагерей?..

Так и собака нашла дорогу к подъезду, где жила раньше. Светлана Михайловна выгуливала нового щенка.

— Что, Ронда? Очухалась, выжила?

Сука вильнула хвостом, вправо и влево. Только влево до отказа, а вправо чуть-чуть по инерции. Больная лапа болталась в воздухе, как будто на привязи.

— Нет, Ронда! Ты совсем обомжилась, завшивела. Гадишь, наверное, поминутно когда и где захочешь? А у нас, чтобы нести сторожевую службу, есть Полкан. Поищи себе другого хозяина.

Осторожно принюхивался щенок к этой костлявой, но сильной псине. Что-то заставило его поджать хвост и отступить назад за спину хозяйки. Вины за ним перед этой хромой сукой не было и не могло быть… Может быть чувство несправедливости и социальной дисгармонии тоже знакомо собакам и воспринимается ими более остро, чем людьми и значит более человечнее? Маленький Полкан спрятался в подъезде, едва отворилась дверь. Ему не хотелось гулять в этот вечер. А Ронда пришла посмотреть на хозяев и ждала с надеждой от них помощи и ласки. Так все мы смотрим на своих вчерашних друзей, добившихся чего-то на жизненной стезе, но они не замечают нас, и мы недоумеваем: почему? Так правительство и президент проводят в отношении народа удивительно правильную политику, но, увы, только в средствах массовой информации. И глядела сука на знакомые окна квартиры, как смотрят в телевизор безнадежные больные перед смертью, и выла тонко по-сучьи, словно баба на поминках, пока кто-то не прогонял её зычным голосом.