Возвращение русской гейши

— У нас тоже дважды празднуют Новый год, — улыбнулась я. — Второй так и называют Старый новый год.

— Правда? — рассмеялась Юрико. — Смешно звучит. Вот и у нас так получилось. И границы этого праздника по сей день очень размыты. В провинции отмечают по старинке в середине августа, в столице, у меня такое впечатление, кто в июле, кто в августе. А в городе Никко, откуда я родом, в начале августа. Там, кстати, в ночь с 5-го на 6-е проходит грандиозный танцевальный фестиваль. И самые яркие воспоминания детства у меня связаны именно с этой ночью. Знаешь, до утра улицы заполнены танцующими, смеющимися, нарядно одетыми людьми. Во время О-Бон всегда танцуют Бон-одори, что-то типа ритуального хоровода. По легенде Марукан, ученик Будды Шакьямуни, увидел во сне страдания своей умершей матери. Ученик спросил Будду, как освободить дух от мучений, и тот велел ему устроить большие поминки по последним семи поколениям умерших. Сын последовал совету и увидел, как душа матери обрела покой. В то же самое время он понял вдруг, что мать при жизни многим для него жертвовала, и преисполнился благодарности. В честь обретения понимания Марукан пустился в радостный пляс. Вот отсюда обычай танцевать. У нас в городе это выглядит словно бразильский карнавал.

— Мне кажется это странным, — заметила я. — Все-таки речь идет о душах умерших.

— У европейцев иное понятие смерти, — ответила Юрико. — А у нас во время O-Бон украшают могилы, раскладывают толстые рисовые лепешки «моти» и фрукты, курят ароматические палочки. Перед домашними алтарями расстилают циновку и ставят поминальные таблички с именами покойных предков, блюда с особыми кушаньями. Зажигают множество фонарей, чтобы души не заблудились на темной земле. Их также спускают на воду на маленьких подставках, вроде корабликов. Особенно много таких фонариков в печально знаменитых Хиросиме и Нагасаки.

Я вздрогнула и поежилась, отведя взгляд. Потом посмотрела на Юрико и спросила:

— А ты знаешь что-нибудь о горе Осорэ? Мой дед, он японец, рассказывал, что там можно поговорить с умершим человеком.

— Да, это так, — спокойно подтвердила она. — Кстати, скоро там будет проводиться летний фестиваль Осорэдзан Дзидзо. По-моему, он начинается 20 июля и проходит пять дней. Говорят, что души умерших собираются в кратере потухшего вулкана Осорэ. Итако при помощи специального обряда устанавливают связь с ними.

— Итако? — переспросила я.

— Да. Это местные шаманы-медиумы. Почти все — слепые старухи. Их готовят с раннего детства к такой жизни.

— А самоубийцы? — спросила я. — Их души тоже могут войти в контакт?

— А какая разница? — тихо спросила Юрико.

— У нас самоубийство осуждается, — пояснила я. — В христианстве это один из смертных грехов.

— В Японии другое отношение к смерти. Мы с детства привыкли думать о ней.

— А харакири? — еле слышно спросила я.

— Что? — повернулась ко мне Юрико и внимательно посмотрела в глаза. — Зачем тебе это?

Я видела, что ее начинает немного напрягать наш странный разговор.

— Я слышала, что японцы уважают людей, способных на харакири, — сказала я.

— Как это ни покажется дико, — ответила Юрико, — но для нас это традиция. И такой способ уйти из жизни — определенный показатель высокого качества личности. Пойдем в зал? — неожиданно предложила она.

Я кивнула и отправилась за ней.

Из голубой тетради с изображением розовых цветов сакуры на обложке:

Добровольный уход из жизни считался среди самураев высшим подвигом и высшим проявлением личного героизма. Примером исключительного самообладания и духовной стойкости во время церемонии харакири является история братьев Сакон, Наики и Хатимаро. Сакон, которому было 24 года, и Наики — 17 лет — за несправедливость по отношению к отцу решили отомстить обидчику — сёгуну Иэясу. Однако они были схвачены, как только вошли в лагерь Иэясу. Старый генерал был восхищен мужеством юношей, осмелившихся покуситься на его жизнь, и разрешил умереть им почетной смертью. Их третьего, самого младшего, брата Хатимаро, которому было всего восемь лет, ждала та же участь, поскольку приговор был вынесен всем мужчинам их семейства. Братьев сопроводили в монастырь, где должна была состояться казнь. До наших дней сохранился дневник врача, присутствовавшего при этом и описавшего такую сцену: «Когда приговоренные присели в ряд для отправления последней части экзекуции, Сакон повернулся к самому младшему брату и сказал: «Начинай первым — я хочу убедиться, что ты сделал все правильно». Младший брат ответил, что он никогда не видел, как проводят сэппуку, и поэтому хотел бы понаблюдать, как это сделают они, старшие, чтобы потом повторить их действия. Старшие братья улыбнулись сквозь слезы: «Отлично сказано, братишка! Ты можешь гордиться тем, что ты сын своего отца» — и усадили его между собой. Сакон вонзил кинжал в левую часть живота и сказал: «Смотри! Теперь понимаешь? Только не вводи кинжал слишком глубоко, не то можешь опрокинуться назад. Наклоняйся вперед и твердо прижимай к полу колени». Наики сделал то же самое и сказал малышу: «Держи глаза открытыми, иначе будешь похож на умирающую женщину. Если кинжал застрянет внутри или тебе не будет хватать силы, наберись смелости и постарайся удвоить свои усилия, чтобы провести его вправо». Мальчик смотрел то на одного, то на другого, а когда они испустили дух, он хладнокровно вскрыл себе живот, чуть не перерезав себя пополам, и последовал примеру тех, кто лежал по обе стороны от него».

Вечеринка закончилась около трех часов ночи. Ко мне активно приставали несколько мужчин, желая познакомиться поближе. Но я только улыбалась, словно кукла, и делала вид, что ничего не замечаю. Все мои мысли были только об одном. Я хотела попасть на гору Осорэ.

— Тебя доставить к дому? — спросила Юрико, когда мы вышли из здания.

— И лучше бы прямо до постели, — усмехнулась я.

Она понимающе кивнула и что-то сказала шоферу служебной машины. Когда я уселась на заднее сиденье, Юрико, стоя на тротуаре, поклонилась и улыбнулась. Машина медленно отъехала. Я смотрела в окно на фигурку гейши, словно сошедшую со старинной гравюры Утамаро. Только вместо традиционных гор, цветущих деревьев, дворцов фоном ей служила освещенная разноцветными огнями рекламы ночная улица современного Токио.

Прислушайтесь к ветру!

Листья с горных вершин

Кружатся в поднебесье,

Взлетают и падают, падают…

Голоса! Голоса! Голоса!

Сётэцу

Скорый поезд прибыл на вокзал города Нохедзи префектуры Аомори рано утром. Оттуда до города Муцу, недалеко от которого находился вулкан, было около пятидесяти километров. Проблем с получением информации у меня не возникало. Было такое ощущение, что все население Японии устремилось в эту местность. Попутчики мне охотно сообщили, что нужно пересесть на другой поезд типа нашей электрички. Я вышла на вокзале и сразу ощутила, насколько воздух здесь прохладнее и чище, чем в Токио. Полуостров Симокита, у основания которого я сейчас находилась, был оконечной и самой северной частью главного острова Японии Хонсю. Я вдохнула полной грудью свежий бодрящий воздух и пошла к поездам местного значения. Но когда увидела толпы народа, спешащие в ту же сторону, то решила, что доеду автостопом.

Я остановила большой джип неизвестной мне марки, выворачивающий на автостраду. В нем оказалась молодая, постоянно хихикающая пара из города Аомори. Они, как и я, направлялись на фестиваль Осорэдзан Дзидзо. Парень, его звали Тецуо, говорил на английском очень плохо, в пределах фразы «Май нэйм из Васья», зато его спутница по имени Аки прекрасно владела этим языком. Как позже выяснилось, она преподавала его в школе. Я объяснила, что хочу попасть на фестиваль, и они с удовольствием взялись меня подвезти. Вначале молодые люди немного смущались моего присутствия.

Автострада шла по берегу залива Муцу, и вид открывался необыкновенно живописный. Я какое-то время смотрела в окно на сверкающую под солнцем гладь воды, на скалистые берега, окутанные дымкой голубоватого тумана, на проезжающие мимо многочисленные машины самых разных марок. Но потом мне надоело ехать в молчании, и я заговорила с Аки. Она оказалась дружелюбной и веселой. И через какое-то время даже пересела ко мне на заднее сиденье. Я смотрела на ее худенькое большеглазое личико, постоянно освещаемое быстрыми улыбками, и думала, как бы поделикатнее выяснить о цели их путешествия. Но Аки сама заговорила об этом. Оказалось, что у Тецуо год назад умерла троюродная сестра. Ей было всего семь лет.

— Бог Дзидзо, — пояснила Аки, — считается у нас охранителем людей, путников, а также помощником душам грешников, мучающихся в аду. Но главная его функция — помогать на том свете умершим детям. Он обходит сухое скалистое русло реки, которое является границей между миром живых и мертвых. Его название Саи-но Кавара. Умершие дети, по поверью, должны сложить маленькие возвышения из камней, символизирующие храмы. И только потом их пускают в рай. Но злые духи «они» мешают детям и разрушают их творения. Они разбрасывают камни, и детские души вновь должны собирать их. Бог Дзидзо отгоняет «они» и помогает вновь сложить маленькие храмы. Поэтому многие родители и родственники умерших детей приезжают сюда и оставляют для бога Дзидзо различные дары.