Возвращение
Шрифт:
Николай и журнал узнал. Это была одна из первых больших публикаций о его корпорации. На обложке был большой его портрет. С обложки смотрел он сам, улыбающийся, молодой, радостный, здоровый молодой человек в дорогом костюме.
Сейчас он смотрел на собственный портрет и пытался вспомнить тот период, вспомнить собственные ощущения, и не мог. Ему казалось, что парень на глянцевой обложке – это не он, что он никогда не был таким наглым и самодовольным, что и не было никогда оснований особо чему-то радоваться.
Николай положил журнал
Николай смотрел на нее и мог с уверенностью сказать, что этой рекламы он не видел никогда. Он всегда помнил, все, что видел. «Не досмотрел журнал-то тогда. Себя посмотрел и хватит»,– пришло в голову. Ему и тогда и сейчас не было интересно все, что не касалось его жизни и работы.
...Надежда рассказывала Николаю о Михаиле и получалось, что его смерть в девяносто восемь лет была для всех неожиданностью, что за день до этого Надежда помогала ему гнать мед.
Надежда принесла и поставила на стол вазочку с медом. Мед растекался по языку сладко–горьковатым вкусом чего-то знакомого и давно забытого. Было уютно, хотелось закрыть глаза, уснуть и спать. Просто спать. Не выспаться, чтоб завтра быть бодрым, а просто хотелось спать, чтоб спать. Николай подумал, что сегодня первый день в жизни в который он не знает, что будет делать завтра.
–...Я пойду, – Николай встал.
– Хорошо. Я позднее зайду. Думаю, что ночевать Вам лучше у меня, – то ли предложила, то ли приказала Надежда.
– Хорошо, – в тон ей кивнул Николай.
...Он вернулся в дом деда. Опять сел на табурет на кухне.
В горнице с дядей Михаилом были какие-то люди, кто-то то приходил, то уходил, осторожно проходя мимо Николая, стараясь его не потревожить. А он сидел, рассматривал медали и понимал, что он ничего не знает ни об отце, ни о его брате, ни об их отце – своем деде, погибшем в Великую Отечественную, ни о бабушке, ни о матери.
Знает только, что были, а чем жили, за что душа болела, не знает, и не узнает уже никогда.
...Надя пришла, когда на улице было уже темно.
– Я там баню стопила. Вы после дороги... я там все приготовила, сполоснетесь...
Николай кивнул. Встал, зашел в горницу.
Так же сидели люди, горели свечи. Постоял, огляделся и пошел за Надеждой.
...В бане пахло вениками, травой и чем-то чистым, знакомым. Почему-то сразу вспомнился отец, мама...
Надежда протянула полотенце: «Я не очень натопила, а то Вы с непривычки....».
Замялась, постояла и ушла, тихо прикрыв дверь.
Николай с удовольствием опустил руки в прохладную воду.
Показалось, что и раньше он всегда в бане опускал руки в воду. Все ощущения были знакомыми, привычными, приятными. Без труда, разобравшись с нехитрыми премудростями бани, он с удовольствием лил на себя воду и даже попарился – похлопал себя веником.
...Надежда ждала его на крыльце. Открыв дверь и пропустив его впереди себя, она задержалась на кухне: «Давайте в большой комнате посидим. Просторнее...»
Николаю, захотелось курить. Он достал пачку, – в ней одиноко болталась последняя сигарета. Он поймал взгляд Надежды.
– Пойду, возьму в машине, – он поднялся.
– Я провожу, а то поздно, собаки примут Вас за чужого, порвут, – Надежда первая пошла к выходу.
– Давайте на «ты»... А?.. – Николай остановился.
– Не надо. Не те года, да и не к чему это, – она опустила глаза.
Около машины, и правда, сидело три лохматых пса, всем своим видом показывающие, что они здесь несут охрану этого незнакомого объекта.
Чувствовалось, что право на охрану было отстояно в схватке, в результате которой был найден компромисс, в виде коллегиальной охраны. Псы сидели–лежали с трех сторон вокруг машины с безразличным видом. При виде Нади они встали, демонстрируя бдительность и выказывая уважение к ней.
Николай вспомнил, что в машине пакеты с различной снедью, которую он накупил, и удивился спокойствию псов. С их чутьем, казалось, что запахи должны вызывать беспокойство. Но псы были дружелюбны и спокойны.
Вдруг появилось какое-то чувство облегчения, что рядом Надежда, которая наверняка со всеми проблемами разберется.
– Надежда, тут продукты... Я про них забыл, – он открыл дверь машины и развел руками.
– Ничего. Разберемся, – Надежда стала вынимать пакеты.
Собаки сели полукругом и наблюдали за «разгрузкой». Николай отнес часть пакетов и вернулся.
– Может сторожам, что -нибудь... за работу? – он кивнул на собак. Собаки, похоже, поняли его и завиляли хвостами.
– Ох, уж эти сторожа... я им потом снесу. Это не работа их, а долг и обязанность. А за исполнение долга плату не берут. Так ли? Они честные... Награда... Это ещё – куда ни шло... – сказала Надежда, обращаясь к ним.
– Эта сумка от «Любы из города» она просила передать. Я не знаю, что в ней.
– Значит знает уже... Эх, Любушка–голубушка... – содовая голова. Ладно. Значит приедет. Ничто не удержит её... Уезжала – ревела, приедет – изревется...
...В сумках оказался приличный коньяк, сыр. Они, молча, выпили с Надеждой.
– Хоронить-то когда? – Николай посмотрел на Надежду.
– Завтра или утром или к вечеру. Братья твои просили дождаться, обещались приехать.
– Какие братья? – Николай был удивлен.
Он точно знал, что у него не было, и нет братьев.
– Так с Севера. Парни двоюродного брата дяди Миши, они здесь каждый год бывают.