Возвышение ученицы мага

Дитрих, сын Эммериха, знаменитого воина, командовал легионом с момента телепортации города, и среди многих консервативных граждан был признан одним из столпов Мерхона. Йенс восхищался им. И в тот день Дитрих ближе к выходу из казармы остановился и с доброй улыбкой похлопал Йенса по плечу.

— Коли копьем, береги заряд! — проговорил он тогда.

— Благодарю, легат Дитрих, — абсолютно серьезно ответил Йенс, ведь он запомнит этот совет.

— Ты сын Иоахима?

— Да, легат.

— Хороший был легионер. Не подведи меня в этом походе, я помню про тебя, Йенс.

— Да, легат, не подведу.

И теперь, приземлившись на деревянный пол после нескольких десятков подтягиваний, Йенс все также прокручивал в голове эту встречу, наслаждаясь тем прикосновением величия, которое он ощутил, и надеясь на ещё большее величие, ждущее впереди.

Вернувшись в город с мерхонским торговым караваном из города Эр, Гликерия первым же делом направилась к Леандру. Внешне, это выглядело бы странно, если бы молодая девушка без причины гуляла по всему континенту, притом не имея дохода с имущества, от рабов или работы, поэтому для всех Гликерия была учеником Леандра, который кроме магии активно занимался медициной, как наукой, и которому нужны были травы, растущие в отдалённых частях материка. Как и все ученые той эпохи, Леандр занимался сразу целым калейдоскопом направлений, от создания новых доспехов для легионеров до сочинения пасторалей, воспевающих образ жизни подневольных гоблинов посреди красоты континентальных владений Мерхона. Но для Гликерии прикрытием была помощь Леандру в магии и медицине.

Знал ли комитет псиоников о том, что Гликерия шпион… Возможно знал. Но среди членов комитета считалось, что лучше знать, кто шпион сейчас, чем схватить одного из них, чтобы гадать, кто новый. О замыслах мага не догадаться из общения с людьми, слишком сильно маги полагаются на технологии, нежели на человеческие отношения, так полагали псионики, довольно низко оценивая политические способности магов. Большей опасностью они считали влиятельные купеческие семьи, которые регулярно мутили воду, обвиняли легатов в привилегированном положении, обвиняли псиоников в непомерных налогах, магов в том, что они своей магией пытались отнять у рабов их рабское положение, гораздо лучшее чем то, которое было у гоблинов на земле. Дескать, если маги продолжат развивать своих технологии, то магические станки заменят людей в мануфактурах, и рабы за ненадобностью отправятся на поля, пахать землю и дергать репу, совсем как презираемое людьми гоблинское отродье.

Комитет псиоников крайне снисходительно относился к магам. Ничто не предвещало беды. Относительно большое, но абсолютно не самое великое сообщество магов считалось лояльным к власти сословием, как любили называть друг друга социальные группы в Мерхоне, хотя законов, закрепляющих их положение не существовало. В Мерхоне было два настоящих сословия, граждане и рабы, свободные и несвободные. Псионики были гражданами, более того, они тоже были магами, но работающими не с энергией, а с мыслями и чувствами людей, поэтому чувствовали с магами родство, некоторую общность, что было взаимно со стороны весомой части магов.

Но другая часть магов, подобных Леандру была против псиоников. Это была радикально настроенная прослойка, которая к концу второго десятилетия после телепортации была уже оформлена в группировку со своей иерархией и правилами, и самое страшное, со своим проектом будущего Мерхона, который им виделся не таким, каким его представляли псионики.

Сами по себе псионики были сбалансированными людьми, любившими гармонию и порядок. Это были чиновники распавшейся межпланетной империи, которые поддерживали телепатическую связь между мирами. Через них осуществлялось управление этой империей, когда она существовала. Что теперь происходило на других планетах не было ведомо жителями Мерхона, оставшимся космическими сиротами. Исчезнувшая межпланетная государственность оставила свой след и на стиле руководства, свойственном псионикам. Империя контролировала свои владения не только через увеличивающуюся мощь, но и через сбалансированность собственных составных частей, стабильность считалась в ней основой процветания. И поэтому псионики осознанно замедляли рост и расширение города, стремясь контролировать на самом высоком уровне все то, что уже имелось в их власти. Контроль и порядок внутри города виделся псионикам реальным показателем развития.

Что думали об этом маги вроде Леандра… Тошнило их от этого. За двадцать лет оторванность от большого центра и действительно масштабной государственности, маги стали мыслить гораздо более провинциально. Теперь не было ничего кроме их родного города. Не было общей великой цели, не было стремления создать нечто подлинно сложное в масштабах солнечной системы или даже целого созвездия. Осталось желание выжить и стать сильнее на этом враждебном куске материи, вращающемся вокруг газового гиганта очень далеко от настоящей родины. Многие маги и купцы считали, что городу требуется расширение, что Мерхону нужно больше полков в легионе, затем больше владений, затем больше рабов, затем больше производства, больше торговли, больше власти и богатства. А такие маги, как Леандр хотели этим рвением воспользоваться, потакать ему, распалять его, владеть им, чтобы возвысить себя. Леандр и ему подобные маги отлично понимали чувства и мышление псиоников, но решили для себя, что могут обойтись без столь сложного порядка и дисциплины в обществе, подумали, что своим обаянием и силой смогут удержать город под контролем.

Отдельные особенно проницательные маги гадали обо всем этом, они думали, что возможно псионики знали, что существует и такой взгляд на ситуацию с настроениями в различных прослойках, но и они в свою очередь оценивали свои силу и обаяние высоко. Казни и преследования не были в духе комитета.

И зная все это Гликерия с хорошим настроением купила себе свежую и хрустящую булочку без начинки, с наслаждением позавтракала ею, запив горьким кофе в первой и единственной в городе кофейне, открывшейся месяц тому назад. Кофе был новым напитком в Мерхоне, завезенным с плантаций на западе от города Эр. Бодрость без опьянения, ясность ума без огранки в виде телесной тупости. Это нравилось Гликерии.

Триба магов днем дышала чем-то вроде преддверия праздника. Такое ощущение, словно скоро все эти карнизы в виде поедающих друг друга драконов будут украшены разноцветными флажками, а на виадуке вдруг появится целая толпа шутов. И вот это Гликерию временами утомляло, ей больше нравилась триба легатов с её более строгой атмосферой, или правительственная триба. До участия в заговоре, в отрочестве Гликерия одно время мечтала стать судьей.

— У тебя все хорошо? — спросил Леандр.

И наконец развеялись размышления Гликерии, которая мгновенно и ярко вспомнила всю суть дела и все необходимые детали. Память была её сильной стороной.

— Он согласен.

— Отлично.

В комнате царила полутьма, ставни были приоткрыты лишь у одного окна.

Леандр, погруженный в полутьму, сидел в деревянном кресле за резным роскошным столом, на котором не было ничего, ни одного письма, ни одного свитка, даже чернил и перьев. Этот стареющий человек с длинными седыми волосами отдавал приказы только устно и всегда помнил все, что говорил. У него тоже была сильная память.

"Не хорошая, а именно сильная…" — мельком подумала Гликерия, едва заметно улыбнувшись.

— Что он хочет?

— Господин Тонг желает монополизировать торговлю между Мерхоном и городом Эр.

— Ты обещала ему это?

— Да, — Гликерии стало неуютно от предчувствия собственной ошибки.

— Странно с его стороны было поверить в такое обещание, род Нарума небольшой, но очень влиятельный.

— Я пришла к нему одна и без охраны, — деловито и быстро объясняла Гликерия на лице которой появилась умеренно самодовольная улыбка, — Я проявила смелось какую могла при ведении этих переговоров, я обещала остаться у Тонга в заложниках на время похода.

— И зачем? — раздраженно сказал Леандр, немного подавшись вперед и сцепив руки.

Стало видно лицо мага, широкое, с тонкими губами, серые глазки из-под больших надбровных дуг выражали эмоции очень ограниченно.

— Вы сказали мне договориться, и я договорилась, — произнесла Гликерия, стараясь скрыть ощущение достоинства в этих словах.

Она испытывала смешанные эмоции, рассчитывая одновременно на понимание и вместе с тем зная, что сомнительно ожидать этого от начальника в таких вопросах, где требовался выгодный результат.