Вперед в прошлое 10
Шрифт:
— Располагайся. Я пойду.
На ее лице отобразилось страдание — то ли потому, что придется расстаться с любимым, то ли из-за нежелания предстать пред осуждающим взором бабушки и выслушивать ее нотации.
— Я тут не пропаду, — без особой уверенности сказал Андрей.
Обняв Наташку за плечи, я повел ее к двери.
— Идем. Не съедят, обещаю.
Андрей опустился на матрас и принялся стягивать брюки.
Наташка напряглась, просто каменной стала, и чем ближе подходили к залу, тем больше она каменела. Бабушка, готовящая постель на полу, старательно делала вид, будто ничего не случилось. Настолько старательно, что, психуй она, ее отношение к Андрею казалось бы
Я лег с краю, возле выхода. За мной — Каюк, Борис, потом Наташка и бабушка.
Засыпая, я думал о Наташке и Андрее. Сколько просуществует их союз? Отпустит ли бабушку? Лимонов и Настя Лысогор. Чаплин и его малолетние жены. Гир и Сильва. Бондарчук и Андреева. Кончаловский и Высоцкая. Всех не вспомнишь. Счастливые и не очень. Живущие вместе до сих пор и разбежавшиеся. Нет единого рецепта счастья.
И сразу же вспомнились союзы, где женщина старше, и меня передернуло. Из всех, кого вспомнил, только Белуччи с брутальным бородатым избранником смотрелись достойно. Сразу же на ум пришла маленькая хрупкая Вера — талантливая, остроумная, находчивая, и сердце зачастило. В глазах общества это извращение покруче, чем у Лимонова. И плевать всем, что у меня разум и знания взрослого мужчины, и не она меня старше, а я ее — почти на двадцать лет.
Нет, даже думать не стоит, этот мезальянс обречен: во-первых, она не воспримет всерьез мальчишку, а если воспримет, ей этого не простят.
Снилась мне Вера. Мы поссорились, я шел к ней по зимнему лесу, замерз, захотел в туалет… И проснулся с тем самым чувством. Все у бабушки хорошо, кроме уличного туалета, куда мне предстоит дойти.
Гирлянду на елке не выключили, и она мигала, освещая комнату то синим, то розовым, то зеленым, вещи я отыскал без труда, встал, осмотрел спящий отряд и не нашел бабушку. Тоже по нужде вышла, или душит Андрея подушкой, смывает с Наташки позор?
Я выскочил в прихожую: Андрей что-то бормотал во сне, метался по лежбищу, а с улицы тянуло табаком и доносился приглушенный бабушкин голос. Фу-ух, отлегло.
Я выглянул в окно. Занимался рассвет. Бабушка и дед стояли, опершись о забор, плечом к плечу, смотрели вдаль и ворковали, и это выглядело романтично. Бабушка подалась к нему и что-то шепнула на ухо. Он запрокинул голову и расхохотался, и в этот момент я нарочито медленно распахнул дверь. Жаль было нарушать идиллию, но куда деваться?
— Доброе утро, — хрипнул я и поспешил в туалет, который находился между домом и сараями — каменный скворечник под черепичной крышей.
У взрослого меня были проблемы со сном: мне сложно было найти удобную позу из-за убитого позвоночника и вечно болящей спины, нынешний я засыпал, едва голова касалась подушки.
Второй раз я проснулся, когда через меня пытался перелезть Боря. Уже рассвело, я встал и посмотрел на диван: Василия Алексеевича на месте не было, а мама еще спала. Часы с кукушкой, которую бабушка заставила замолчать, чтобы не будила нас, показывали пятнадцать минут десятого.
Наташка тоже уже проснулась, а бабушка мирно посапывала, откативший на самый край, зато Каюк раскинул руки и ночи и блаженно улыбался во сне. Маленькая комната была занята Ириной и Толиком, в зале спали, и все пространство, где можно было разместиться — широкий коридор, даже скорее комната от прихожей до печи, куда вынесли стол.
За ним сидел Василий с чашкой чая, подперев голову и читая книгу. Боря поздоровался с ним и пошел в туалет,
а я уселся напротив и спросил:— Вы как? План поработать Дедом Морозом не изменился?
Будущий отчим сверкнул глазами и мотнул головой:
— Нет. Но — дороги…
— Мы же вниз поедем, это проще, с цепями — вообще плевое дело. К обеду все расчистят, и мы без проблем вернемся.
Отчим отхлебнул чаю, кивнул на заварку в чашке, на бутерброды и конфеты (рядом лежала кучка фантиков), потом — на чайник, стоящий на печи.
— Пей чай, и погнали.
Лотерея опять отменяется, снова Боре и Каюку ждать.
Через десять минут, прихватив подарки, мы неторопливо ехали из Васильевки, рассчитывая вернуться в два часа дня — к торжественному столу в честь бабушкиного шестидесятидевятилетия. Позади сидели Наташа и синюшный, какой-то одутловатый и потный Андрей.
Я любовался заснеженными деревьями, пытался впитать атмосферу праздника, чтобы пронести ее с собой сквозь года, и думал о том, что наиболее ярко эволюция взросления прослеживается на примере отношения человека к новому году.
Вот тебе пять лет. Для тебя новогодняя ночь — таинство и пора чудес, аромат хвои и мандариновой кожицы, нарядная красавица-елка, игрушки в пыльной коробке, которые ты еще не запомнил, Дед Мороз, незаметно кладущий подарки под ёлку. Ты ждешь огромный самосвал, на котором можно кататься. Стараешься не заснуть, караулишь Мороза, ведь ты хорошо себя вел и не расстраивал родителей.
Вот тебе десять. Ты знаешь, что Дед Мороз — это родители, никакого чуда ночью не случится, тебе подарят не долгожданные «тетрис» или приставку, а трусы или в лучшем случае — школьный рюкзак. Игрушки в пыльной коробке — уже не сюрприз, ты их все помнишь. Но ощущение таинства, робкая надежда на чудо остается, подкрепленное ароматами, хвойным и мандариновым.
Тебе пятнадцать. Ты хочешь тусоваться с друзьями, а приходится сидеть за столом со скучными родителями, недовольными друг другом и тобой. Друзья — вот где праздник и чудо, и веселье. Чудо для тебя — праздник вне этих стен. Но стоит учуять очищенную мандаринку — и возвращается ощущение, что вот сейчас, вот-вот случится что-то волнующее, волшебное.
Двадцать — тридцать лет. Новый год с друзьями или любимой женщиной, веселье и приключения. Дед Мороз возле городской елки. Дед Мороз в кафе. В дорогом ресторане. Он просто статист, клоун, распинающийся перед тобой. Все, что тебе нужно, ты можешь взять сам. Кроме тех, кто особенно дорог, тех, ради которых готов идти раздетым по морозу, как Андрей, только бы это имело смысл. Долгожданный звонок, неожиданная встреча, возвращение дорогого человека — вот, что стало чудом.
Сорок лет… Как? Когда ты успел пересечь экватор жизни? Я — одиночка, отрезанный ломоть, но отлично представляю, как у других, потому что самому хотелось бы, чтобы было так. Ты приезжаешь к родителям и видишь, как постарела мама, отец уже совсем седой, сутулится, держится за поясницу. И понимаешь, что Дед Мороз — теперь ты. Теперь ты — чудо и радость для них. Берешь посох, взваливаешь на спину красный мешок…
Костюм Мороза лежал в багажнике, как и подарки для всех, к кому мы хотим заскочить. Сначала отчим хотел заехать к своему совладельцу «КАМАЗа», Лёхе-менту, потом — к дочкам, они жили в пятиэтажке почти на набережной, недалеко от Андрея. Но поскольку он с Наташкой были с нами, сперва мы поехали в центр.
Затем я загляну к Анне и Лике. Хорошо бы познакомить Анну с дедом, как-никак она носит его будущего внука, но это потом. Сперва сиротки. Игорь. Одноклассники. Директор. Вера… При мысли о ней сердце зачастило, и стало горячо.