Вперед в прошлое 11
Шрифт:
Отогнав мысль, я с тоской посмотрел за окно, в дождливую черноту. Доказать я ему ничего не смогу, потому что его несет. Молча выслушивать и кивать будет тошно, потому что он в корне неправ и это предательство по отношению к Боре. А значит, это все закончится либо тем, что он мне двинет, а я отвечу, либо наоборот.
Каждое мое слово будет использовано против меня…
Я посмотрел на часы. Восемь вечера. Корректно ли будет явиться к Илье и попросить ключ от базы? Деваться-то некуда, надо где-то переждать. Вот гадство! Почему я потерял бизнес? И что отвечать? Потому что отчиму вожжа под хвост попала?
—
Делая вид, что не слышу его, я прошел в прихожую к телефону и принялся набирать бабушку. С ней я уже сегодня говорил, она сказала, что кровь из носу нужно что-то особенное, чтобы отправлять деду в Москву. На ум пришел только армянский ларек с его пахлавой и консервированные персики. Может, поговорить с Лейлой, чтобы чурчхел делала? А еще можно возить мед. Ну и орехи. Вино, опять же. Из фруктов в «холодильниках» остались только яблоки и немного винограда. Запасов хватит совсем ненадолго. Максимум, на месяц, а потом до мая деду придется переходить на что-то другое. А в мае начнется клубника, потом черешня, смородина, абрикосы… Армянские так вообще в июне. В общем, дед не пропадет.
А вот я с таким раскладом…
Трубку сняла бабушка, я начал ей рассказывать то, о чем думал только что, и отчим заткнулся. Ушел в спальню, громко хлопнув дверью.
Закончился разговор с бабушкой тем, что она подсчитала свой доход: шестьдесят тысяч в месяц — и осталась довольной.
— Можно свиней больше завести, если можешь отруби по дешевке достать.
Как серпом по одному месту ее предложение! Но раньше времени говорить, что бизнес скоро накроется, я не стал. Пустил, называется, козла в огород.
Закончив разговор, я постучал в ванную.
— Боря, выходи.
— Где Квазипуп? — спросил брат из-за двери.
— В спальне. Выходи, идем на базу.
Звонить Илье было некогда, потому что отчим мог выйти из спальни в любой момент.
Боря накинул куртку, схватил сумку с книгами, но я мотнул головой.
— Оставь. Мы не ночевать.
Написал на листке: «Вернемся в 10» — и оставил его возле телефона.
Брат кивнул, обулся, и мы выбежали в сырую январскую ночь, снова нарушая совет ходить тройками. Ну а что делать? Конфликт грозил усугубиться, а так авось надоест беситься отчиму, и он ляжет спать как порядочный жаворонок, а утром буря угаснет, и можно сделать вид, что ничего не случилось.
Пока Боря сквозь бессильные слезы материл отчима, я думал, почему Василий так себя ведет. Мозг пытался найти какой-то злой умысел. Например, сделать вид, что смертельно обижен и отжать бизнес. Топорно, ну а какое еще объяснение? Но чем глубже искал причину, тем больше убеждался, что она проста, как палка. Отчим у меня — тупой. Хочется бычить — он бычит невзирая на последствия. Баба должна слушаться. Дети — уважать старших и беспрекословно выполнять команды, и плевать, что старший — дядя с улицы, которого привела мама. Как я сказал, так и будет!
Из прошлой жизни вспомнился Смит с ай-кью восемьдесят пять. Вот это точно отчим. В какой же книге был этот Смит? Вспомнил! «Чужие». Третий фильм,
который еще не сняли.До сих пор потряхивало от злости и хотелось вернуться домой и втащить отчиму. Но было нельзя. Нужно было попытаться помириться, чтобы хотя бы еще неделю поторговать.
Долбанное нетерпение! Вообще не стоило его в это посвящать. Надо было подождать, когда встретится более надежный взрослый.
Так мы с братом, промокнув от оседающего тумана, добрели до Илюхиного дома, поднялись на пятый этаж и позвонили. Дверь открыла тетя Лора.
— Дети, что случилось? — воскликнула она. — Ночь на дворе! Вы мокрые!
— У отчима приступ дебилизма, — проворчал Боря, вздохнул.
— Мы хотим в подвале переждать, а в десять, когда он уснет, вернемся домой, — добавил я.
Из кухни вышел Леонид Эдуардович с надкушенным пончиком, прожевал его.
— Проходите, тут по крайней мере тепло.
— Сейчас Илью позову.
Тетя Лора уже развернулась, чтобы идти к Илье в комнату, но Каретников-старший ее остановил.
— Погоди. Дай нам поговорить минут пять. — Он сделал приглашающий жест.
Разувшись, мы прошли на кухню. Тетя Лора захлопотала, готовя чай, Леонид Эдуардович сел за стол, подпер голову кулаком и сказал:
— Что ж вам так не везет-то? Такие парни хорошие. Что на этот раз?
Боря, захлебываясь от возмущения, принялся изливать душу, я сидел и слушал, и понимал, что мой братик-добряк аж трясется от ненависти, и это всё. Конец погоды в доме. Надо их с отчимом разводить в разные стороны, иначе будут не просто конфликты, но и драки.
Выслушав, Каретников вздохнул.
— Мог бы предложить обратиться в органы опеки, написать заявление, там вашего самодура приструнят. Но последствия ударят по вашей матери. Её-то он не обижает?
— Душа в душу живут, — сказал я. — Только это меня и останавливает. А так изгнать агрессора со своей территории несложно.
Помолчав немного, я спросил:
— Леонид Эдуардович, а нет у вас случайно проектировщика, который мог бы нарисовать проект дома?
Каретников поправил очки на переносице.
— Так-так-так. Какое отношение это имеет к делу?
— Нам с Борей надо жить отдельно, — объяснил я. — Нужен проект дома. А они пусть остаются в той квартире. Там такая дурацкая планировка, что комфортно разместиться может только два человека. Если больше, жильцы будут мешать друг другу.
— Так про дом — это серьезно было? — просиял Боря. — У нас реально будет свой дом?
Я кивнул.
— Да, свой большой дом. Ты нарисуешь плакат «Идиотам вход запрещен», и повесим его на дверь.
— Есть проектировщик, — проговорил Леонид Эдуардович и спросил у меня: — Он и смету может составить. Надеюсь, ты представляешь, как сложно и дорого строить дом?
— Представляю, — улыбнулся я. — И готов к трудностям. Но другого выхода нет. Не хочется два с половиной года ждать, пока мы закончим школу и куда-нибудь уедем из дома, который стал тюрьмой. Хочется уже сейчас жить, а не выживать и пресмыкаться.
Тетя Лора поставила нам по чашке чаю, выставила пончики из шкафа.
— Можешь звать Илью.
Взрослые ушли, и в кухню вбежали Илья и Ян. Теперь, рассказывая о конфликте с отчимом, Боря не стеснялся в выражениях. Ян слушал его, поглощая пончик за пончиком. В конце концов сказал: