Вперед в прошлое 11

— Ян, Алиса, Боря — назад, — распорядился я, сжимая прут арматуры.

Бросило в жар. Первая моя уличная драка. Но как заводские осмелились ночью сунуться в чужой район?! Выходит, свои нас списали?

Глава 4 Братья навек

От группы противника отделился двухметровый детина, шагнул вперед. Справлюсь ли с таким здоровяком? Если он подготовленный, то вряд ли, если обычный дворовый, шанс есть. Но главное, газовый пистолет против такой толпы неэффективен. Задвинув за спину Илью, я тоже сделал шаг навстречу, сгруппировался, приготовился отражать нападение. Позади полукругом выстроились наши.

И вдруг здоровяк примирительно поднял руки.

— Не кипешуй, пацан. Свои.

— Хрена се свои, — буркнул Рамиль, все стремящийся вырваться на передовую.

Здоровяк указал на него пальцем.

— Это твой косяк, черный, своих не знать.

В голосе здоровяка прозвучала обида. Я закрыл глаза, предвидя, что сейчас Меликов разорется, начнет оскорблять парламентера, и случится замес.

Но у Рамиля хватило ума не быковать. Здоровяк повернулся в профиль, и до меня дошло, кто это: Егор Алтанбаев. Самопровозглашенный смотрящий, кумир босоты нашего района.

— Егор, темно же ведь, и ты спиной к свету, откуда нам знать, что это ты.

Этого не было видно, но откуда-то я знал, что Алтанбаев улыбается. За спиной зашушукались, и я отдал арматуру Илье — в знак мирных намерений. Алтанбаев протянул граблю, я пожал ее, представился.

— Мартынов.

— Да знаю я, кто ты. Тот самый жирный, который Зяму нахлобучил. А я ему тогда не поверил.

Обернувшись, он дал подзатыльник самому мелкому, очевидно, Зяме. Я подумал, что раз ему с ментенышем ручкаться не западло, значит, братва признала, что менты отдельно, а наша команда отдельно. А может, на мой авторитет сработало, что отец ушел из семьи.

— По какому вопросу? — спросил я, хотя сам уже догадывался.

— На тебя был наезд, — предъявил Алтанбаев. — С хера ли на такого — наезд?

По идее, я должен был обидеться на его слова. Но мысли были о другом. Если знает он, то знают все, в том числе менты и мой отец, но — тишина. Почему? Может, они и причина наезда им известна?

— Я сам пытаюсь это выяснить. Как выясню — скажу.

Алтанбаев не ожидал такого ответа, и в башке у него заискрило, он почесал в затылке.

— Тебе ниче не предъявили? — удивился он.

— Предъявили беспредел.

Запрокинув голову, Алтанбаев заржал, указал на меня пальцем. Его прихлебатели поняли: можно, и грянули хохотом.

— В натуре? — Алтанбаев хлопнул себя по ляжкам.

— В натуре. Металлисты попытались выяснить, кто предъявил и почему. Огребли.

— Херово, блин, — констатировал он, обернулся к своей банде. — Не по понятиям на нашего наехали, так?

Все согласились. Алтанбаев подошел и положил руку мне на плечо, проговорил, дохнув застоявшимся сигаретным дымом:

— Вижу, пацан ты нормальный. Вижу, наезд гнилой. А мы своих в обиду не даем. Че за дела, когда гниды какие-то заводские будут почем зря наших, николаевских, щемить!

Прихлебатели согласно загудели, как пчелы на цветущей сирени. Ну, или мухи на… росянке. Прищурившись, я спросил:

— Не понял, ты за меня подписываешься?

В стволе мозга Алтанбаева заворочался первозданный территориальный инстинкт, овладел парнем, отключил инстинкт самосохранения, размножения и прочие менее важные. Наших бьют! А-ля, у-лю! На вилы интервентов! Погнали городских!

Никакой логики, ни грамма осмысленности. Бессмысленный стихийный порыв, и остановить одержимого может только удар «КАМАЗа».

На душе стало легко и радостно: мы не одни! Все николаевские с нами! И сразу пришло беспокойство: а как это отразится на времени грядущей катастрофы?

— Ну а как? Смотреть, когда такое творится? — возмутился кто-то за спиной Алтанбаева.

Все закивали, и наши, и гопники. Алтанбаев хлопнул меня по спине.

— Ты поступил бы так же! Вы ж типа боксеры, да? С тренировки идете?

— С тренировки, — ответил я, повторив его же слова. — Идем.

— И че, прям толковые боксеры? — спросили из-за спины Егора.

— Да, блин! — узнал я голос Зямы. — Отвечаю!

— А ты главный? — Алтанбаев толкнул меня в грудь, но я устоял.

Тогда он стал прыгать вокруг меня и наносить воображаемые удары.

— Ну че ты? Дерись!

Я смотрел на его обезьяньи скачки, прижав руки к груди — на всякий случай, вдруг и правда решится ударить по приколу, а сам задал риторический вопрос:

— Самая лучшая драка какая?

Алтанбаев остановился, разинув рот.

— Ну-у… э-э-э…

— Та, которую удалось избежать, — холодно ответил я. — Если хочешь меня проверить, давай отойдем туда, где свет. Ну, или завтра забьемся, обговорим правила и будем рубиться.

В моем голосе было столько уверенности, что он спасовал. Чтобы не агрить будущего союзника, я обратился к Меликову:

— Рам, давай покажем пацанам кузькину мать.

— Пусть извинится за черного, — проворчал Рамиль.

К моему удивлению, Алтанбаев бычить не стал.

— Да ладно, проехали. Нормальный ты пацан. Я и сам — Ал-тан-ба-ев, хоть рожа рязанская. — Он чиркнул зажигалкой, освещая свое лицо.

Он отдаленно напоминал Бреда Питт, только нос не вздернутый, а прямой и тонкий. Абсолютное несоответствие внешности и поведения.

— Нормальная рожа, — оценила Лихолетова кокетливо. — Симпатичная даже.

Егор заулыбался, провел пятерней по бритой макушке.

— Так че там кузькина мать-то?

— Темно. Давай к остановке, там фонарь есть, — предложил Рамиль, потирая руки.

Компания гопников потянулась к остановке, как стайка молей — на свет, мы — за ними. По голосу я узнал среди свиты Алтанбаева нашего Заславского.

На остановке стояла кудрявая женщина лет сорока. Увидев нас, она испуганно распахнула глаза, попятилась. Алтанбаеву было все равно, а мне стало жаль ее, и я крикнул:

— Не бойтесь, мы вас не тронем. И никого не тронем.

— Спортсмен гражданку не обидит! — поддержал меня Кабанов.