Вперед в прошлое 7

Черт с ней, с тележкой!

— Они с той бабкой так мило беседовали, — продолжила женщина, виновато скосила глаза, — что я подумала, они заодно, не стала ее останавливать.

Ага, подумала она. Бабка оказалась нечистой на руку, прикарманила чужое, а эта просто не захотела ввязываться в ссору из-за незнакомого парня, ну и ладно. Хреново, что у Влада на фоне пневмонии мог начаться отек легких, а это зачастую смертельное осложнение. Вспомнился ковид, от которого народ умирал пачками.

— Вы местная? — спросил я, торговка кивнула. — Где тут ближайшая пульмонология?

— Пульмо… что?

— Больница, где легочников лечат, — объяснил я.

— Недалеко от Новогиреево есть больница имени Мухина. Этот парень — твой родственник?

— Да, — ответил я, не говорить же, что Влад — очередной потерпевший на мою голову, и зашагал к телефону-автомату, чтобы в справочной узнать номер приемного отделения и выяснить, в этой ли больнице Влад.

Пока шел, осмыслил, что меня больше не деньги волнуют, которые я, скорее всего, потерял, а состояние Влада.

Вот оно мне надо? Очередной беспомощный взрослый. Какое мне дело до него?

Запрокинув голову, я прищурился на солнце. Во-первых, мне теперь до всего есть дело, во-вторых, жизнь Влада — возможно, плюс день на таймере или даже плюс месяц. А еще я был благодарен ему за то, что он не кинул меня, когда мог. Хороших людей все-таки больше, и даже в такое время они остаются людьми, только из-за этого стоит его вытащить. Ведь если пройти мимо, он покатился по наклонной и снова угодит в тюрьму. Все так устроено, что однажды попавший туда заклеймен, ему закрыты многие пути.

* * *

В приемном отделении мне сказали, что Влада действительно привезли в пульмонологию имени Мухина с отеком легких. Сейчас он находился в палате интенсивной терапии, куда не пускают посторонних, но с медиками поговорить надо было.

Больница находилась недалеко от метро Новогиреево. Сейчас это конечная станция, но в 2012 году появится еще одна, Новокосино.

Чем ближе я подходил к месту, тем больше волновался, потому что отек легких — очень и очень серьезно. Очень хотелось, чтобы Влад жил. Обнадеживало, что помощь ему оказали, ведь, в отличие от провинциальных больниц, столичные снабжались лекарствами.

В отделении царствовал кашель — лающий, сухой, клокочущий, он звучал на разные лады. А еще тут запах стариков перебивал хлорку и лекарства.

Ко мне вышел заведующий, уставший мужчина, лысеющий с висков, похожий на Кевина Костнера.

— Ты по поводу Влада Щапова, да? — спросил он, глядя на меня снизу вверх. — Его состояние стабилизировалось, но пустить тебя к нему я не могу. Кстати, подожди, он просил тебе кое-что передать.

Мужчина исчез в ординаторской, а вышел с конвертом, сделанном из газеты, я его тотчас вскрыл и обнаружил там деньги, восемнадцать тысяч. Даже в критическом состоянии Влад сделал все, чтобы не подвести меня!

— Спасибо, — кивнул я, убирая деньги в нагрудный карман джинсовки. — Что-нибудь нужно купить?

— Витамины. Остальное, слава богу, пока есть. У него есть родственники, кроме тебя? Кто-нибудь взрослый?

— Похоже, что нет, — вздохнул я. — Огромное вам спасибо за помощь! Когда с ним можно будет увидеться?

— Трудно сказать. Он на аппарате ИВЛ, спит. При положительной динамике, может, через сутки. Может, через трое суток.

Очень хотелось поблагодарить Влада, ободрить, что он не один, ведь в такие моменты это так же важно, как лекарства. Но придется отложить. Врач написал телефонный номер отделения, чтобы я не бегал сюда, а интересовался состоянием здоровья дистанционно.

Я попросил передать Владу, что приходил Павел, и распрощался с врачом.

По пути домой я думал о том, что опасность миновала, и это здорово. Но у меня теперь нет продавца, а завтра приедет целая гора товара. Так что веселые и максимально насыщенные деньки мне гарантированы.

Значит, надо готовиться, утепляться, и я рванул на Черкизон, благо был он недалеко. Пришла пора тратить заработанные на валюте деньги. Вернусь — обменяю рубли на доллары, ситуация стабилизировалась, а инфляция набирает обороты.

На Черкизон — как домой. Я уже основательно тут прописался и даже выучил, что где находится. Особо привередничать не стал и себе купил берцы за восемь тысяч на распродаже. Ходовые размеры разобрали, сороковой пустили в уценку. Все равно стопа на следующий год вырастет.

А вот с сапогами для Наташки вышла засада: продавались или ботфорты, которые начинались от ушей, с огромными каблучищами, или сапоги а-ля бабушка. Наверное, Наташка хочет ботфорты, как я хотел кожанку, но в школу в таких не походишь. Если куплю сапоги а-ля бабушка, Натка меня закопает.

Если просто дать ей деньги, она купит то же в два раза дороже. Эх…

Я выбрал черные кожаные сапожки до середины голени, на небольшом тонком каблуке. Дареному коню в зубы не смотрят. И так заплатил тридцать тысяч, остался маленький размер, и цену снизили вполовину.

Прибарахлившись, я отправился в ряды, где торговали кожей, хотя бы полюбоваться на косухи. Сто долларов — это пока слишком. Вот разбогатею, куплю и кожанку, и туфли вот такие, с лакированными носами. Шагая между рядами, я мечтал о себе в косухе. Мопед сменю на байк, эх…

Зазевавшись, я наступил на что-то мягкое, посмотрел под ноги, и сердце затарабанило: красный кожаный кошелек! «Деньги! Косуха!» — завопила жаба.

«Вали отсюда! Быстро» — велел здравый смысл, и я пошел, пошел прочь.

— Молодой человек, это вы обронили? — прокричала девушка вдогонку.

Я чуть ли не побежал, не оборачиваясь. Это известный развод: поднимаешь кошелек, где лежит сто рублей, к тебе подходят братки и обвиняют в том, что ты вытащил сто баксов, если деньги при себе, их отбирают, если ничего нет, просто бьют. Нафиг-нафиг!

— Молодой человек! — не унималась мошенница.

Ага, бегу — волосы назад. Ну а что, логично. Кожаные вещи покупают люди с деньгами, где, как не здесь, ловить лохов? Где-то притаились разводилы и ждут своего часа, девчонка с ними заодно, ее задача — сделать так, чтобы кошелек оказался у меня в руках.

А ведь кто-то же попадется, лишится денег или будет бит. Но, если предупреждать народ, битым буду я. Вспомнилась история, услышанная в компании: девушка заметила в метро карманников и предупредила пассажиров, за что преступник порезал ей лицо опасной бритвой, и шрам остался на всю жизнь.