Враг мой - дневной свет

– Нормально?

– Угу, - ответил он, боясь взглянуть на нее, чтобы проницательная, вечно волнующаяся за него женщина, не угадала его удивительных мыслей. Опасения его не подтвердились. Галина, к счастью сын не мог этого знать, думала сейчас только об Анатолии, и ничего не замечала вокруг. Можно было сказать, что им обоим повезло, если бы не последующие события, грозные признаки которых появились на горизонте жизни маленького семейства за целый месяц до возникших в их судьбах перемен.

Как только сумерки окутали комнату, Дмитрий, проторчавший на кровати, не меняя позы, весь вечер, вскочил и целенаправленно подался к окну. Перед ним стояла непростая задача: определить самый короткий путь к дому соседей, и еще он хотел убедиться, что Юлия – женщина недостойная, дурная, чтобы избавить себя от возможных впоследствии мук совести.

Смутные воспоминания подсказали ему, что выбраться наружу из его спальни можно только через окно, под которым проходит довольно широкий карниз, неизвестно зачем пристроенный когда-то дедом. Мать, правда, говорила, что благодаря разным пилястрочкам, балкончикам, и этому карнизу, дом смотрится великолепно, постоянно привлекая внимание проезжающих. Красив их дом или нет, ему было начихать, а вот карниз оказался кстати. Ну не мог он представить себе, как тащится по лестнице вниз, а потом еще (в темноте!) шарит по холлу и гостиной в поисках входной двери, ключа от которой у него нет, и быть не может.

В азарте он оглянулся на свою дверь, крепко запертую от вторжения. Если он не позовет, мать ни за что по собственной воле не поднимется к нему – это стало ясно, когда она в нетерпении переминалась с ноги на ногу и поглядывала на часы в свой последний визит. Не исключено, конечно, что ей просто хотелось узнать, чем сегодня будут заниматься два обаятельных хирурга из ее любимого сериала, но Дмитрий не очень-то в это верил. Последние две-три недели мать явно манкировала своими обязанностями, и, словно школьница, стремилась сбежать, едва его внимание к ней ослабнет. Бог с ней. Ему сейчас не до нее. Пусть мечтает у телевизора или читает Конан Дойла, свернувшись в кресле и жуя сухофрукты, не глядя, выуживая их из вазочки.

Определить на глаз расстояние до соседского коттеджа он, естественно, не сумел, но зато решилась вторая часть задачи: как выйти из своего дома и войти к Юле незамеченным. Когда на улице ночь, плотная тень, отбрасываемая деревьями, делает их сады, соприкасающиеся низенькими заборчиками, совершенно черными, а что еще может послужить его цели, если не темнота. И окно Юля держит всегда открытым, благо, еще лето, и до сезона дождей как минимум недели две. И если задуматься, рассчитывать расстояние и время, требуемое на его преодоление, не так уж важно. Важна темнота и тайна.

Во рту снова возникла противная сухость, но просить мать принести ему воды Дмитрий не стал. Погасив маленький абажур, заменявший ему солнце, он, весь напрягшись, и проводя по иссушенным губам жестким языком, полез на подоконник. Физическими упражнениями он не занимался: мать, вопреки настойчивым указаниям врача, оберегала его от любого перенапряжения, порой, не разрешая ему даже брать у нее поднос с едой. Задыхаясь, Дмитрий смотрел вниз на бетонный обод, служивший карнизом, и проклинал накатившую дурноту. Руки дрожали, как у немощного старца. Вот еще проблема! Он с трудом вполз обратно, так и не решившись дотянуться одной ногой до карниза и отпуститься от подоконника. Сердце долбилось о грудную клетку, пот катился крупными каплями по обоим вискам. Господи, в кого он превратился, сидя без движения, без элементарных упражнений на дыхание или силу! Придется теперь как-то выкручиваться.

Он перевел взгляд с заветного окна на часы и ахнул вслух. Неужели он провозился так долго?! У героев его любимых книг и фильмов на подобные упражнения не уходило и четверти минуты. Они просто, ловко опираясь на ладонь одной руки, переносили тяжесть тела через подоконник и приземлялись по ту сторону преграды, успевая оглядеться и выхватить оружие. А он? Да его тут же и пристрелил бы…Ну, ничего, как-нибудь он эту проблему все же решит, благо, времени достаточно.

========== Часть 12 ==========

12.

Шелковистая шапка кудрей, переливающихся каштановым водопадом, наконец, улеглась подобающим образом. Теперь она была полностью готова. От «Женщины в розовом», подаренных Анатолием на их первый юбилей – целый месяц знакомства – кружилась голова. Наконец-то глаза сияли под загнутыми ресницами, а губы соблазнительно кривились в улыбке. Настоящее свидание! Впервые за много лет настоящее свидание с мужчиной, которого она любит, и впервые не опасается за его жизнь. Она уверена, что ее приготовления останутся незамеченными. С Димой, о чудо, произошла какая-то неописуемая, не поддающаяся логике, перемена. Раньше от малейшего шороха с ее стороны он настораживался и принимался истошно кричать, звать ее, чтобы убедиться: непривычный звук был вызван вполне безобидной причиной, и мама на месте, такая же, как всегда, измученная, в фартучке, со стянутыми в узел непокорными волосами. А еще – напуганная до полусмерти и постаревшая так, что никому и в голову не придет дать ей тридцать лет и пригласить на ужин.

Ей тридцать один. Когда она сказала об этом Анатолию, он улыбнулся, заметив:

– Врать-то. Это мне тридцать один, а тебе…, ну, - он закатил глаза, притворно задумываясь. Но она перепугалась, что сейчас он вдруг скажет: « А тебе, бабуля, лет сорок пять, а я просто люблю зрелых женщин: они до секса жадные!» Поэтому, когда он выдал: - Ну, лет двадцать пять – двадцать семь, может быть, - она слегка пискнула и как-то неестественно вздохнула.

– Галя?! – рассмеялся он. – Что это еще за истерика?

– Я думала…, - она вдруг осеклась, вовремя осознав, что мужчине не стоит слышать, что приходит в голову одинокой женщине. – Нет, ничего.

– Ты сегодня выглядишь так, словно собираешься сказать мне что-то важное. Не торопись, если так, потому что от твоей красоты я еще не пришел в себя.

Она легонько прижалась к его груди и покачала головой:

– Ничего важного или ничего такого, чего ты не знаешь.

– Галя, ты только не плачь. Я хочу, чтобы твои глазки оставались весь вечер накрашены.

– Ох, вряд ли они продержатся так долго.

– Сделаю все возможное.

Объятия. Целый мир из объятий, смеха, поцелуев. Танцы в мистическом, колеблющемся свете кафе. Шелк, розовый, как утро в августе, щекочет обнаженные бедра; даже платье включилось в эту томную, обольстительную игру, старую, как мир, и вечную, как Вселенная. Космос чувств. Какая глупость лезет в голову; хорошо, что люди не читают мыслей друг друга. Темнота такси, мчащийся город, спальня…

Галина вздрогнула всем телом и тут же схватилась за сердце, затрясшееся в панике. Время! Сколько времени она здесь?! Анатолий спал, ровно дыша; безупречное тело, небрежно прикрытое белой рубашкой, отдыхало, погруженное в сон, ничем не потревоженное. Ей пришлось самостоятельно приводить себя в чувства. Вдох-выдох, вдох-выдох, сжать ладони в кулаки, напрячься-расслабиться, еще раз, еще, еще…

Медленно она повернула голову к стоящим в изголовье часам. Хвала Господу, еще только пять!

«Хорошо, что еще только пять!» - тяжело переводя дыхание, подумал Дмитрий. Нога, измученная непривычными нагрузками, не гнулась, зацепившись стопой за оконный блок.

– Давай же! – захрипел он, отчаянно хватая безжизненную конечность. Давай! – пот лился градом, дыхания не хватало. Черт его дернул весь день карабкаться по окну, уподобившись макаке. Как же он устал! Хоть бы мать задержалась на часок-другой, замучила уже со своей бигбеновской точностью – ничего-то он не успевает!