Враг мой - дневной свет

– Каких еще анализов?! – рассвирепела Галина. – Вам, что, показать заключение врача? Я покажу. Мой сын болен, у него нет отношений ни с девушками, ни с кем вообще. Если вы, демонстрируя мне здесь свою безграмотность, будете настаивать на взятии каких-то там анализов, я сама у вас анализы возьму, только адвокату позвоню!

Холодные глаза ничего не уразумели. Он знал только то, что знал, и его не интересовало ни единое возражение.

– Девушка была изнасилована перед смертью, сами догадаетесь, что мы будем анализировать?

– Вы что, издеваетесь? Вы что, у всех мужчин-соседей будете сперму брать?! Где логика-то? – она была готова истерически расхохотаться. От подобного идиотизма у нее ум заходил за разум.

– Мы должны побеседовать с вашим сыном. Он может оказаться свидетелем, его окно выходит как раз на окно убитой, это по показаниям агронома Егора Ивановича Ситника…

– Старый осел! – выпалила Галина и отвернулась.

– Ситник показывает, - оставив без внимания ее реплику, продолжил милиционер, - что ваш сын агрессивен, неадекватен и, по всей видимости, страдает социопатией. В той или иной степени все преступники, совершившие тяжкие преступления, страдали этим заболеванием. Итак?

– Что? – глаза Галины метали молнии. Боже, как посмел этот старый идиот так расписать ее сына, совершенно ничего о нем не зная?! Разве можно предположить, что Дима выходил на улицу, бред, чушь! Надо срочно делать что-то, надо звонить врачам, причем, не только любимому, но и Ерохину…Хотя заключение у нее в доме, можно прямо сейчас сунуть его под нос этому тупице. И тут ледяной ушат здравого смысла вылился ей на голову: социопатия. Прогрессирующая в двенадцать, она вполне могла переползти в более серьезную стадию…Это, конечно, не значит, что Димка изнасиловал и убил Юлю, такое может прийти в олову только идиоту, но видимость-то создается именно такая! Это ведь еще доказать надо, что он ни за какие сокровища мира не выйдет из комнаты к людям.

– Вы позволите пообщаться с вашим сыном, - он заглянул в бумаги, - Дмитрием?

– Но он боится людей, - тихо произнесла она и умоляюще посмотрела в каменное лицо собеседника.- Я бы вобщем-то не возражала, раз вам так необходимо, но…

– Единственное, в чем я могу пойти вам навстречу, это провести снятие показаний в присутствие врача-психиатра, но и только.

« Хорошо, хоть не сказал «допрос», - подумала, погружающаяся в депрессию, Галина. – «Ну, и где выход?»

– Тогда, не могла бы мы отложить разговор? – тихонько предложила она, - я хоть подготовлю его, уговорю как-нибудь, может, если получится, найду его лечащего врача…

– Я приду завтра к десяти утра, - безо всяких лишних комментариев заявил мужчина, и, развернувшись, вышел за ворота.

Слезы сжали горло сухой рукой и надавили. Прошло минут пять, прежде чем ей удалось всхлипнуть и зареветь, хватая воздух полной грудью. Не глядя под ноги, она пошла куда-то к яблоням, ступая по влажной от тумана траве и спотыкаясь на каждом шагу. Барк подошел к ней и ткнулся носом в колени. Она села рядом с ним, обняла его голову и принялась плакать, щедро смачивая слезами светло-серую шерсть. Барк лизнул ее в лицо и заскулил. Этот милый зверь был полон доброты и собачьего сочувствия, и Галина, привалившаяся, как малый ребенок, к его боку, стала понемногу приходить в себя.

Полдень разгорелся, как костер, ни намека на приближающуюся осень. Сняв куртку, Галина, изнемогая от жары, моталась взад-вперед по улице возле клиники Анатолия. Она не сумела вразумительно объяснить ему свою проблему, сбивчиво выпалив только: « Я приеду в обед! Димку они у меня не получат!», и Анатолий, совершенно одуревший от жары и от наплыва пациентов, поспешил ее успокоить.

– Приезжай, конечно. Дождись меня, я постараюсь не задерживаться.

Он появился в дверях клиники, когда она чуть не свихнулась от волнения. Расстегивая белый халат и расслабляя узел галстука, он легко сбежал со ступенек. На лице его застыл вопрос пополам с радостью от незапланированной встречи.

– Галя! – она бросилась ему в объятия, крепко сжимая обеими руками его талию, - Ну, что ты, Галь, тише, я же здесь-здесь. Отпусти меня на минуточку.

– Ты не представляешь, что я выслушала сегодня утром! – она послушно, хоть и с видимой неохотой, отступила на два шага.

– Давай по порядку, - Анатолий огляделся и, помедлив, взял ее за локоть, - пойдем, вон – кафешка, перекусим чего-нибудь, а то у меня вторая смена еще; я Санька подменяю…

Под его внимательным взглядом и под воздействием горячего кофе, не евшая с самого утра, Галина утихомирилась. Вместе с душевным равновесием к ней вернулось и относительное красноречие. Анатолий слушал, кивал, переспрашивал, а потом сказал то, за чем, собственно, она и примчалась, оставив Димку без обеда:

– Ерохина я найду без проблем, и к завтрашнему утру привезу его к тебе. Если скажешь, останусь и я, - он чуть улыбнулся, - но заходить не буду.

– Оставайся. Заходи. Посидишь в холле, может, при тебе милиция не станет меня терроризировать, - откликнулась Галина.

– А они, вообще, по-моему, не должны тебя особо обижать. Это так, прием, чтобы тебя напугать и заставить сотрудничать. Ты посмотри на их работу с другой стороны: приходят к людям, которые их все как один боятся и ненавидят, и хотят честно выполнить свой долг. Получить информацию, например, или свидетельские показания, а им фигу под нос, да еще овчарками травят.

– Барк даже не лаял, вышел, взглянул, кто там и…, - зачем-то возразила Галина, утомленная и успокоенная.

– Чудно! – хохотнул Анатолий. – Псина с меня размером появляется во всей своей красе и подозрительно оглядывает, скаля клыкастую пасть. Не страшно. Совсем.

– Да, ну тебя, Толя, ты бы слышал, чего он про Димку наговорил!

– У него, Галюша, на участке таких Димок, уж прости, сотни три-четыре, и все – ангелы с крыльями, по мнению их любящих мам. Да, твой тяжело болен, но ведь его никто и не потревожил, правильно? – она кивнула, понимая всю степень его правоты, и не имея сил перечить. Пацанов даже в их пригороде хватало, и чуть не половина состояла на учете в милиции; прятаться от правды – показать себя упертой дурой.

– Ты приезжай, Толя, я буду ждать тебя, - вдруг сказала она, словно точку в разговоре поставила.

– Не волнуйся. А на Ерохина можешь положиться, он в диагнозе «социопатия» не находит ничего криминального. Видит Бог, он не прав, но нам-то это только на руку. Если все пойдет, как я думаю, Диму вообще не придется милиции предъявлять, поверь мне.

– Это было бы слишком хорошо.

Он проводил ее до машины, поцеловал, и еще долго стоял и махал ей вслед рукой. Именно за этим лекарством она и приезжала, и теперь, уверенно втапливая газ в пол, она летела по трассе, громко подпевая какой-то певичке-однодневке, уверенная, что все скоро будет хорошо.

========== Часть 17 ==========

17.

Он сел в кресло с ногами и бросил на дверь неприязненный взгляд. Еще вчера все было замечательно: чуждое ему спокойствие так грело и нежило, что мозг впервые за долгое время отдыхал от мыслей; от всяких, и в первую очередь он не думал о людях. Сегодня с самого утра все вернулось. Он промаялся от жары и голода до середины дня. Мало того, что мать куда-то пропала, никак не объяснив утренний визит чужака с папкой – Димка видел их в окно – так еще и нервы разом сдали, словно он разделался с Юлькой час назад, и организм в панике дал сбой. Никто его не видел, нет причин пугаться и хватать ртом воздух, нет причин…