Враг мой (сборник)
Шрифт:
– Известно ли тебе, как ты поплатишься за свои слова?
– Да, Эбнех, я знаком с правилами, - ответил ему Шизумаат с улыбкой.
– Зная их. ты все равно издеваешься над ними?
– Я ставлю их под сомнение; я сомневаюсь в их происхождении; мне сомнительна их действенность. Знаю, жрецы выпорют меня за мои слова; но вот какой вопрос я вам задаю: докажет ли порка существование Ааквы и истинность его законов?
Эбнех не дал ответа.
Утром, когда Прародитель Всего осветил восточные колонны храма, я поднялся по ступеням и обнаружил Шизумаата стоящим на коленях среди колонн,
Шизумаат прижимался щекой к камням пола. Камни были забрызганы темно-желтой кровью ученика. Глаза Шизумаата были зажмурены, грудь вздымалась. Позади него стояли двое жрецов с розгами. Сбоку стоял Эбнех и повторял:
– Подними голову, Шизумаат. Подними голову!
Шизумаат уперся ладонями в окровавленные камни, оттолкнулся и сел на корточки; утренний свет Ааквы озарил его серое лицо.
– Поднял.
– Что же ты видишь?
Шизумаат поколебался, прищурился, глубоко вздохнул.
– Я вижу прекрасный утренний свет, который мы именуем Ааквой.
Эбнех наклонился над ним и прошипел в самое ухо:
– Является ли свет богом?
– Не знаю. Что вы подразумеваете, говоря "бог" ?
– Бог! Бог - это Бог!
– Одной рукой Эбнех схватил Шизумаата за плечо, другой указал на Аакву.
– Не есть ли это Прародитель Всего? Шизумаат опустил плечи и медленно покачал головой.
– Я не знаю.
– А о чем говорит тебе твоя спина, Шизумаат ?
– Моя спина говорит мне о многом, Эбнех. Она говорит, что вы недовольны мною; она говорит, что, если усердно хлестать по живому мясу, из него брызнет кровь; она говорит, что это больно.
– Шизумаат поднял глаза на Эбнеха.
– Но она не говорит мне, что Ааква - бог; она не говорит мне, что законы жрецов - священная истина.
Эбнех поманил двоих с розгами.
– Секите его до тех пор, пока спина не скажет ему всю правду.
Один из слуг в ответ развернулся и удалился в храм. Другой некоторое время смотрел на Шизумаата, а потом отдал розгу Эбнеху.
– Спина уже рассказала Шизумаату все, чему может научить его розга. Возможно, вы придумаете довод поубедительнее.
И второй слуга тоже развернулся и удалился в храм.
Эбнех смотрел вслед обоим слугам; потом он отбросил розгу и посмотрел на Шизумаата.
– Почему ты восстаешь против Ааквы?
– Я не восстаю. Я только говорю правду, которую вижу, или вы предпочли бы, чтобы я вам лгал? Послужило бы это на благо истине?
Эбнех покачал головой.
– Ты позоришь своего родителя.
– Невежество моего родителя не может служить доказательством существования бога.
Шизумаат опустил голову. Эбнех отвернулся и ушел в храм. Тогда Шизумаат взглянул на меня.
– Отведи меня к себе, Намндас. Я поставил ученика на ноги.
– Хочешь, я отведу тебя в твой дом? Шизумаат усмехнулся.
– Одно дело - когда меня бьют за то, что я понимаю правду, и совсем другое - когда родитель побьет меня за то, что я уже побит. Это получится уже не честность, а просто глупость.
Шизумаат закрыл глаза и упал мне на руки. Я потащил ученика из храма в свою келью за площадью..."
Джоанн выключила плейер.
"Это получится уже не честность, а просто глупость".
Послужит ли она своей цели,
не приняв предложения Торы Соама? Остановит ли войну? Способна ли она вообще на что-либо, или ее удел причинять страдания вемадах - таким, как Токийская Роза? Не упрямствует ли она ради призрачной цели?..– Ну как?
От неожиданности Джоанн подскочила. Голос принадлежал Торе Соаму.
– Я думала, вы ушли.
– Выходит, вы ошибались. Что вы решили?
Джоанн немного поразмыслила и кивнула.
– Я перееду в ваше имение, Тора Соам.
– М-м-м... Есть одна поговорка - кто ее автор, неизвестно. Она гласит: чтобы указать человеку, что загорелась его одежда, требуются острая палка, большое зеркало и громкий голос.
– Тора Соам помолчал.
– Возможно, палка это лишнее. Счастливого выздоровления, Джоанн Никол.
Шаги направились к двери и стихли в коридоре. Джоанн посидела неподвижно, потом опять включила плейер и стала слушать "Кода Нувида" с произвольно взятого места.
"В ту ночь я заметил, что не все храмовые светильники подняты на положенную высоту. Потом я увидел Шизумаата: он, запрокинув голову, медленно танцевал на могиле Ухе!
Я бросился в центр храма и остановился, ухватившись руками за каменное надгробие.
– Спустись, Шизумаат! Спустись, не то я накажу тебя прежде, чем до тебя доберутся жрецы со своими розгами! Шизумаат прервал свой танец и глянул на меня сверху.
– Лучше забирайся сюда и присоединяйся ко мне, Намндас. Я покажу тебе чудо из чудес!
– Ты хочешь, чтобы я плясал на могиле Ухе?
– Забирайся сюда, Намндас.
Шизумаат опять закружился, а я ухватился за края надгробия и полез, обещая себе разорвать его на три сотни кусочков. Когда я выпрямился, Шизумаат указал на потолок.
– Посмотри наверх, Намндас.
В его словах была заключена такая сила, что я посмотрел вверх и узрел нечто новое в расположении храмовых светильников. Все они висели таким образом, что, находясь на одинаковом расстоянии от определенной точки над могилой, образовывали полушарие. При этом зажжены были не все светильники.
– За проделки этой ночи нас обоих изгонят из храма, Шизумаат.
– Разве ты не видишь, Намндас? Смотри вверх, Намндас! Видишь?
– Что мне там видеть?
– Пляши, Намндас! Пляши! Повернись направо! Я повернулся и увидел, как кружатся надо мной светильники. Тогда я остановился и посмотрел на своего подопечного.
– От этого у меня всего лишь кружится голова, Шизумаат. Мы должны слезть с...
– А-а-а-а!
– Шизумаат спрыгнул с могилы на каменный пол и побежал к восточной стене. Я тоже спрыгнул и последовал за ним.
Со ступеней я увидел Шизумаата: он стоял очень далеко, посередине темной городской площади. Я сбежал со ступеней, пересек площадь, остановился рядом с Шизумаатом и рассерженно схватил его за левую руку.
– Я бы с радостью взял сейчас розгу и выполнил за жрецов их обязанность, безумец!
– Смотри же вверх, Намндас! Что за тупая башка! Смотри!
Не выпуская его руки, я запрокинул голову и увидел, что дети
Ааквы расположены на небе почти так же, как огни в храме, только несколько смещены к синему огню Дитя, Что Никогда Не Движется.