Врата Мёртвого Дома (Малазан - 2)
Шрифт:
Район гавани города Малаза представлял собой скопление узких, извилистых улиц и аллей, поэтому любому здравомыслящему человеку казалось, что посреди глубокой темноты здесь было просто невозможно скакать полным галопом. Следующие несколько минут Калам испытал на себе такую гонку, подобной которой ему еще ни разу не приходилось даже видеть. Искусство Миналы в верховой езде просто поражало воображение.
Немного придя в себя, убийца наклонился к уху женщины и прокричал:
– Куда, во имя Худа, ты везешь нас? Между прочим, весь город заполнен Когтем...
– Мне известно это, черт бы тебя побрал!
Минала
– Минала!
– Ты же хотел повстречаться с императрицей, не так ли? Что же, ублюдок, она ближе, чем ты думаешь... Она в башне Насмешки!
"О, тень Худа, вот это да!"
Черепица обрушилась вниз без всякого звука. Четырех путешественников поглотила полная темнота.
Приземление было неожиданным и очень резким; почувствовался резкий толчок, и путники обнаружили себя лежащими на гладких плитах.
Застонав, Скрипач приподнялся; мешок со снаряжением до сих пор висел у него за плечами. Во время падения сапер повредил свою едва залеченную лодыжку, которая теперь начала ныть нестерпимой болью. Сжав зубы, он осмотрелся вокруг. Члены команды, по всей видимости, были на месте - они медленно поднимались на ноги.
Скрипач обнаружил себя в округлой комнате - точном подобии того, что они совсем недавно покинули в Треморлоре. На какой-то момент сапер испугался, что они в самом деле вернулись обратно, однако в следующее мгновение ощутил солоноватый запах воздуха.
– Мы на месте, - произнес он.– Это Дом Мертвых.
– Что заставляет тебя быть столь уверенным?– резко спросил Крокус.
Скрипач дополз до стены и с помощью рук поднялся на ноги. Попробовав наступить на больную ступню, он поморщился.
– Я чувствую запах залива Малаза - воздух сырой и соленый. Это вовсе не Треморлор, юноша.
– Однако мы можем сейчас находиться в любом Доме, неподалеку от которого имеется залив.
– Можем, - заключил сапер.
– Этот спор очень легко разрешить, - веско произнесла Апсала.– Но вот твоя лодыжка, Скрипач...
– Да, хотел бы я, чтобы рядом оказался Маппо со своими эликсирами...
– Ты способен ходить?– спросил Крокус.
– Не особенно.
Отец Апсалы приблизился к лестнице и посмотрел вниз.
– Дома кто-то есть: внутри горит свет.
– О, это просто прекрасно, - пробормотал Крокус, обнажая свои ножи.
– Убери эти игрушки, - произнес Скрипач.– Здесь мы либо гости, либо мертвецы. Думаю, пришло время представить себя, не так ли?
Спустившись на первый этаж, они обнаружили открытую дверь и проникли в коридор. Скрипач в течение всего пути опирался на дару. По стенам коридора имелись углубления, в которых располагались светильники. С противоположной стороны также доносился свет из пары приоткрытых дверей.
Как и в случае Треморлора, на самой середине коридора имелась глубокая ниша, в которой располагались мужские боевые доспехи. По всей видимости, они были серьезно повреждены в каком-то бою.
Группа решила не останавливаться рядом с ними и, ускорив шаг, приблизилась к приоткрытым дверям.
Первой вошла Апсала. В углу комнаты горел
камин, однако никакого дерева либо угля в нем не наблюдалось. Складывалось впечатление, что камин представлял собой портал в особый Путь, полностью заполненный пламенем.В центре комнаты спиной к ним стояла человеческая фигура, молчаливо смотревшая на огонь. Широкоплечий человек, одетый в желтоватую робу, был плотного телосложения и достигал в высоту не менее семи футов. На спину спускалась длинная коса, цвет которой отливал серебром. У основания она была Переплетена тонкой металлической цепочкой.
Не оборачиваясь, охранник произнес низким, раскатистым голосом:
– Ваш отказ отдать Икариума был замечен.
– В конце концов, - возразил Скрипач, - все зависело не от нас. Маппо...
– О да, Маппо, - отрезал охранник.– Этот Трелл... По всей видимости, он слишком долго путешествовал вместе с Ягутом. Однако в жизни существуют такие задачи, которые нельзя смешивать с дружбой. Старейшины очень сильно ранили Маппо, начисто разрушив его поселение, а всю вину возложив на Икариума. Они думали, что эта шутка произведет действенный эффект. Однако нужен был наблюдатель, не правда ли? Тот, кто возьмет на себя ответственность, а затем отдаст во имя этого собственную жизнь. Несколько месяцев Икариум ходил по земле в одиночестве, а это грозило очень большой бедой.
Эти слова достигли души Скрипача и начали разрывать ее в клочья. "Маппо полагает, что именно Икариум разрушил его родной город, убил семью, всех знакомых... Как же вы осмелились на подобное?"
– Азас работал над тем, чтобы захватить Икариума в свои руки, очень много времени, смертные, - человек обернулся, и путешественники увидели большие клыки, выпирающие из-под нижней губы. Зеленоватый оттенок морщинистой кожи делал его похожим на привидение, несмотря на теплый огонь камина. Глаза цвета грязного льда уставились на Скрипача.
Сапер не мог поверить своим собственным глазам - сходство было колоссальным. Каждую черту этого старика он уже видел раньше.
– Мой сын должен быть остановлен: его ярость является ядом, - произнес Ягут.– Ответственность, которая лежит на человеке, не может быть предана дружбой... На нее не может повлиять даже кровное родство.
– Мы приносим свои извинения, - тихо произнесла Апсала после значительной паузы, - однако среди тех людей, которые находятся сейчас здесь, нет ни одного, который бы имел подобное задание.
Холодные нечеловеческие глаза пристально уставились на девушку.
– Возможно, ты и права. Настало мое время просить прощения... Надеюсь на это.
– Но почему?– зашептал Скрипач.– Почему на Икариуме лежит такое проклятье?
Старик тряхнул головой, а затем вновь резко обернулся к огню.
– Разрушенные пути - это очень опасная штука. Разрушая один из них, ты делаешь нечто большее. Мой сын искал возможность освободить меня из-под влияния Азаса и потерпел неудачу... Он повредил Путь, а сам того не понял. Теперь Икариум никогда не узнает, что я нахожусь здесь. Среди всего множества королевств существуют только четыре места, где Ягуты способны жить в мире - ну, или в некотором подобии мира. В отличие от вашего населения, мы стремимся к одиночеству, и только это нас и спасает.