Вспыхнет молния одна:на подрамнике окнанарисует дом, ограду,два соседних дома кряду,человека под водой:он бежит через природу —он уже немолодой,но бежит и ищет бродуи погаснет с наступившей темнотой.
Дубы
Дубы бодучи — вот что! —аж листьев не хватает это скрыть,и выражение корыу них морщинистое, серое и волчье.Дубы к тому же индивидуальнейдругих
деревьев — это уж совсемиз рук вон плохо с точки зрения повальных,незрелых, одинаковых осин.
Водопад в черкесской долине
Вода, как кошка, падает на лапы,хоть кошке показалось бы нелепымсравненье это, а водаесть ею ставшие прошедшие года:как знать, что ей казалось прошлым летом,во что ей верилось тогда.
Времени невидимая твердь
Стерлась времени невидимая твердь:через травы, временно безлюдные,Боголюбову едва ль теперь виднейНерль, чем Нерли видно Боголюбово.А на насыпи пустое полотномежду ними — поровну видно.
Август
Ночь крупна! И млечная дорогаозначила печально ранний час,когда огромные прозрачные коровыисчезли, за ограды просочась —пахучие и сочные коровы… Далекоплывет, плывет, качается, сочится лай собачий,и реют призрачные дети вдоль обочин,пока не выгонит лесок из чащи ночилуну, исполненную белым молоком.
«А русые метели…»
А русые метелина саночках летели,на расписных на саночкахневиданной красы,ах, в расписных косыночкахна саночках косых.Их колокольцы звякалии окликали всякого:коллежского асессора,гусара, мужика,вельможу и профессорав сугробе парика,и девушку дворовую,и деятеля правого,и барыню с лакеями,и Пушкина с пером —никто не знал, откедоваметели мы берем.С Крещения до Масляной,весь пост великонравственныйскакали кони в пене,оскалясь на мороз,иль это вдохновениеиз наших душ рвалось?
Удел
«Крепчайшую вяжите сеть…»
Крепчайшую вяжите сеть,но бойтесь умысла, улавливая суть(у истины запаса нет съестного:у истины судьба — на волоске висеть).Пусть вытекает слово,как море из улова,забыв свою оставшуюся сельдь.
Детство
Нагревается белый кафель.Там за кафелем — наш картофельзашипел… На зеленой стене —наши трещины в старой краске:горы, головы, войны, сказки…И окно начинает синеть —становиться все гуще, гуще…занавески слипаются… Вмигисчезает из печки пища,исчезают из комнаты вещи —вещь за вещью… и даже спящийнавсегда исчезает в них.
«Покой? Запомни хоть такой…»
Покой? Запомни хоть такой,когда кружились над рекойдревесные крутые кроны,и неземные ив поклоны,и чащи внутренний покой,льняных полян цветные складки,полей глухой переполохи сеновал,
густой и сладкий,в котором сенокос заглох,всю деревянную деревню,чужую тучу за бугром,и горизонта видимые гребни,и тишина: как в летописи древней —мы жили здесь и здесь опять умрем.
«На жалком теле фитилек…»
На жалком теле фитилек —летает смертный мотылек,и огоньком полетаего сжигает кто-то.Летает в поле мотылек,и утоляет уголекего слепого тела —пространства и пределы.Куда как мал и недалек,ежесекундный мотылек,что за собою ты повлек,охваченный полетом,как луг с его болотом,как лес и дол и неба потолок?
«Волн качаются весы…»
Волн качаются весы.Дна качается завеса.Вот уже коснулся лесазвук летающей осы.От береговой косыдо полдневного курортавсё идут вполоборотадюн песчаные часы,будто их туда завел, запутал кто-то.
«Бездонный дождь на улице бездомной.…»
Бездонный дождь на улице бездомной.Зачем встречались сумерки на ней?Зачем встречались люди и безмолвношли — каждый по отдельной стороне?Была, быть может, некая надежда,ну, где-нибудь на улице другой,и дождь стоял слепой преградой междупрохожим и надеждой дорогой?Но даже если не было надежды,как — у дождя — ни проблеска, ни дна,то все ж она была когда-то прежденадежда сокровенная одна.
«В Перове стояли дымы…»
В Перове стояли дымы.И дым, состоящий из тьмы,блистал под луною своими пустыми боками,как столп соляной, как колонны шлифованныйкамень —вот так исчезали из нашего прошлого мы.Так душ неизбежная связь,что правит житейским содомом —она исчезает, виясь,как дым между небом и домом.
Воспоминания о смерти
1. Воспоминания о смерти
«Вне душ. Вне вех. Прошел тот век…»
Вне душ. Вне вех. Прошел тот век,что рифмовался с человеком.И мы живем уже поверхтого, что было нашим веком.А в этом умираем без помех.
«Наш век жесток и в верованьях крут…»
Наш век жесток и в верованьях крут.Но даже в нем хотелось бы остаться,когда по нашей улице идут,окончив подневольный труд,красавицы и святотатцы,и между ними там и тутвсе дети кружатся, выкрикивая святцы.
«Я бы жил совсем иначе…»
Я бы жил совсем иначе.Я бы жил не так.Не бежал бы, сжав в комочекпроездной пятак.Не толкался бы в вагоне,стоя бы не спал.На меня б двумя ногамигражданин не встал.Я бы жил в лесу усатом,в наливном садуэтак в тыща восьмисотомс хвостиком году.И ко мне бы ездил в гостичерез жнивь и гатьпредставитель старой властив карты поиграть.