Время бусово
Шрифт:
Былая мощь Боспорского царства давно была утеряна. Его предше-ственник, чтобы сохранить хоть какую-то независимость и иметь опору во внешнем изменчивом мире, вынужден был признать себя вассалом Римской империи. Но когда римский император Диоклетиан в дополне-ние к этому еще возжелал в Пантикапее поставить римский гарнизон в несколько центурий и ал под предлогом защиты царства от внешних врагов, то такое поползновение одного из правителей Римской империи на независимость Боспора была категорически отвергнуто. Диоклетиану и его советникам хватило ума согласиться на достигнутом, чтобы не втягивать себя в еще одну из затяжных войн, которых и так было пре-достаточно на границах Империи. При этом Империя имела не только союзника, но и вассала, что, в конце концов, устроило обе стороны.
Но тут в устоявшееся равновесие сил вмешались готы, не призна-вавшие ни политики, ни дипломатии. Их воинственные орды рвались на юг, в земли обетованные,
Но вот фортуна остановила свой благосклонный взгляд на Савро-мате — и тот стал царем Боспора. А, став, дело повернул так, что сло-жившиеся было союзнические отношения между Боспором и Рускола-нью вновь охладели, словно на них дохнули ветры далекого ледяного моря легендарной страны Гипербореи, о которой сказывали Геродот и Платон. Познакомившись с выжидательной тактикой Савромата, руско-ланское посольство во главе с Бусом двинулось в родные края. Княжичу хотелось поскорее показать родителям свою супругу и узнать их мнение на счет его выбора. Он надеялся, что сделанный им в Курске выбор суп-руги понравится родителям и будет одобрен. Однако червь сомнения нет-нет, но тихонько подтачивал его душу: «А вдруг не одобрят». И тогда он немного мрачнел и замыкался в себя. И только нежная улыбка Радославы, ее открытые, как летнее дневное лазурное небо, глаза вновь изгоняли тревожные раздумья.
Князь Дажин и княгиня Ладуня давно уже ожидали возвращения из ознакомительного похода по землям Русколани сыновей Буса и Злата.
— Пора уже — не раз и не два говорила Ладуня Дажину, тревожно вглядываясь в далекий окоем. — Давно пора.
— Да — соглашался князь Дажин. — Пора. Вон и лето идет к закату.
И действительно, хотя на дворе было по-прежнему светло и тепло, но красное лето уже перевалило свою середину и стремительно убегало в богатую хлебами и прочими плодами осень. Поэтому, когда, наконец-то, после столь долгих странствий посольская дружина Буса вошла в родной город, ни княгиня, ни князь Дажин радости своей не скрывали. Без укора сыну за самовольное решение восприняли они известие о его женитьбе, чем развеяли все сомнения княжича. И не только благосклон-но восприняли эту новость, одобрив действия сына, но и со всем раду-шием приняли в лоно своей семьи оробевшую Радославу, которая к этому времени, к слову сказать, была уже непраздной.
Когда первые страсти по поводу возвращения сыновей Буса и Зла-та из ознакомительного похода по землям Русколани притихли, князь Дажин призвал к себе волхва Златогора.
— Хочу от тебя первого услышать мнение о результатах посольской миссии сыновей, — объяснил он свое решение. — Сыновья, Бус и Злат, тоже поделятся своими впечатлениями… Позже… Но они молоды, а в молодости все видится или в очень радужных тонах и красках, или же только в черном да белом свете, без полутонов. Зрелость же, подкреп-ленная опытом и ученость, дадут, на мой взгляд, более верную картину.
Возможно, князь, ты прав, — не стал спорить с выводами Дажина волхв, в принципе разделяя в этом вопросе точку зрения князя. — Если же только кратко, то ознакомительный поход и Бусу, и Злату
пошел на пользу. Многое увидели, услышали, познали… Да и себя показали. Ду-маю, что Буса вскорости следует готовить с посольством к императору ромеев Константину. Пора уже…— Ну, об этом позже подумаем, — перебил волхва Дажин. — Пока же во всех подробностях поведай волхв Златогор о прошедшем походе. Расскажи, где и как принимали, как провожали.
— Слушай же, — возвратился Златогор к главному вопросу и стал обстоятельно обсказывать все детали недавно завершенного ознакоми-тельного похода.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СТАЯ
Матерый волк в рыжих подпалинах не только живота, но и мощной холки, с впалыми от длительного голода боками, прижав хвост и опус-тив лобастую голову чуть ли не к самым лапам, вел оставшуюся стаю: трех самок, две из которых ожидали приплода, а одна — еще совсем мо-лодая, и двух самцов-двухлеток к городищу. Несколько седмиц тому назад стая была куда как многочисленней, но лютые холода, голод, зу-бастые пасти псов и стрелы людей, почитай, располовинили ее. Выжи-ли только самые сильные и удачливые.
После последней стычки с людьми и псами, после понесенных по-терь вожак страшился вновь нападать на укрытые камышом и снегом овчарни, пристроенные прямо к жилищам людей, но голод заставлял забыть о страхе и гнал, и гнал его вновь и вновь к жилищу людей, где можно было или голову сложить, или же добычу раздобыть и насытить-ся хоть на какой-то срок. Будь в промерзшем лесу хоть какая-то жив-ность, вожак бы стаю в набег не повел — стая смогла бы, несмотря ни на какие трудности, добыть эту живность, будь то лось, олень или же сам тур-великан. Ног бы не жалели, преследуя сутками. Но из-за суровой зимы в ближайших лесах живности не стало: все, кто мог мало-мальски двигаться, давно ушли в теплые южные края, где снегов меньше, а кор-мов больше. А те, кто уже не мог двигаться, давно пали и были или съе-дены, или так занесены снегами, скованы морозами, что их худые и промерзшие трупики уже не найти, не отыскать, даже волкам с их вели-колепным чутьем и природной сметкой и интуицией.
Зима в этот год была не просто суровой, а очень суровой. С осени, не дав даже промокшей земле впитать в себя влагу от непроходящих сутками дождей, враз ударили сильные морозы, покрыв землю ледяным панцирем и выморозив всю мелкую живность и птиц, оставшихся зимо-вать. Потом две седмицы подряд шел снег и мели метели, покрыв ледя-ную корку толстым слоем, который ни волчьей лапой не разрыхлить, ни лосиным копытом до земли не пробить. Так стая осталась без обычной добычи.
Это был не первый набег на одно и то же городище. Дважды мате-рому вожаку удавалось, внезапно напав, разбросав мощными лапами снег и крышу, забить несколько овец, скрыться от преследования, теряя по дороге сородичей. Набег в одно и то же место в третий раз грозил страшными последствиями: люди не дремали и оберегали свое добро с отчаянностью обреченных, им также надо было выжить этой зимой. Вожак, казалось, понимал все и потому бежал, не поднимая головы. По-видимому, понимали это и в стае, так как за все время движения ни ры-ка, ни короткого воя не слышалось, только наст легонько поскрипывал под волчьими лапами.
Стая шла след в след, растянувшись в цепочку по заснеженному и промерзшему ночному лесу, точнее, по глубокому оврагу в лесу. Корот-кие смазанные тени, отбрасываемые волчьими телами при свете яркой полной луны, только усиливали тревогу.
Ночное морозное небо было усыпано яркими звездами. Такое небо бывает именно в безветренные морозные ночи. И будь стая сыта и не в набеге, волки бы с удовольствием повыли на луну, задрав к звездам морды со сверкающими, как звезды, глазами.
Уже был слышен приглушенный «дежурный» лай посадских собак, они еще не чувствовали не только волков, но и, вообще, опасность, и «брехали» так, на всякий случай, когда стая выметнулась из оврага на его пологий склон, не мешкая, преодолела невысокий частокол внешней изгороди, отделяющей посадские дома городища от леса. Вожак оста-новился. Замерла и стая в ожидании команды.
Будь это в другое время, матерый волк не стал бы таиться. Наобо-рот, взвыл бы протяжно и грозно, заранее наводя страх на собак и лю-дей. Но не в этот раз. Он молча покрутил головой туда-сюда, то ли при-нюхиваясь, то ли еще раз решая для себя самого: нападать или же уве-сти стаю подальше от греха. Тусклый взгляд скользнул по стае. Там ждали. Почти по-собачьи тряхнув холкой, тронулся вперед. Решение было принято окончательно. Стая молча последовала за ним.
Купава первой проснулась от неистового лая собак, прятавшихся от мороза и ночного холода в сенцах их избушки. Подняла голову, уб-рав осторожно со своего плеча теплую руку мужа. Стала тревожно при-слушиваться к ночной тишине, но кроме посапывания младших детей на печи и храпа мужа да безудержного лая собак ничего слышно не бы-ло.