Время игры
Шрифт:
Поговорив еще с полчаса на разные интересные темы, они все же легли, с двух сторон прижавшись к тихо похрапывающему немцу, и действительно сумели заснуть.
Военные все-таки люди.
Но проснулись окончательно замерзшие, с затекшими руками и ногами, когда светящиеся стрелки шульгинского «Лонжина» показывали без четверти три.
Глухая ночь или раннее утро. Как кому нравится. Один только капитан продолжал мирно посапывать в своем теплом коконе.
– Черт, пить как хочется, – пробормотал Славский, хлопая себя по щекам. – У вас вода есть?
– Вот чего нет, того нет, не
При свете фонаря Шульгин тщательно осмотрел свой автомат, не напортил ли чего Славский, проверил, как ходит затвор, дослал патрон в патронник.
– Ну, я пошел. Если задержусь – покормите Гельмута, продукты здесь, – он указал на меньшую из сумок. – Только придется на ощупь, фонарь я с собой возьму.
– Ничего, у меня спичек полный коробок, и можно еще вашу таблетку зажечь…
– Правильно. А с оружием у вас как?
Славский показал свой револьвер.
– А кого здесь бояться?
– Вам виднее. А вдруг меня наверху схватят и за вами направятся?
– Много тут восемь патронов помогут… Так что лучше не попадайтесь.
– Сделаю все, что в моих силах…
Удалившись от бивуака на полсотни метров, Шульгин включил фонарь. В одиночку он почувствовал себя гораздо увереннее.
Естественно, пока он будет проводить свою рекогносцировку, Славский непременно тщательнейшим образом обыщет его багаж. И пусть его. По крайней мере окончательно успокоится. Вещи там подобраны с умом, чтобы создать именно то впечатление, которое требуется.
Сашка шел по штреку уверенно, обдумывая, что именно собирается сделать наверху и каким образом будет держать себя по возвращении, потому что именно тогда игра вступит в решающую фазу – или ему удастся без каких-либо эксцессов разговорить этих ребят и убедить их в неизбежной необходимости принять искателя приключений в свою компанию на равных, или…
Но коридор тянулся и тянулся, вышло разумное время, за которое он должен был подойти к нужному проходу, но его не было. Шульгин остановился, поглядел на циферблат часов, осмотрелся по сторонам.
Все так – шел он уже целых девять минут, а прошлый раз, с грузом, этот путь занял вдвое меньше. Вокруг – те же самые тесаные стенки с явно видимыми следами пиливших некогда камень инструментов. Только на полу – ни единого следа человеческих ног. А ведь они точно были, он специально обратил внимание и даже мельком вспомнил известную песню насчет пыльных тропинок далеких планет.
Значит, он элементарным образом заблудился? Неужели проскочил нужный лаз еще в то время, когда не включил фонарь?
Забавно.
Собирался напугать своих партнеров именно этой опасностью и шантажировать ею, а на крючок попался сам? И где – на полукилометровом отрезке практически прямого штрека?
Так не бывает.
И Сашка сразу почувствовал себя в своей тарелке. Вот и началось. Вернее – проявилось окончательно и безусловно. Он с самого начала ждал, что никакой новой, самостоятельной, независимой от прошлого жизни ему начать не удастся. Не позволят.
Кто?
Это уже другой вопрос. Кто-нибудь. Начиная от Держателей, Антона, той же Сильвии, если ей заблагорассудится.Он все время готовился и ловил признаки чужого вмешательства в свои планы?
Вот сейчас вроде бы нашел. И сразу стало легко и понятно.
Именно в этом режиме они жили последние годы, отрезок времени относительной независимости воспринимался даже с некоторым удивлением…
Теперь нужно подумать.
Когда он бежал с фонарем от виллы в глубину катакомб, то отлично помнил все до них касающееся. В том числе и слова экскурсоводши, что даже партизаны Отечественной войны старательно отмечали, обозначали, огораживали все окрестные ходы и штреки, поскольку заблудиться в катакомбах мог любой, как угодно хорошо их знающий человек.
Действительно, то, что он успел увидеть за двухчасовую экскурсию, внушило ему должное почтение, но чтобы заблудиться вот так, как он сейчас…
Зрительная память у него была если не абсолютная, то очень хорошая. Все четыре поворота, которые ему пришлось сделать, он запомнил. Как и то, что по сторонам главного хода он видел пять или шесть боковых ответвлений. Обратно он шел известным маршрутом, ни в один из этих ходов не сворачивал, и тем не менее…
Был бы с собой компас… А что компас, что бы он показал? Дача стояла на берегу моря. Флигель смотрел на него окнами задней комнаты. Значит – строго на юг. Соответственно, вход в катакомбы из подвала был ориентирован примерно на восток. И что из этого?
Шульгин попытался сосредоточиться. Против желания, несмотря на достаточно отчетливое понимание ситуации, им овладел неожиданный, пока еще не соответствующий обстоятельствам страх.
Иррациональный.
Клаустрофобия, можно сказать.
С иррациональной, а значит, скорее всего со стороны наведенной эмоцией можно и должно бороться.
Из точки, в которой он сейчас находится, следует неторопливо, без паники вернуться задним ходом к месту поворота, к развилке, где он ухитрился уйти с собственного следа.
Сейчас ему казалось невероятным, как он мог так увлечься, что перестал смотреть под ноги.
Сашка опять взглянул на часы. С момента начала его экспедиции прошло уже сорок минут. Время идет неестественно быстро. Все предыдущие мысли и переживания в нормальном режиме не могли занять больше пяти-семи минут.
Теперь – спокойствие. Только эксперимент и точный расчет. Он извлек из-за голенища ботинка универсальный десантный нож, несколькими ударами высек на мягком ракушечнике стены косой крест, рядом нацарапал дату, час и текущую минуту.
Посмотрим, как у нас дальше получится.
Усмехнулся, опять вспомнив Смока Белью. «Рулетка – сама по себе система, и любая другая система против нее бессильна».
Откуда он пришел, сомнений не вызывало. Не спеша, придерживаясь левой рукой стены, он вернулся назад метров на пятьдесят, до первого ответвления, которого, ей-богу, на своем пути сюда не заметил.
Пусть так.
Шульгин подобрал несколько небольших камней, положил их поперек прохода вроде шлагбаума, нанес очередные кресты перед боковым штреком и за ним, двинулся дальше.