Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6

Мой мир пошатнулся. Я смотрел на телефон, чувствуя, как сердце колотится, как будто пытается вырваться из груди. Юто был реален. Я помнил его голос, его слова о саду, его грусть. Я чувствовал вкус его фруктов, чёрт возьми, я держал их в руках. Но Ичиро, человек, которому я доверял больше, чем себе, говорил, что Юто — мираж. Моя рука задрожала, и я стиснул зубы, пытаясь удержать панику, которая подбиралась к горлу.

— Ты ошибаешься, — сказал я, но мой голос был слабее, чем я хотел. — Он был здесь. Я не сумасшедший, Ичиро. Проверь ещё раз. Найди его.

Ичиро вздохнул, и я услышал, как он откидывается в кресле, будто сдаётся.

— Я сделаю, что смогу, — сказал он. — Но, Кенджи… будь осторожен. Если этот парень реален, он скрывается так, что даже Волк не может его найти. А если… — он замялся, и его пауза была как нож, — если его нет, то тебе нужно поговорить с врачом. Не со мной.

Я открыл рот, чтобы возразить, но он быстро добавил:

— Мне нужно идти. Я позвоню, если что-то найду. Отдыхай, Кенджи. Пожалуйста.

Линия оборвалась, и я остался один, с телефоном в руке, который казался тяжёлым, как камень. Токио сверкал за окном, его небоскрёбы дразнили меня жизнью, но палата вдруг стала теснее, стены — ближе, а тишина — громче. Я смотрел на корзину фруктов, на манго, киви, яблоко, которые Юто превратил в чудо, и чувствовал, как сомнение, холодное и липкое, ползёт по спине. Я помнил его — каждый жест, каждое слово. Но что, если Ичиро прав? Что, если Юто — не человек, а призрак, порождённый моим уставшим разумом? Или хуже — что, если он реален, но кто-то стёр его из мира, как будто он никогда не существовал? Я сжал кулаки, игнорируя боль в руке, и почувствовал, как тьма, которую я думал победил в «Жемчужине», возвращается, чтобы забрать меня.

Глава 7

Я вернулся в свой пентхаус в Минато, выписавшись из больницы по собственной просьбе, несмотря на ворчание врачей. Левая рука, всё ещё в лёгкой повязке, горела от ожогов, рёбра ныли при каждом вдохе, но физическая боль была мелочью по сравнению с тенью, что легла на мой разум.

Победа над шайкой Кавамуры в «Жемчужине» спасла «Спрут», но оставила шрамы — не только на коже, но и в душе, где засел Юто Хаяси. Этот худощавый парень с шрамами на руках и даром превращать фрукты в симфонию вкуса был как призрак, которого никто не мог найти. Ичиро обшарил базы данных — Юто не существовало. Доктор Сакамото намекнул, что выписки не было. Медсестра утверждала обратное. Реальность трещала по швам, но я знал: Юто был реален. Я помнил его голос, его грусть, и вкус манго, киви и яблока, сбалансированный до совершенства.

Пентхаус встретил меня тишиной, нарушаемой лишь гулом Токио за панорамными окнами. Чёрный мрамор пола отражал огни небоскрёбов, кожаный диван пах роскошью, а бар с бутылкой «Макаллана» 18-летней выдержки манил. Но я не притронулся к виски.

Я сидел в кресле у окна, глядя на залив, где корабли мерцали, как звёзды. Мои мысли кружились вокруг Юто — его слов о диссонансе мира, его ножа, его глаз, полных тоски. Я видел его шеф-поваром «Баланса», ресторана, где простые ингредиенты станут искусством, но теперь эта мечта казалась миражом.

Я потёр виски, чувствуя, как усталость и сомнения грызут меня изнутри. Что, если Ичиро прав? Что, если Юто — галлюцинация, рождённая болью и стрессом? Я что, схожу с ума? Нет, точно нет!

Дверной звонок вырвал меня из дум. Я встал, морщась от боли в рёбрах, и открыл дверь. На пороге стояла Наоми, её короткие волосы были слегка растрепаны, а тёмные глаза смотрели с привычной смесью заботы и насмешки. В руках она держала бумажный пакет из кафе, пахнущий роллом с угрём и кофе.

— Ты выглядишь, как будто тебя переехал грузовик, — сказала она, входя без приглашения. — Думала, будешь праздновать возвращение домой, а ты сидишь, как монах в трансе. Что стряслось, Кенджи?

Я усмехнулся, но улыбка вышла вымученной. Наоми поставила пакет на кухонный остров, её движения были лёгкими, но взгляд — цепким, как у сыщика. Она знала меня слишком хорошо, и я понимал, что скрыть правду не получится. Я вернулся в кресло, кивком пригласив её сесть на диван напротив.

— Просто… думаю, — сказал я, мой голос был хриплым, усталым. — Много всего навалилось.

Наоми прищурилась, скрестив руки. Она скинула лёгкую куртку, под которой была чёрная водолазка, и села, не сводя с меня глаз.

— Не заливай, — сказала она, её тон был мягким, но настойчивым. — Я тебя знаю. Ты не просто «думаешь». Ты грустишь, и это не из-за рёбер или «Жемчужины». Это тот парень, да? Юто Хаяси?

Я напрягся, мои пальцы сжали подлокотники кресла. Не хотел говорить о Юто — не потому, что не доверял Наоми, а потому, что боялся, что её слова подтвердят мои худшие страхи. Но её взгляд был как прожектор, и я знал, что она не отступит.

— Да, — сказал я наконец, мой голос стал тише. — Юто. Я не могу выкинуть его из головы. Он был реален, Наоми. Я видел его, говорил с ним. Он нарезал фрукты так, что… чёрт, это было как магия. Он говорил о балансе, о диссонансе мира. Очень правильные слова, между прочим, говорил. Я хотел сделать его шеф-поваром, создать ресторан, где он мог бы творить… Много всяких планов было. Но теперь его нет. Ичиро говорит, что такого человека вовсе не существует. Врач намекает, что выписки не было. А я… я знаю, что не сошёл с ума.

Наоми слушала, её лицо смягчилось, но в глазах мелькнула тревога. Она наклонилась вперёд, её голос стал тише, почти успокаивающим, как будто она говорила с раненым зверем.

— Кенджи, — сказала она, — ты прошёл через ад. Пожар, плен, травмы. Ты едва выжил. Усталость, стресс, отравление угарными газами… иногда разум играет с нами. Может, ты видел кого-то, но напутал детали? Больница, лекарства — это могло всё перепутать. Ты не сумасшедший, но, может, Юто — это… не совсем то, что ты думаешь?

Её слова ударили, как холодная вода, и я почувствовал, как гнев вспыхивает в груди. Я выпрямился, игнорируя боль в рёбрах, мой голос стал резче.

— Нет, Наоми, — сказал я, мои глаза сверкнули. — Это не усталость. Я не напутал. Это было реально, как этот диван, как Токио за окном. Он стоял у окна, говорил о саде, о том, что мир полон диссонанса. Я не придумал его. Кто-то стёр его, или он сам исчез, но он был.

Наоми вздохнула, её взгляд был полон сочувствия, но и сомнения. Она встала, подошла к кухонному острову и достала ролл с угрём, поставив его передо мной, как будто еда могла отвлечь.

— Хорошо, — сказала она, её голос был мягким, но с лёгкой насмешкой. — Допустим, он был. Но сейчас его нет, и ты не можешь гоняться за призраком. Ты только что выписался, Кенджи. Дай себе время. «Спрут» ждёт тебя, «Жемчужина» оживает. Может, этот Юто вернётся, а может… ты найдёшь другого гения. Но не теряй себя.

Я смотрел на неё, чувствуя, как её слова, хоть и добрые, бьют по больному. Я знал, что она хочет помочь, но её намёк на усталость, на ошибку, был как нож. Я отвернулся к окну, где огни Токио мерцали, как звёзды, и почувствовал, как тьма, которую я думал победил, подбирается ближе. Юто был реален — он должен быть. Но если нет, то что это значит? Что я теряю не только Юто, но и себя?

Мои пальцы сжали повязку на руке, и я понял, что не остановлюсь, даже если весь мир скажет, что Юто — мираж.

— Спасибо, Наоми, — сказал я тихо, не глядя на неё. — Но я найду его. Я должен.

Она кивнула, её лицо было серьёзным, но глаза — полны тревоги. Она оставила ролл на столе и направилась к двери, бросив напоследок:

— Только не сломай себя, Кенджи. Я не хочу тебя собирать по кускам.

Дверь закрылась, и тишина пентхауса накрыла меня снова, но теперь она была зловещей, как шепот, который говорил: «Юто нет. А ты — следующий».