Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6

— Да, — сказал он, его глаза следили за ветвями сакуры, качавшимися на ветру. — Я чувствую баланс во всём. В людях, в их словах, в мире. Но… его так мало. Всё вокруг — диссонанс. Жадность, ложь, страх… они как специи, которые никто не умеет смешать. Мир хочет горечи, а я… я пытаюсь найти гармонию, но она ускользает.

— Ты прав, — сказал я. — Баланса мало. Но ты его создаёшь. Это… редкость.

Юто посмотрел на меня, его глаза на миг осветились, но затем он покачал головой, его улыбка была горькой.

— Может, — сказал он. — Но создавать баланс в еде проще, чем в мире.

— Господин Мураками! Хаяси! — вновь рявкнула медсестра. — В палаты, сейчас же!

Юто отвернулся к саду, его фигура снова стала одинокой. Я почувствовал, что нашёл не просто повара, а человека, который может изменить всё. Но его слова о диссонансе мира и его грусть были как предупреждение: этот путь не будет лёгким.

Глава 5

Я лежал на больничной койке, всё ещё ощущая вкус манго, киви и яблока, который Юто Хаяси превратил в симфонию. Его слова о «диссонансе» крутились в голове, как заевшая пластинка. Ведь талант! Самый настоящий самородок.

Токио сверкал за окном, мне, несмотря на поздний час, не спалось. Телефон лежал на тумбочке, и я потянулся к нему, морщась от боли в руке. Экран загорелся, и я набрал номер Ичиро. Он ответил после второго гудка, его голос был бодрым.

— Кенджи? — сказал он, и я услышал шелест бумаг на фоне. — Ты должен спать, а не звонить. Наоми меня убьёт, если узнает, что ты опять геройствуешь.

— Забудь про сон, — сказал я, мой голос был хриплым, но твёрдым. — Мне нужна твоя помощь. Срочно.

Ичиро замолчал, и я представил, как он выпрямляется в своём кресле, его усталые глаза становятся острыми. Он знал, что я не звоню просто так.

— Выкладывай, — сказал он. — Что стряслось?

Я кашлянул, оглядев палату, чтобы убедиться, что дверь закрыта.

— Есть один парень, — начал я. — Юто Хаяси. Пациент в этой больнице. Худощавый, лет двадцать пять, шрамы на руках, как от ножей. Он… чёрт, он гений с едой. Нарезал фрукты, которые ты мне принес так, что я чуть не забыл, где нахожусь. Этот вкус… это не просто талант, это мастерство.

— Что ты имеешь ввиду? Просто фрукты нарезал — и уже гений?

— Ты не понимаешь. Он поймал идеальный баланс вкуса. Уж не знаю как. Нюхал фрукты, как зверь. Потом на кусочки нарезал. И все! Но вкус… идеальный баланс во всем — в сладости и кислоте, в консистенции и мягкости. Он просто бог вкуса! Он должен работать в нашем бизнесе. Повар, может, су-шеф. А лучше шеф-повар!

— Кенджи-сан, ты уверен? Так сразу — и шеф-повар? Не зная тебя, я бы подумал, что ты сошел с ума!

— Я хочу, чтобы ты проверил его. Я хочу знать всё — где работал, с кем, почему здесь.

Ичиро хмыкнул, и я услышал, как он стучит по клавиатуре, уже в деле.

— Юто Хаяси, — повторил он, будто записывая. — Шрамы, кулинарный гений. Записал. Ты уверен, что он не просто псих?

— Не псих, — сказал я, стиснув зубы. — Он — наша новая ступень, на уровень выше в кулинарном бизнесе. Думаю, если все срастётся, то это будет революция в мире еды.

— Понял, — сказал Ичиро, его голос стал серьёзнее. — Я пробью его по базам — больницы, трудовые записи, может, соцсети. И… я подключу Волка. Он умеет вынюхивать то, что не лежит на поверхности. Если этот Хаяси был в нашем бизнесе, Волк раскопает его за день.

— Хорошо, — сказал я. — Но осторожно. Если он связан с кем-то вроде Танабэ, мы не знаем, кто за ним стоит. И… Ичиро, никому не говори, даже Наоми. Пока не разберёмся.

— Договорились, — сказал он. — Я начну прямо сейчас. А ты, Кенджи, не лезь в драки, пока лежишь. Твоя рука и так выглядит, как реквизит из фильма ужасов.

Я усмехнулся, несмотря на боль, и почувствовал, как напряжение чуть отпустило.

— Без тебя разберусь, — сказал я. — Держи меня в курсе. И… спасибо.

— Всегда, — сказал Ичиро, и я услышал его улыбку, прежде чем он повесил трубку.

Я положил телефон на тумбочку, чувствуя, как усталость накатывает, но сон был далёк.

Я некоторое время лежал на больничной койке, уставившись в белый потолок, который казался бесконечным, как пустыня. Запах антисептика въедался в ноздри, а пикание монитора у кровати отсчитывало время, будто напоминая, что я всё ещё жив. Моя рука, обмотанная бинтами, ныла от ожога, рёбра болели при каждом вдохе, но это было не самое худшее. Хуже была тишина — эта проклятая тишина больничной палаты, которая давила, как бетонная плита. Токио сверкал за окном, его небоскрёбы дразнили меня жизнью, от которой я был отрезан, и я чувствовал, как мой разум, привыкший к движению, к пазлам, к борьбе, начинает задыхаться.

Я закрыл глаза, и передо мной снова возник Юто Хаяси — худощавый парень с растрёпанными волосами, шрамами на руках и глазами, в которых тлела какая-то тоска. Его руки, танцующие с ножом, нарезали манго, киви и яблоко с такой точностью, будто он писал музыку. А вкус… чёрт, этот вкус был как откровение. Сладость манго, терпкость киви, хруст яблока — всё в идеальной пропорции, как будто он знал секрет, который мир забыл. Юто назвал это балансом, и я не мог выкинуть его слова из головы. «Еда честна», — сказал он, и я чувствовал, что он прав. В отличие от людей, от бизнеса, от всей этой грязи, что я выгребал в «Жемчужине», еда не лгала.

Я потянулся к тумбочке, морщась от боли, и взял яблоко из корзины, которую притащил Ичиро. Оно было простым, чуть потёртым, с красным боком, но я смотрел на него, как на вызов. Откусил. Ну да, обычное яблоко, ничем не примечательное.

Я представил ресторан — маленький, без неона и мрамора, без ВИП-залов и заоблачных цен. Никаких деликатесов, никаких трюфелей, икры или мраморной говядины. Только простые ингредиенты — рис, картофель, морковь, яблоки, рыба с утреннего рынка. Но каждое блюдо выверено, как формула, где каждый кусочек, каждая крупинка, каждый грамм специй сбалансированы до совершенства. Как у Юто. Я видел столы, за которыми люди — не критики, не богачи, а обычные люди — едят и замолкают, потому что вкус рассказывает им историю. Название пришло само: «Баланс». Ресторан, где еда — не понты, а правда.

Я усмехнулся, чувствуя, как идея зажигает меня, несмотря на боль. «Спрут» был моей империей, но он был тяжёлым — интриги, предательства, как в «Жемчужине», где я чуть не сгорел. «Баланс» будет другим. Я найду Юто, вытащу его из этой больницы. Его дар, его чувство пропорций — это то, что сделает ресторан живым.

Не спиться.

Я не мог ждать. Не мог лежать, пока эта идея, как искра, не разгорелась в пламя. Юто был ключом, и я должен был поговорить с ним. Сейчас.

Я медленно сел, игнорируя боль в рёбрах, и спустил ноги с кровати. Пол был холодным, но это отрезвило. Накинув больничный халат, я сунул телефон в карман и, стараясь не шуметь, выскользнул в коридор. Больница спала, только мягкий свет ламп и далёкий гул лифта нарушали тишину. Мои шаги, хоть и осторожные, эхом отдавались от мраморного пола. Я направился к большому окну в конце коридора, тому самому, где днём стоял Юто, глядя на сад сакуры. Что-то подсказывало, что он будет там.