Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6

Я вернулся к Наоми, которая стояла у стойки, наблюдая за залом. Она показала мне телефон — Аяко удалила свой пост про икру и заменила его новым: «Танец сакуры в „Жемчужине“ — это магия. Юто Хаяси, ты гений! #ГастрономияТокио». Я выдохнул, чувствуя, как напряжение отпускает, но не до конца.

— Ты спасла нас, — сказал я, глядя на неё. — И Юто… он был настоящим.

Наоми улыбнулась, но её глаза были серьёзными.

— Он был собой, Кенджи, — ответила она. — Но что-то было не так с икрой и юдзу. Это не ошибка Юто. Кто-то играет против нас.

Я кивнул, мои мысли уже кружились вокруг Акиры и его слишком невинного лица. «Танец сакуры» стал триумфом, гости аплодировали, а Сакамото явно изменил мнение. «Золотая Вилка» была впереди, и я не собирался дать кому бы то ни было сломать наш баланс.

Ужин в «Жемчужине» закончился, и зал опустел, оставив за собой лишь эхо смеха и звон бокалов. Гости разошлись в приподнятом настроении, всё ещё обсуждая «Танец сакуры», который Юто подал с такой страстью, что даже Чжоу Сакамото, токийский критик, ушёл с лёгкой улыбкой. Аяко, блогерша, заполнила соцсети восторженными постами, а владелец «Ханами Палас» намекнул на сотрудничество. Наоми сияла, но я не мог разделить их радости. Я стоял в кабинете на втором этаже, глядя на тёмные окна Токио, и хмурился. Что-то было не так с «Эхо моря», и Юто тут ни при чём. Металлический привкус икры, испорченный юдзу — это не его ошибка. Кто-то подставил нас, и я собирался выяснить, кто.

Я спустился в комнату охраны, где хранились записи камер. Экран мерцал, показывая кухню за несколько часов до ужина. Повара сновали туда-сюда, Юто проверял ингредиенты, Хиро суетился у плиты. Но моё внимание привлек Акира. Он задержался у ящика с икрой форели, его руки двигались слишком медленно, будто он что-то прятал. Он оглянулся, убедился, что никто не смотрит, и провёл там почти минуту — слишком долго для простого осмотра. Я перемотал запись назад, затем вперёд, но угол камеры не давал чёткой картины. Доказательств не было, только подозрение, которое жгло, как уголь в груди. Акира казался идеальным: вежливый, исполнительный, но что-то в его взгляде — слишком скользком, слишком расчётливом — не давало мне покоя.

Я вызвал Волка по рации. Он вошёл через минуту.

— Проблема? — спросил он, голос был низким, как гул мотора.

— Возможно, — ответил я, ткнув пальцем в экран, где замер кадр с Акирой. — Этот парень, Акира. Он слишком долго возился с икрой перед ужином. И юдзу испортили. Я не верю в совпадения, Волк. Усиль контроль на кухне. Поставь ещё одного человека на вход в хранилище и следи за Акирой. Не спугни его, но я хочу знать, что он делает. Каждый шаг.

Волк кивнул, его лицо не дрогнуло.

— Сделаю, босс, — сказал он и вышел, уже набирая кого-то по телефону.

Я вернулся в кухню, где Юто всё ещё был, несмотря на поздний час. Он стоял у стола, нарезая имбирь для нового соуса, его движения были такими же точными, но я заметил, как он дважды понюхал ломтик, прежде чем отложить. Успех «Танца сакуры» вдохновил его — я видел это в том, как он выпрямил плечи, как его глаза загорелись, когда гости аплодировали. Но провал с икрой подточил его уверенность. Он проверял каждый ингредиент, открывая банки с мисо, нюхая травы, как будто боялся, что они предадут его снова. Его баланс, за который он так боролся, был под ударом, и это разрывало мне сердце.

— Юто, — сказал я, подходя ближе. — Поздно уже. Иди домой, отдохни. Меню для «Золотой Вилки» уже идеально.

Он поднял взгляд, его лицо было усталым, но упрямым.

— Ещё немного, Кенджи, — ответил он тихо. — Я хочу быть уверен. Сегодня… что-то пошло не так. Я должен понять, что.

Я хотел сказать ему, что это не его вина, что кто-то играет против нас, но не стал. Он не нуждался в моих подозрениях — ему нужен был покой, чтобы творить. Я кивнул, сжав его плечо.

— Завтра продолжишь, — сказал я. — Мы справимся. Ты справился сегодня, и справишься с «Вилкой».

Юто слабо улыбнулся, но его руки всё ещё держали нож, как спасательный круг. Я вышел из кухни, бросив последний взгляд на него, и почувствовал, как решимость затвердевает внутри. Кто-то — Акира, «Курама», или сам Кобаяси — пытался сломать нас. Я смотрел на Юто, на его сосредоточенное лицо, и поклялся себе: я защищу «Жемчужину» любой ценой. «Золотая Вилка» была нашим шансом, и я не позволю никому украсть его у нас.

Глава 17

Акира Танака рос в тесной квартире на окраине Токио. Стены здесь пахли сыростью, а свет фонарей едва пробивался сквозь мутные окна. Его семья была бедной — отец ушёл, когда Акире было пять, мать умерла от рака, когда ему исполнилось двенадцать. Осталась только младшая сестра, Мика, с её хрупким телом и хронической болезнью лёгких, которая приковывала её к кислородному баллону. Мика была единственным светом в жизни Акиры. Её глаза, большие и ясные, несмотря на боль, всегда смотрели на него с верой. «Ты сделаешь что-то великое, Аки-нии», — говорила она, когда он приносил ей мангу или дешёвый рис с соусом, купленный на последние йены. Она была единственной, кто верил в него, когда он решил пойти в ресторанный бизнес.

Акира с детства любил готовить. В восемь лет он научился варить мисо-суп из остатков, которые мать приносила с работы. К пятнадцати он жарил лапшу в соседней забегаловке, где хозяин орал на него за каждый подгоревший кусок. Акира стискивал зубы, мыл посуду до рассвета и учился. Он наблюдал за поварами, подмечал, как они режут рыбу, как мешают соус, и повторял их движения дома, пока Мика спала. Он мечтал о кухне, где его еда будет значить что-то, где он сможет заработать достаточно, чтобы оплатить лечение сестры. Но забегаловки, где он работал — грязные раменные в Синагаве, уличные ларьки с якитори, кафе с переваренным кофе, — были далёкими от мечты. Его руки покрывались мозолями, спина ныла, но он не сдавался. Мика ждала его дома, и её улыбка была единственным, что держало его.

В двадцать три года Акира услышал о вакансии в «Жемчужине», ресторане корпорации «Спрут», который гремел в Токио благодаря новому шеф-повару, Юто Хаяси. Он знал, что это его шанс. Он потратил последние сбережения на приличную рубашку, выучил рецепты из старых кулинарных книг и явился на собеседование, сжимая в кармане фотографию Мики. Наоми, управляющая, посмотрела на его потрёпанный вид, но дала шанс, впечатлённая его рвением. Когда Акира вошёл в кухню «Жемчужины», он почувствовал, как сердце бьётся быстрее. Это было не просто место работы — это была сцена, где он мог доказать, что он больше, чем парень из трущоб.

Он старался изо всех сил. Чистил креветки до идеала, нарезал овощи так, чтобы Юто кивнул с одобрением, запоминал каждое слово шефа о балансе вкусов. Юто был строгим, но справедливым, и Акира, несмотря на усталость, чувствовал, что учится. Он начал посылать деньги на новые лекарства для Мики, и её кашель стал реже. Впервые за годы он видел свет в конце туннеля. Но долги за лечение росли, а больница требовала всё больше. Акира работал ночами, брал смены, но этого было мало. Мика, лёжа в постели, шептала: «Ты уже герой, Аки-нии. Не гонись за многим». Но он не мог остановиться. Он хотел дать ей жизнь, а не выживание.

Однажды, после смены, к нему подошёл человек в тёмном пальто. Он назвался представителем «Курама Фудс» и предложил деньги — больше, чем Акира видел за всю жизнь. Взамен нужно было лишь «помочь» в «Жемчужине». Акира смотрел на конверт, чувствуя, как жадность и страх борются внутри. Он думал о Мике, о её бледном лице, о счёте за кислород, который он не мог оплатить. Он согласился, и с тех пор его руки, когда-то чистившие креветки для Юто, начали подменять ингредиенты, а слова — сеять сомнения среди поваров. Он ненавидел себя, но каждый раз, видя улыбку Мики, говорил себе, что это ради неё. Акира Танака, парень из трущоб, оказался в ловушке, где его мечта о величии стала инструментом чужой игры, и он не знал, как выбраться.