Время перемен

– Их армада разгромлена, – посмотрев на товарища, продолжил Наполеон.

– Что?!?!? – хор удивлённых голосов полицейских в этот момент был не хуже церковного хора.

– Флагман ящеров, – продолжил кот-оборотень, сочувствующе глянув на Мэтта, – тоже уничтожен. И сейчас по всей планете опускаются их спасательные капсулы…

– Но это… Хорошая новость, – сказал Гордон, но тут же осёкся, заметив перемену в настроении Мэтта.

– На этом флагмане… Там были стражницы! – выкрикнул он. Горе накрыло его подобно гигантской волне, смыло все барьеры. Сердце… болело. Нестерпимо. Казалось, что эта боль в одно мгновение выжгла его душу дотла, не оставив ничего. Крик вновь вырвался из его груди! Такой сильный, что юноша закашлялся. – Как?!? – кричал он. – Как это могло случиться, Вилл?! Я не хочу в это верить! Это не правда! Нет! – кричал он, а люди и Регенты, ошарашенные столь внезапной и бурной переменой в Мэтте, молчали. И сочувствовали. Никто не решался сказать или сделать что-либо, чтобы успокоить его. Потому, что успокоить его сейчас было невозможно…

– Мэтт, я…, – начал было Наполеон, но юноша прервал его:

– Молчи! Ты говорил, что они живы! Ты всегда говорил, что они выжили! И я верил тебе! Хотел верить, хотел, чтобы ты был прав! Но ты не был прав! И никакие слова теперь этого не изменят! Их нет… Ты понимаешь это? Их… нет…, – последние слова были сказаны почти шёпотом, и Мэтт опустился на пол, словно его вдруг «выключили». – Их больше нет, – прошептал он, вытирая слёзы рукавом. – И виноваты в этом не ящеры, а мы, люди… наши корабли… Какой теперь во всём этом смысл? – он поднял взгляд и оглядел всех, кто были здесь, словно ища помощи и поддержки. Ведь каждый из присутствующих здесь был в таком же положении, что и он. Наверняка каждый потерял родных и близких. Но как, как они смогли так быстро с этим примириться? Как смогли принять? Мэтт не мог себе этого представить…

– Молодой человек, – сказал вдруг Гордон, подходя и садясь рядом с юношей. – Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Все мы понимаем. Потому, что чувствуем то же самое… Всем нам сейчас больно. Все мы кого-то потеряли… Но мир не станет лучше, если мы будем убиваться горем, корить себя за то, что не могли им помочь или делать еще что-то в этом роде… Я не хочу сказать, что мы должны забыть о тех, кто ушёл в мир иной. Нет. Мы всегда должны хранить память о них в наших сердцах. Но подумайте, мистер Олсен – разве наши родные и близкие, наши друзья хотели чтобы мы так горевали о них? Разве они бы хотели, чтобы мы страдали из-за того, что они ушли? Разве Вилл Вандом и её подруги хотели бы этого?

– Я… нет, – покачал головой Мэтт.

– Нет, – согласно кивнул комиссар. – Я тоже считаю, что они бы не хотели этого. Каждая из них боролась за благо этого мира, за тех, кто был дорог, за то, чтобы сделать мир лучше. За вас, мистер Олсен. За меня. За каждого человека здесь, на Земле и в других мирах. Только подумайте, сколь чисты были их души и сколь велики сердца, раз они были готовы отдать свои жизни ради всех нас. Я думаю, они хотели бы, чтобы этот мир стал лучше, чтобы всё было хорошо… Чтобы вы были счастливы, мистер Олсен. Чтобы вы не убивали себя горем, а продолжали дело стражниц и Регентов…

– Откуда вам знать? – горько спросил юноша. Но голос его уже не был так пронизан горем. Конечно, скорбь владела его сердцем, но теперь всё было не так, как ещё пару минут назад. Слова комиссара, казалось бы такие простые и даже слегка сумбурные, почему-то успокаивали юношу.

– Я общался с Вильгельминой Вандом, – ответил Гордон. – Недолго. Но этого хватило, чтобы понять – она человек с чистым сердцем и очень доброй душой. И друзья её – тоже.

– Вилл и девочки…, – задумчиво, будто говоря с самим собой, произнёс Мэтт. – Они… действительно такие… Ирма, вечно весёлая душа компании. Тарани – голос разума для остальных… Корнелия, такая спокойная и уверенная… Хай Лин… а ведь в душе она так и осталась маленькой девочкой, непосредственной и любопытной… И… Вилл, – произнеся последнее имя, Мэтт на мгновение замолчал. – Я никогда… не…, – он не мог говорить дальше.

– Я понимаю, – кивнул комиссар. – И мы их не забудем, – Гордон посмотрел на подчинённых. – Никто не забудет. А сейчас, Мэттью Олсен, несмотря на большое горе, что вы переживаете, постарайтесь взять себя в руки и ответить на один вопрос – вы готовы выступить вместе с нами против врагов, которых хотели остановить стражницы? Вы вместе с Регентами готовы идти против ящеров, чтобы завершить начатое вашими друзьями?

Мэтт вздрогнул – резкая смена тона комиссаром подействовала на юношу отрезвляюще. Апатия и безразличие, нахлынувшие на него, разбились вдребезги о волю Джима Гордона, желавшего во что бы то ни стало привести парня в чувство. Но больше всего Мэтта зацепили последние слова комиссара – ведь дело, начатое Вилл и вправду ещё не закончено! А она вместе с подругами отдала жизнь, чтобы остановить пришельцев! Эта жертва не должна быть напрасной! В память о ней и её подругах, в память о своей любви он должен сделать то, что хотела сделать Вилл – он остановит ящеров! И не успокоиться, пока хоть один из них будет ходить по земле!

– Да, я готов, – твёрдо и уверенно сказал Мэтт, вставая. – Пора с этим покончить, – он кивнул на «корчащуюся» в судорогах изменений и трансформаций площадь перед музеем, вид на которую открывался через полуразрушенный холл.

– Рад это слышать, друг мой, – улыбнулся комиссар. – Полагаю, у вас есть мысль как это сделать?

– У нас есть знания ящера, – безстрастный взгляд в сторону лежащего ничком трупа пришельца в бронекостюме, – и его генератор законов. Теперь мы знаем, как им управлять и можем перенастроить на поддержание наших Законов. Тогда можно будет легко пройти туда и отключить генератор капсулы…

– Делайте что считаете нужным, – кивнул Гордон. – Но в капсуле наверняка есть система связи или наблюдения вроде нашей GPS, с помощью которой можно узнать, где в Хитерфилде сели остальные капсулы.

– Вы правы, есть. Я посмотрю, – кивнул юноша, потянувшись к паукообразному устройству на поясе ящера.

– Стой! – руку его внезапно перехватил Наполеон. – Я пойду.

– Что? – оглянулся Мэтт.

– Я слышу твои мысли, – показал «чеширскую» улыбку кот. – Тебе лучше остаться. Я сам со всем управлюсь.

– Ты не понимаешь – я должен это сделать! – чётко проговорил юноша, попытавшись освободиться. Но в человеческом облике он был слабее оборотня.

– И зачем? Что ты будешь делать, когда узнаешь, что за корабль уничтожил флагман и откуда он перед этим вылетел? Что? Тешишь себя мыслью о мести? Нет? Просвети меня!

– Я…, – осёкся Мэтт. Он и вправду думал – пусть и в затаённых глубинах сознания – о том, что мог бы отомстить тем, кто управлял кораблём, сразившим флагман Шао’ссоров. И эта тайная мысль была так притягательна, обволакивала сознание, рисуя картины справедливой расправы над виновными в смерти стражниц… Но сейчас, обратив на это внимание и словно посмотрев на себя со стороны, юноша ужаснулся тому, что оказался способен даже думать об этом! Это было на него совсем не похоже! – Я… прости меня, друг. Простите меня все, – понурил он голову. – Не знаю, что на меня нашло.

– Бывает, – отпустил его руку Наполеон. Но он всё ещё был настороже – ему показалось, что он почувствовал в Олсене какую-то странную перемену… Что-то чужое… а потом вдруг всё стало как обычно. Это настораживало, ведь Наполеон хорошо знал юношу. И он знал, что это не тот человек, который бы стал мстить. Возможно, это из-за извлечения памяти ящера? Кот бросил взгляд на юношу, и с мрачным видом глядевшего себе под ноги. На мёртвого ящера.

«Хагглз, присмотри за ним», – бросил он телепатическую просьбу. Хагглз едва заметно кивнул. Тогда Наполеон снял с пояса ящера «паука» и быстро проделал с ним ряд манипуляций – тут же вокруг Регента возникло колышущееся марево, которое исчезло через пару секунд.

– Всё. Готово, – сказал он, обращаясь ко всем.

– Вы знаете, что делать, – кивнул Гордон.

– Надеюсь, – усмехнулся кот и растаял в воздухе, словно подражал своему чеширскому собрату.

Потянулись напряжённые минуты ожидания. Одна, две, три… Казалось бы – что может быть проще, чем отключение генератора капсулы инопланетян, когда сам знаешь как это сделать. Но прошло не менее десяти минут прежде, чем творящиеся на площади метаморфозы начали затихать и, в конце-концов, прекратились совсем…