Время перемен

– Вилл, я думала, что уже никогда не увижу тебя, – рыдая, говорила Сьюзан. – Когда я узнала, что корабль, на который вы отправились, взорван, я…

– Всё нормально, мам, мы здесь. Мы вернулись, как и обещали, – глядя женщине в глаза отвечала Вилл, и на душе у неё становилось теплее. Страхи отступали.

– Оставим их, – телепатически передала подругам Тарани. А затем позвала:

– Мистер Барретт…, – псионик вышел за дверь вместе со стражницами. Он уже знал, о чём его спросят. И впервые в жизни ему было больно отвечать правду на такой вопрос.

– Скажите, что здесь случилось? – закрыв двери медотсека спросила Тарани у Эдгара. Тот помедлил.

– Наш план атаки пошёл псу под хвост, – наконец тяжело вздохнул он. – Поначалу всё шло как надо – мы даже сумели серьёзно повредить флагман, но потом…

– Ящеры включили какое-то поле, – кивнула Корнелия, нервно сжимая руки в замок. – Мы тоже это почувствовали…

– Тогда вам повезло, что вы ещё живы, – сказал негр. – Более половины всех, кто участвовал в атаке погибли из-за этого поля. И если бы не Крутов, смертей было бы ещё больше.

– Сергей Иванович Крутов здесь? – удивилась Хай Лин. Она понимала, как глупо выглядит попытка отсрочить неизбежное, но…

– Он со всего пятью кораблями разгромил врага… А потом оказал выжившим медицинскую помощь. Но мне кажется, вы совсем не это хотели узнать, – произнёс Барретт.

– Да, – ответила за всех Ирма. – Что… с нашими семьями?

Баррет молчал. Дольше, чем обычно. Хотя ему казалось, что он сможет рассказать этим девочкам всё, но теперь он понял – это было не так. Наступил его предел.

– Почему вы молчите? – требовательно и в то же время с дрожью в голосе спросила Тарани.

– Он молчит потому, что понял, чего он сделать не в силах, – раздался вдруг совсем рядом суровый и в то же время по-дружески тёплый голос. Джейкоб Симмонс был здесь! А вместе с ним и Сергей Иванович Крутов.

– Капитан… неужели…, – холодея от ужаса, произнесла Хай Лин.

– Пойдёмте, – тихо сказал Симмонс. – Вам лучше всё увидеть самим…

И в это же мгновение двери медотсека с грохотом распахнулись – Вилл бежала к подругам со слезами на глазах… Сейчас это были слёзы скорби и сочувствия.

– Девочки…, – только и сумела вымолвить она, обняв Ирму, Хай Лин и Корнелию.

– Вилл, ты что-то знаешь? Скажи, что? – надрывным голосом просила Корнелия. Но Вилл не смогла ответить. Лишь смотрела на Симмонса умоляющим взглядом. Капитан покачал головой.

– С прискорбием вынужден сообщить, что Томас Лэр, – произнёс он, и Ирма замерла, а сердце её сжалось от боли, – Ян Лин, – продолжил капитан, и у Хай Лин всё в душе похолодело, – и Лиллиан Хейл, – Корнелия как подкошенная рухнула на колени, – погибли, – закончил капитан, и в ту же секунду по коридору разнёсся истошный вопль скорби и горя…

Дальнейшие события девочки помнили смутно. Горе, захлестнувшее их, почти полностью поглотило и растворило в себе души юных стражниц. Они рыдали. Кричали. Не хотели верить. Даже когда Симмонс, взявший на себя столь тяжёлое бремя, привёл их в морг. Даже когда они увидели… Не хотели верить. Отказывались. Но всё-равно не могли не понимать того, что от их желаний уже ничего не зависит. Острая, жгучая, тянущая боль разрывала их сердца, когда одну за другой Симмонс лично открывал ячейки с телами…

Томас Лэр…

Ян Лин…

Лиллиан Хейл…

Что здесь можно было сказать? И поэтому никто ничего не говорил ибо никакие слова сейчас не имели значения. А девочки предавались горю, оплакивая своих родных, навсегда покинувших этот мир.

Семьи стражниц тоже были здесь. Как и Джулиан с Калебом. Мать крепко-крепко обнимала Корнелию, и обе они рыдали. А мистер Хейл был с ними. И тоже плакал.

Крис сидел на полу, отвернувшись от всех к стене и тихо хныкал. Ирма и Анна, несмотря на то, что слёзы им самим застилали глаза, пытались его успокоить.

А вот Хай Лин, казавшаяся самой ранимой, была спокойна, вернее – выглядела таковой. Она сидела рядом с Ян Лин и просто смотрела на неё безконечно долгим взглядом. Родители девочки тоже казались на удивление спокойными. Но это была лишь видимость. Дань традициям страны, в которой было не принято проявлять свои чувства слишком открыто и бурно. На самом же деле сейчас их одолевали те же чувства, что и остальных.

А Вилл и Тарани… Они не могли без слёз смотреть на горе своих подруг. Они пытались утешить, хотя бы просто взглядом, а не словом… Но всё было без толку. Да они и сами это понимали. А Сьюзан и члены семьи Кук – они стояли в стороне. Как и Симмонс, не проронивший больше ни слова. Как и Крутов с Барреттом, которым тоже было нечего сказать. Как и Калеб с отцом.

Сьюзан и семья Кук уже выражали соболезнования, как только узнали. Раньше или позже. Как и капитан. Но сейчас, когда стражницы вернулись и были буквально убиты горем, их родные тоже не выдержали. Слишком глубоки были эти раны в их сердцах, слишком свежа память об умерших.

Но вот когда начало казаться, что сам воздух уже пропитался горем и печалью, это хрупкое хрустальное равновесие забытья было разбито на тысячи осколков:

«Внимание! Капитан Симмонс, вы срочно нужны на мостике!» – громом среди ясного неба прохрипел динамик громкой связи, заставив всех вздрогнуть от неожиданности.

– Прошу прощения, – извинился капитан, и уже собрался уходить, как вдруг остановился и посмотрел на Барретта и Крутова. – Думаю, вам тоже следует пойти со мной, – сказал он.

– Согласен, – кивнул Эдгар, и все трое вышли, оставляя стражниц с семьями наедине с их личным горем.

Когда же они ушли, и дверь за ними затворилась, то молчание длилось ещё какое-то время. Ещё какое-то время лились слёзы и оплакивались умершие… Кто-то даже читал молитву за упокой… Но так не могло продолжаться вечно, ибо горе, как и любое другое духовное состояние человека… ну, почти любое, имеет свойство уж если не ослабевать со временем, то по крайней мере притупляться, переставая быть столь острым. И первой почувствовала это Хай Лин. Возможно потому, что у её народа издавна отношение к смерти было несколько иным, чем у европейцев.

– Он был прав, – прошептала она, и слезинка скатилась по её щеке. И, хотя она говорила шёпотом, все услышали её. – Он сказал, что нам ещё предстоит испить чашу отчаяния до дна, – девушка обернулась, посмотрев на всех, кто был здесь. В душе её поселилась боль от утраты столь близкого человека, каким для неё и остальных стражниц была Ян Лин. Добрый друг и мудрый наставник. Сейчас в памяти Хай Лин одно за другим вспыхивали с особенной яркостью все воспоминания о времени, проведённом с бабушкой, начиная с самого первого дня, который она помнила. И вспоминая эти драгоценные мгновения своей жизни волшебница чувствовала, как на душе становится спокойнее.